жизнью, которую в свою очередь утверждает мысль. У нас не осталось даже представления об этом досократическом единстве мысли и жизни. Остались лишь те примеры, где мысль обуздывает и калечит жизнь, переполняя её мудростью, или те, где жизнь берёт своё, заставляя мысль безумствовать и теряясь вместе с ней. Не осталось иного выбора : либо ничтожная жизнь, либо безумный мыслитель. Либо жизнь слишком мудрая для мыслителя, либо мысль слишком безумная для человека здравого .
1.2 Философский нигилизм.
Для философии Ницше нет готового названия типа «идеализм», «реализм» или даже «экзистенциализм». Иногда он говорил о своей философии как о «нигилизме» являющемся центральным понятием его философии. В его ранних работах содержатся идеи, которые как эхо, отзываются в его поздних книгах, как будто все они уже содержались в этих первых.
Его мысль постоянно пульсирует, так что из любого отдельно взятого фрагмента его текста может быть реконструирована почти вся полнота его философии.
Слово «нигилизм» означает негативность и пустоту; фактически же оно указывает на два направления мысли, которые, несмотря на отличие от позиции самого Ницше, тем не менее сохраняют с ней частичное сходство. Нигилизм пустоты, в сущности, идет от буддийского или индуистского учения, согласно которому в мире, в котором мы живём и который, как кажется, мы знаем, нет ничего от изначальной реальности и наша приверженность ему есть приверженность иллюзии. Реальность сама по себе не имеет ни имени, ни формы, а то, что имеет имя и форму, - это всего лишь приносящая страдание иллюзия, которой все разумные люди хотели бы избежать, если бы осознавали её в качестве приверженности к мнимому и знали бы путь избавления. Жизнь лишена смысла и назначения, она представляет собой нескончаемую смену рождений и смертей, затем новых рождений, так, что постоянно вращающееся колесо существования вечно движется в никуда. Поэтому если нам требуется спасение, то нам следует стремиться именно к спасению от жизни. Этот восточный пессимизм, представленный в Европе философией Артура Шопенгауэра, основывается на совокупности метафизических положений, очень похожих на те, которые выдвигал Ницше. Он говорил, что « старался с какой-то загадочной алчностью продумать пессимизм до самой глубины и высвободить его из полухристианской, полунемецкой узости и наивности, с которой он предстал напоследок в этом столетии». Он, однако не согласился с выводами, сделанными Шопенгауэром и восточными философами. Ницше добавляет, что, кто бы ни анализировал пессимизм « тот, быть может… сделал доступным себе, даже помимо собственной воли, обратный идеал : идеал человека, полного крайней жизнерадостности и мироутверждения ». Ницше оказался способен – на основе метафизического нигилизма самого бескомпромисного типа – обосновать тот подход к жизни, который своей утверждающей силой в любом отношении противоречил нигилизму как пустоте : это его « новый путь к «Да».
Нигилизм негативности представлен движением и известным как нигилизм; он процветало в последние десятилетия девятнадцатого века в Европе. Особенно в России 50-60-х годов, и получило своё наиболее известное выражение в романе И.Тургенева « Отцы и дети» (1861). Русский нигилизм, в сущности, представлял собой негативную и деструктивную установку по отношению к совокупности моральных, политических и религиозных учений, которые нигилисты воспринимали как ограниченные и обскурантистские. В противовес своим старшим современникам нигилисты заявляли, что они верят в ничто, хотя конкретно это означало, что они утратили доверие к убеждениям, вкусам и установкам старшего поколения, а заодно и к их авторитету. Они верили в реальный факт, причем делали это некритически, неразборчиво, встав на позицию вульгарно – материалистически интерпретированной науки.
Нигилизм Ницше представляет собой не идеологию, а метафизику, и ни в каком другом отношении его отличие от нигилистов не является столь заметным, как в его трактовке науки. Её он рассматривает не как хранилище истин или метод их открытия, а как набор удобных фикций, полезных соглашений, который не в большей степени укоренен в реальности, чем любой другой альтернативный ему. И она не в большей, но и в не меньшей степени, чем религия, мораль или искусство, была проявлением того, что он назвал «волей к власти», а именно неким импульсом и порывом навязывать хаотичной, в сущности, реальности форму и структуру, трансформировать её в доступный человеческому пониманию мир до тех пор, пока он не станет удобным для нас. Но это было её единственным оправданием, ибо любая другая навязанная форма, отвечающая той же цели, в той же мере была бы оправданной; содержание здесь значит не более чем функция, а фактически не значит ничего. И в соответствии с данной теорией истины, которая была его собственной, Ницше обязан был сказать, что он ни во что не верил, поскольку в силу метафизической честности не был на это способен.
Соответственно, его нигилизм был глубоким и всеобщим, по сравнению с таким нигилизмом соперничество русских нигилистов с объявленными ими идеологическими противниками было лишь проявлением борьбы за власть и форму, которая, на взгляд Ницше, везде и всегда характеризует человеческую жизнь. В некотором смысле это было единственной характеристикой, которую он готов был приписать вселенной в целом, так как и её он рассматривал как поле вечной борьбы одной воли с другой.
Обе ницшенианские формы нигилизма во многом проистекают из одной и той же установки. Каждая исходит из убеждения, что в мире должен быть некий порядок или внешняя цель. Нигилизм пустоты, шопенгауэровский нигилизм, предполагающий некоторую перспективу, становится удобным, находящимся «в согласии с целями, установленными извне». Подобный нигилизм есть выражение разочарования ввиду отсутствия такой цели, в то время как на деле именно то состояние ума, которое требует цели, и должно быть преодолено. После его преодоления исчезают основания для пессимизма и отчаяния. Человек преодолевает свою досаду на скупость доброй волшебницы, когда начинает понимать, что не существует никакой доброй волшебницы, которая была бы либо щедрой, либо скупой. Русский нигилизм, между тем, типичен для мысли, которая также проистекает из только что отмеченной привычки доверять внешнему авторитету для определения цели в жизни, то есть «научившись не доверять какому-то одному авторитету, он стремился найти другой», в данном случае науку. Ведь людям трудно действовать в этом мире, не предполагая того или иного внешнего источника авторитета и значимости, «если не Бога и не науку, то совесть, разум, общественный инстинкт или историю», рассматриваемые как «имманентный дух с присущей ему целью, на чью милость можно положиться». В этом состоит общая направленность человеческого ума, которая, согласно Ницше, находится в изначально опасном противостоянии со способностью воображения, ибо она стремится установить некий целевой каркас, найти основание значимости в самом мире, нечто объективное, чему люди смогут подчиниться и в чем они смогут найти смысл для самих себя. Нигилизм пустоты в качестве настроя мысли и психологического состояния возникает как прямое следствие осознания или всего лишь подозрения, что в действительности такой вещи просто не существует, не существует мирового порядка, составными частями которого мы бы являлись, а также что наша целокупная ценность проистекает из определенной зависимости от этого порядка.
Утверждение, что мир лишен ценности, отнюдь не означает, что он обладает низкой ценностью на шкале ценностей, подобно тому, как когда мы говорим, что нечто малоценно или вообще не представляет ценности, скорее, это совсем не та вещь, о которой логически осмысленно говорить, что она либо обладает небольшой ценностью, либо ей присуща та или иная высшая ценность. Ценности не более применимы к миру, нежели вес к числам, ибо сказать, что число два невесомо, не означает сказать, будто оно очень легкое, а означает то, что ему вообще бессмысленно приписывать какой-либо вес. Строго говоря, то,
Что мир лишен ценности, вытекает из факта, что в нём нет ничего такого, что имело бы смысл считать обладающим ценностью. Там нет порядка, ни цели, ни вещей, ни фактов, вообще ничего, чему могли бы соответствовать наши убеждения. Так что все наши убеждения ложны. Ницше рассматривает как «крайнюю форму нигилизма – прозрение того, что каждое убеждение, каждое принятое -за- истинное необходимо ложно, ибо вообще не существует истинного мира».
Нигилизм Ницше имеет мало общего с обычными политическими коннотациями данного термина и под «нигилизмом» он подразумевал полностью лишенную иллюзий концепцию мира, до которой он мог себе это представить. Мир враждебен не потому, что он или нечто отличное от нас имеет свои собственные цели, но потому, что он безразличен к тому, во что мы верим, к тому, на что мы надеемся. Признание и принятие данного ужасного факта отнюдь не должно означать «отрицание, нет, волю к ничто». Скорее, он чувствовал, что мы придем в возбуждение, когда узнаем, что мир лишен формы и смысла, и это, помимо всего прочего, продвигнет нас на то, чтобы сказать «дионисийское да миру, как таковому, без исключений, привилегий и рассуждений». Чтобы быть способным принять и отстоять подобный взгляд, потребуется, полагал он, значительное мужество, ибо это означает, что нам следует оставить те надежды и ожидания. Которыми изначально с помощью религии и философии утешались люди. Для установки, которую, как он чувствовал, он мог, а мы должны были принять, Ницше предложил форму любви к своей собственной судьбе, и, наконец, попытки жить в мире, невосприимчивом к этим потребностям, говорить «да» космической незначительности не только самого себя или человеческих существ вообще, но также жизни и природы в целом.