Возможность восстания третьего мира против индустриальных стран стала темой научно-фантастического фильма “Великий поход”. Этот фильм начинается с эпизодов миграции из-за голода и безработицы из Африки в Южную Европу, а заканчивается сценами погромов мигрантов европейскими вооруженными силами с целью защитить границы и благополучие от приезжих. Вариацией на эту тему стала высказанная Хантингтоном гипотеза “столкновения культур” (“clash of civilisations”). В то время как в период холодной войны - таков его аргумент - граница между внутренней и внешней моралью и грань отказа от насилия пролегала вдоль рубежей, разделяющих идеологические блоки (на Западе она нашла выражение в лозунге “Свобода против коммунизма”, а на Востоке - “Коммунитаризм против деградации”) и предполагала войну за эти ценности, то сейчас этой поляризации нет. Правда, Хантингтон признает еще одну опасность: ислам, имеющий возможность объединения с конфуцианством против христианской культуры. Хантингтон доказывает, что культуры образуют самый высокий уровень общей идентичности. В различии культур, в растущем осознании этого различия, в религиозном фундаментализме, индигенизации элиты (обращении к собственной культуре вместо ориентации на запад), глубоком укоренении культурной идентичности и усиливающемся экономическом регионализме, который культурно идеологизируется, и находится опасность этого конфликта.
Гипотеза Хантингтона была отвергнута многими авторами. Я разделяю точку зрения Хартмана, что метакультура из-за структурной гетерогенности развивающихся стран не может быть переменной для объединения и конфликта. Следующий недостаток теории Хантингтона – отождествление конфликта и конфронтации 8. Сценарий “торговых войн” кажется мне более вероятным.
Вместо того чтобы обсуждать далее вопрос о насилии, я хотел бы обратиться к третьему сценарию и затронуть вопрос о том, насколько процессы гражданского общества препятствуют разрушению морального основания государства благоденствия.
Многие авторы связывали переход к постиндустриальному, постмодернистскому или ультрасовременному обществу с потерей идентичности и дезориентацией. По ту сторону современности выкристаллизовывается иной порядок. Информационное общество требует: или участвовать в создании каналов данных и подключаться к Интернету, или быть отрезанным от всего остального мира. Информационная революция, кажется, ускорила вращение земли. Границы роста и противоречия капитализма и государства благосостояния ясны, очевидны и болезненны для жителей старых индустриальных стран. Многие из них, между тем, достигли того состояния, ради которого они трудились в послевоенное время, и это состояние оказалось не столь уж достойным. Многие материальные потребности удовлетворены, и экономика свидетельствует о кризисе потребления. Хотя вера в прогресс в развивающихся странах до сих пор осталась непоколебимой, кажется, что однажды - а когда - это вопрос времени, эта вера разобьется от последствий освоения и разрушения природы.
С социологической точки зрения постмодерн характеризуется процессом делегитимации, который нагнетается требованием легитимации. По мнению Лиотара, мы утратили Великие легенды. Угроза для жизни исходит теперь не от врага или дикой природы, а от природы одомашненной и потому разрушенной: от глобальных экологических катастроф. Доверие к системе экспертов поставлено под сомнение. Вера в прогресс деконструирована. Для многих людей потребление является не целью жизни, а опасностью для нее, и они, чтобы придать смысл своему существованию и выжить, ищут индивидуальные стратегии в религиозных и экологических движениях.
Ульрих Бек доказывает, что индустриальное общество превратилось в индивидуализированное общество риска. Примирение индивида с потерей идентичности описывается как обращение к прошлому в структурах этничности, родства и соседства и в индивидуальных связях. Бек видит снижение значения коллективных структур индустриального общества, которое выражается в сокращении членства в профсоюзах или партиях или в выхолащивании понятия “гражданин государства” в ходе возникновения мирового общества. Индивидуализация все же означает, по Беку, не изоляцию, а активное оформление индивидуальных биографий, упрочение отношений и создание новых форм солидарности, которая базируется на индивидуальных связях. Неосубстантивисты и коммунитаристы, которые с трудом могут быть включены в существующий политический спектр, видят в этом новом усилении общины и этики добродетели при одновременном разрушении государства новое правильное уравновешивание гражданских прав и обязанностей и выход из кризиса капитализма. Консервативные политики охотно подхватывают эту мысль как оправдание сокращения числа общественных благ и услуг и требуют приватизации государства благоденствия (оказание определенных услуг посредством самоорганизации или рынка).
Подтверждение взгляда Бека я вижу в развитии экономике. Дискуссия о глобализации показала, что техническая революция в информационном обществе ускорила интернационализацию отношений обмена 9. По закону спроса и предложения пространство в метрополиях труднодоступно и труд в старых индустриальных странах стал слишком дорогим. Поэтому целые отрасли перенесены в другие страны или, по крайней мере, в одну страну, как, например, производство компьютерных программ перенесено в Бангалор, а производство компьютерных чипов - в Силиконовую долину. Однако, несмотря на открывшиеся в результате технической революции возможности пространственно-временной разгрузки, статус и предпринимательская культура больших, особенно международных фирм требует содержания представительных торговых домов в узловых пунктах мирового хозяйства, городах мирового значения, которые олицетворяют значимость предприятия.
Глобализованные экономика и общество характеризуются падением значения производящей промышленности и расширением области услуг, особенно финансовой и информационной сфер. Финансовый рынок, функции которого не ограничиваются посредничеством между спросом и предложением капитала, сегодня сам создает свой продукт. Правда, как и рынок труда, он является тем самым рынком par excellence, который не соответствует неоклассической основной модели. В последние два десятилетия обнаружились сильные процессы концентрации, рынок предрасположен к спекуляциям, и прогнозы содержат очень много ошибок. Биржа скорее отражает ожидания, чем реальное развитие.
Я считаю, что экономическая глобализация проходит с мощным нарастанием комплексности, незащищенности и риска 10. Исторически образование рыночной экономики, которое было тесно связано с процессами образования государства, означало увеличение экономических возможностей или альтернатив поведения на основании деперсонализации отношений обмена. Однако потерявшие свое значение традиционные механизмы управления индивидуальными действиями, как, например, нравственная экономика (доверие к партнеру по обмену, давно установленные отношения и опыт, общественное давление, личная угроза применения силы и т.д.) должны быть одновременно дополнены эффективными, рассчитанными институциональными условиями (правилами), особенно безопасностью правовой и в области планирования. Эта задача национальных государств приобрела в рамках Великой Трансформации новое измерение.
Продолженная в сторону глобализованной экономики трансформация означает новое расширение возможностей. Однако до сих пор отсутствуют эффективные, рассчитанные правила, установленные на международном уровне. Возможности применения санкций в глобализованной экономике малы и, прежде всего, требуют все больших затрат. Международное право хотя и существует, но оно сложное и громоздкое. Мне, однако, кажется спорным то, что отсутствующие институциональные правила возникнут как следствие глобализации, так как они находятся в отношениях конкуренции со структурами национального государства.
Как же обходятся с таким риском международные и транснациональные фирмы? Исследования показали, что транснационализация фирм не означает простого переноса национальной конкуренции на международный уровень или - как это обычно воспринимают - не представляет собой процесса концентрации, который вытесняет с рынка более слабые фирмы. Она является скорее специализацией фирм на определенных отраслях, в которых они имеют преимущества и даже отчасти из-за недостатка конкуренции занимают квази-монопольную позицию. Транснационализация - это процесс дифференциации, транснациональное разделение труда, которое приводит к зависимости между высоко специализированными предприятиями 11.
Такие взаимозависимости характерны и для хозяйственных сетей. Я доказываю, что для понимания глобализации экономики имеет смысл учитывать прошлые фазы экономической трансформации (как, например, при утверждении торгового капитализма. Традиционная торговля между странами характеризовалась сравнительно небольшим числом торговцев, которые встречались в определенных местах, на складах международной торговли, чтобы обменять свои дорогостоящие товары. Помимо создания правовых институтов для формального регулирования торговых конфликтов, возникающих в результате конкуренции складов между собой, личные отношения между купцами (например, партнерство, долгие деловые отношения) являлись моральными обязательствами, которые определяли торговлю и помогали обойти сильную взаимозависимость, отсутствие гарантий и риск. Их личные связи создавали информационные системы локального знания и, следовательно, механизмы для применения санкций даже в отдаленных местах.