Таким образом, перед отечественным образованием встает очень сложная задача определения того, какого рода культурная компетентность требуется ныне живущим и следующим за нами поколениям россиян, т.е. какой социокультурный тип общества с соответствующими параметрами социальной солидарности и личностной идентичности наше образование должно обеспечивать.
В современных развитых обществах, которые принято называть постиндустриальными, и последние десятилетия просматривается тенденция к определенной эволюции социокультурной типологии, в том числе по параметрам оснований социальной солидарности, социокультурной идентичности и статусных характеристик личности. Эта тенденция обычно характеризуется как транслокальная, направленная на преодоление исторической инерции солидарности конфронтационного типа (т.е. когда "наши" выявляются только через оппозицию к "ненашим"), стремящаяся к мульти-культурному синтезу различных культурных установок и черт Запада и Востока, высоких технологий и архаических традиций, разнообразных информационных кодов, культурных языков и т.п.
Одной из важнейших черт этой тенденции является поиск технологий так называемых "мягких социальных взаимодействий", выражающихся во всемерном развитии систем социального участия, общественных связей, политкорректности, социально-культурной и социально-психологической реабилитации людей, испытывающих трудности в общении, а также того направления образовательно-воспитательной деятельности, которая в нашей стране получила название "социальная педагогика". Отчасти с этой направленностью корректировки социальных отношений связано и исеобщее увлечение психоанализом, стремлением людей снять свою подсознательную склонность к агрессии не средствами уличного хулиганства, а с помощью специалистов-психологов. Основания для общественной консолидации при этом просматриваются преимущественно как экономико-социальные, базирующиеся на избыточном производстве различных социальных благ, что теоретически должно снимать проблему социальной конкуренции (как при коммунизме) и объединять людей в возрастающей динамике потребления этих благ (как при капитализме).
Великолепную концептуальную идею на этот счет высказал В. Гавел, считающий, что одной из основ конфронтационности между локальными группами является искусственная (главным образом идеологически мотивируемая) абсолютизация какой-то одной черты социальной самоидентификации (например, только этнической или только религиозной), тогда как одновременная равнозначность таких идентифицирующих признаков может стать серьезным основанием для снятия конфронтационной потребности в отношениях между людьми и сообществами. На практике, конечно, до подобной социальной идиллии еще далеко, а вот проблема снижения культурной конфронтации и напряженности в развитых обществах, становящихся все более многонациональными, судя по всему, начинает сдвигаться с "мертвой точки" (в том числе благодаря средствам массовой культуры во всем многообразии ее проявлений - от художественных и религиозных до стандартизации параметров моды, имиджа, гендерного спроса, знаменитой "политкорректности", запрещающей называть негра негром, и т.п.).
Другим важнейшим условием становления новой социокультурной идентичности гражданина современного общества является понижение социальной значимости традиционных статусных маркеров личности, таких как сословное происхождение, национальность, раса, вероисповедание. Эти признаки, ранее игравшие большую роль в формировании социального положения и определении ролевых функций человека, постепенно вытесняются в нишу сугубо приватных личностных проявлений, вкусов и пристрачтий, в то время как основными статусообразующими характеристиками личности становятся параметры ее профессионализма: образованность, специализирован-ность, квалификация, актуальность профессии я динамика должностного роста. Поэто-у основными составляющими социокультурной компетентности человека в подобном обществе становятся не столько знания классических образцов гуманитарной культуры (это знание постепенно вытесняется из области общей эрудиции личности также в зону сугубо профессиональной компетентности), сколько психологическая мобильность и коммуникабельность индивида, его социальная адаптивность и культурная толерантность.
Хочу подчеркнуть, что перечисленные характеристики вовсе не отменяют функционирования более традиционных черт культурной компетентности; последние просто понизили уровень своей общесоциальной значимости, оказались оттесненными преимущественно в сферу приватных межличностных взаимоотношений между людьми.
Разумеется, современная Россия еще очень далека от такого уровня социокультурной трансформации. Сегодня мы фактически вернулись к решению задач середины прошлого века: формированию устойчивой национальной политико-экономической системы. Отсюда и актуальные параметры личностной культурной компетентности современных россиян, которые должна закладывать образовательная система, в нрин ципе близки к эпохе становления буржуазных наций. Вопрос в том, кто ч как это будет делать: национал-патриоты (вне зависимости от цвета их знамен) или люди. трезво отдающие себе отчет в том, что культура - это одно из самых универсальных оснований для массового насилия? Ведь история свидетельствует: путь от защиты национальной самобытности культуры до открытия Освенцима и Дахау на самом деле очень короток. И. Геббельс тоже начинал с культуртрегерства.
Этот набор образов, знаний, эмоциональных привычек и тяготений этно- и социально-культурного самоощущения складывается на протяжении всей жизни человека. однако его самые яркие составляющие, несомненно, формируются в сознании и подсознании еще в детско-юношеском возрасте, в процессах воспитания и обучения. Как правило, намерения по формированию такого рода комплексов консолидирующего самосознания у учащихся более или менее откровенно декларируются в целях и содержании учебных программ по национальной истории, литературе и родному языку, географии, социологии, антропологии, религии, истории искусства и т.п. в большинстве стран мира.
В конечном счете образование и воспитание закладывают в сознание человека именно те особенности консолидирующего чувства, образцы поведения и мироощущения, образы и нормы идентичности и солидарности, которые наиболее актуальны на данном историческом этапе развития oбщества, соответствуют культурным традициям и нормам его социального воспроизводства, принципам социализации ч инкультурации его членов. Безусловно, в разные периоды истории и в разных сообществах наблюдалась и различная актуальность тех или иных форм манифестации личностью ее единства и солидарности с обществом проживания, что находило соот ветствующее отражение в содержании образования и воспитания.
В дальнейшем при рассмотрении этого вопроса мы будем использовать понятие "национальное воспитание", имея в виду не только этнический аспект слова "нации налъный", но в равной мере совокупность его социально-классовых, функционально профессиональных, политико-идеологических, религиозных и иных аспектов, играющих существенную роль в формировании, поддержании и воспроизводстве социокультурного единства коллектива,
В первобытную эпоху, как свидетельствует этнография, социальная идентичнос-n человека определялась преимущественно по языку, на котором он говорил, и тотему свидетельствовавшему о его происхождении из того или иного рода. На стадии разложения первобытного строя (эпоха "варварства") в комплексе маркеров социаль ной идентичности индивида постепенно начали набирать силу признаки его политической и религиозной принадлежности, т.е. добровольного членства в данном племени, подчинения его обычаям и нравам, а также ритуалам племенного религиозного культа. При этом "национально ориентированное" обучении и воспитание детей заключалось в усвоении ими языка племени, социальных и культовых обрядов и ритуалов, обычаев, нравов и этикета, мировоззренческих и ценностных установок, т.е. всего комплекса черт обыденной культуры, которые принято называть этнографическими.
На следующей стадии социокультурного развития, которую можно.назвать сословной или эпохой доиндустриальных городских цивилизаций (по более привычной для нас формационнои схеме этому периоду соответствуют рабовладение и феодализм), вопрос об этнических признаках человека не то чтобы не возникал вообще, но отличался некоторой "размытостью", быть может, в силу своей незначительной актуальности в системе социальных отношений того времени. В эту эпоху социальная идентификация личности строилась преимущественно на таких параметрах, как религиозная или конфессиональная принадлежность: состояние "во владении" (в подданстве, рабстве, на службе) у того или иного государства, государя, сеньора, хозяина; сословное или кастовое происхождение; цеховая принадлежность: наименование местности, откуда человек родом (или которая является его родовым владением); и наконец, личное имя и прозвище (или родовое имя у аристократов). Причем такие важнейшие маркирующие характеристики, как язык и социальные обычаи, в большинстве сослон-ных обществ были сравнительно малозначимы с точки зрения различения людей на "своих" и "чужих". Редкие исключения из этого правила (Китай, Греция), где совершенное владение человеком местным языком и этикетными нормами рассматривалось как признак "цивилизованности", полноценной включенности в местную социокуль-турную среду, только подчеркивали преобладающую индифферентность к этим вопросам в других сообществах. Исключительная значимость политико-конфессионального аспекта в социальной идентичности человека еще четче обозначилась со сложением универсальных мировых религий (буддизма, христианства, ислама), теоретически вообще "отменявших" какие-либо этнические различия среди своих адептов.