Принято считать абсолютными те оценки, посредством которых субъект определяет для себя значение оцениваемого объекта по шкале "добро (благо)" - "зло": "хорошо-плохо", "положительное-отрицательное", "полезное-вредное" и т.п. [13]. По преимуществу через этот класс оценок субъекты изъявляют свое отношение к государственности вообще, к абстрактной государственности. "Добро" и "зло" - не химеры, не иллюзии. Их корни - в имманентных свойствах объекта. Но получение им статуса "добра" или "зла" зависит и от соответствующей квалификации определенных вещей, событий, процессов, состояний, даваемой самим оценивающим субъектом.
Абсолютные оценки в ходу не только тогда, когда с их помощью выражают отношение к государственности вообще. К ним прибегают и в суждениях об отдельных элементах, деталях или каких-либо конкретных разновидностях государства. В подобных случаях полагание субъектом того, что данное конкретное государство (государственное установление, действие) есть зло, еще совсем не означает, будто ему всякое государство неизбежно представляется злом. Тут возможны варианты. Когда субъект хотя бы одно из конкретных государств признает за благо, для него логически исключается возможность усматривать зло в государстве как таковом.
Были и есть мыслители с диаметрально противоположным подходом к государству вообще. Одни оценивали (и оценивают) эту публично-властную организацию социально стратифицированного общества со всеми присущими ей особенностями в качестве блага, добра. Для других - государственность в принципе зло. Отложу поиск подлинных прародителей этих диаметрально противоположных подходов. Линия на признание в государственности позитивного (благого) установления ясно прослеживается от Гераклита и Сократа до нынешних сторонников идей "минимального государства", "постмодернистского государства" и т.д. От древнегреческих киников до современных анархистов разных мастей (включая наших доморощенных политических нигилистов, абсентеистов и т.п.) тянется цепь осуждений государственности вообще как зла, как глубоко порочного явления.
Оценивание государства происходит всегда и всенепременно, ибо оно практически никому не безразлично. Для всех буквально оно так или иначе функционально значимо. Но чем объяснить разброс оценочных суждений, полярность оценок, на протяжении тысячелетий выставляемых одному и тому же объекту — государству? Публично-властная организация социально стратифицированного общества в действительности выполняет одновременно несколько различных, не одинаковых по своему смыслу ролей. Есть среди них главные и побочные, константные и временные, преходящие. Отсюда у субъекта возникает объективный шанс выбирать в качестве предмета своей собственной оценки ту или иную из этих ролей и по ней судить о функциональной значимости государства в целом.
Однако наличие этого шанса само по себе почти ничего не говорит о том, почему субъекта "достает" какая-то определенная роль государства и именно на нее он реагирует. "Достает" потому, пожалуй, что ею чувствительней всего затрагивается его личный интерес. Движимый им и на свой лад оценивая государство в категориях "добра" и "зла", субъект сознательно либо неосознанно опирается также на критерии абсолютной оценки, которые циркулируют в идеологии. Есть, наконец, гамма сугубо индивидуальных мотиваций награждать государство той абсолютной оценкой, которую оно в глазах субъекта заслуживает.
От образа государства к политическому поведению
Итак, оценка государства инспирируется его функциональной значимостью, выполняемой им соответствующей социальной ролью. Однако оценка - лишь вторая составляющая единого образа государства. Вместе с когнитивной составляющей они не просто присутствуют в образе государственности, но сложно сопрягаются друг с другом внутри политического сознания. Основной вопрос сводится к следующему: влияют ли представления о внешнем облике государственности на отношение субъекта к ней? Если влияют, то какова комбинаторика "портретов" внешнего облика государства и даваемых ему абсолютных оценок?
Прошлое и настоящее политической мысли показывают, что представления субъекта о "наружности" государственности заметно влияют на его отношение к ней. Сразу оворюсь. При негативизации государства, т.е. при оценке публично-властной органи-ции социально стратифицированного общества как воплощения зла, то или иное сприятие ее внешних очертаний уже ничего не значит. Зато на формирование пози-вного отношения к государству, на его оценку как блага, добра восприятие субъ-том внешнего облика государственности воздействие оказывает. Справедливости ради нужно констатировать, что оба отмеченных типа представ-яий о композиции государства делают возможной его оценку в качестве явления цюжительного. Тем не менее (особенно в новой и новейшей истории) квалификация сударства в благоприятном свете ("хорошее", "полезное", "желательное" и т.д.) ча-Е встречается в тех случаях, когда оно видится и воспринимается интегральной по-ггической коллективностью, публично-властным "союзом", объемлющим собой всех [енов общества.
Связка двух составляющих образа государства беспричинно не возникает. Ее появ-:ние предопределяют прежде всего складывающиеся в сознании субъекта картины сударственности как некоторой целостности, специфической людской общности, лючающей в себя, естественно, и самого субъекта. В картинах подобного рода Ъ1чни нет разнополюсных конфронтирующих лагерей: "мы" и "они" ("они" - от-льные от "нас", чуждые "нам" власть, государство, правители и т.д.). Добавлю к ому. что в воображаемых картинах внешнего облика государства оно как целое MOST иметь вид либо дифференцированной и сложно организованной системы, либо иолита. От того, какой конкретно целостностью кажется субъектам государство, в дающей степени зависят форма и мера выражения их причастности к нему. рели для субъекта государство - синоним "мы" (целостности, политической коллек-Вности, к которой принадлежит и он), то, по общему правилу, у него отсутствует 'ляд на государство как на чужое ему, подозрительное, враждебное; нет у него строя ощущать и толковать государство как зло. Скорее, наоборот. "Мы" - уникальный психологический способ самосознания и консолидации всякой общности здей - презюмируется как свое, хорошее, благое, доброе. Правда, сложившийся у субъекта образ государственности, взятой в абстракции (го-(арственность вообще) или в ее конкретно-исторических модификациях, сильно отчается от реальных, действительных характеристик последней. В таком случае воз-каст очень важная, но относящаяся к другой области проблема - адекватность, ис-пюсть образа. Она "проходит по ведомству" гносеологии и с вопросом о прагмати-жих эффектах образа государства, о его регулятивных свойствах непосредственно связана. Меня же здесь больше интересует психологическая сторона дела. В психологии есть такая точка зрения: в ответ на оценку объекта у восприни-ющего данный объект возникает эмоция как бессознательная реакция его принятия i отторжения [14]. Эмоции - непосредственные пристрастные переживания жизнен-'о смысла явления, ситуации, обусловливаемые отношением их (т.е. явления, ситуа-i) объективных свойств к потребностям воспринимающего субъекта. Ясно, что эмо-)на.1ьно он приемлет хорошее, полезное, благоприятствующее; плохое, вредонос-!, угрожающее провоцируют эмоцию отторжения. Будучи сплавом переживания и усилий интеллекта, волевых моментов влечения, емления, эмоции играют одну из ключевых ролей в психическом механизме пере-[а образа в плоскость практического поведения человека. Активизируя внутреннее тояние субъекта, они побуждают его к деятельности, осуществляют "запуск" и гивацию его поведения. Эмоции также обусловливают направленность поступков, ствий, регулируют их ход, влияют на поведенческие стереотипы. Тонус поведения, ты деятельности тоже задаются эмоциями [15]. Есть основание утверждать, что ез них образ государства становится алгоритмом политического поведения. Хотя леднее детерминируют еще и многие другие величины. Тонятие алгоритма используется не в его строго математическом смысле. Под ним разумевается прежде всего программа, определяющая содержание и способ по-;ния людей, выполнение .ими предписаний в различных видах деятельности. Политическое поведение понимается как система непосредственно наблюдаемых и фиксируемых действий (поступков) людей по отношению к значимым для них институтам публичной власти, к государству. Есть два вида политического поведения, весьма часто дополняющих друг друга. Первый - вербальное поведение, его выражает слово: устная или письменная речь. Второй - реальное поведение, оно "овеществляется" не в слове, а в практических действиях, поступках.
Таким в самых общих чертах представляется психологический механизм объективации образа государства. Благодаря ему данный образ "вплетается" в политическое поведение и играет там важнейшую роль. Теперь надо попытаться ответить на один из коренных вопросов: какое конкретно (по своему социокультурному смыслу) политическое поведение порождают те или иные образы государства?