Итак, из первой беседы мы почерпали " немалое презрение к смерти". Нужно еще отметить6 что в ходе рассуждений цицерон воздает хвалу "великим мужам", которые перед тем, как уйти из жизни, стараются дать людям законы, оставить след в" делах народных".
Во второй беседе обсуждается вопрос о страдании. Можно ли считать боль наибольшим "злом". Действительно ли страдание есть худшее зло, на которое может быть обречен человек. Конечно, страданий следует избегать, но человек, обладающей волей, даже если они обрушились на него, может восторжествовать над ними, и тем легче, чем более он размышляет о славе. Если же страдания становятся чрезмерны, то от них всегда избавит смерть. Последнее положение полностью принадлежит стоической философии, что, однако, не должно исказить подлинный характер "Тускуланских бесед": в этом сочинении Цицерон не пытается обосновать справедливость своих мыслей ссылками на греческие авторитеты, не излагает полностью то или иное учение греческих философов: перед нами как бы сплав тех учений, пережитых и переосмысленных автором в свете его личного опыта.
В третьей "Тускулане" речь идет о скорби душевной. Скорбь душевная питается ложными чувствами. Чтобы проиллюстрировать это положение, Цицерон погружается в рассуждение о славе: есть слава подлинная, венчающая честные деяния, а есть и ложная, которая толкает человека любой ценой добиваться военного командования, одобрения народа. Итак, душа страдает, и "душевные недуги куда губительнее, чем телесные. " "Излечить" душу от недугов и призвана философия, как" наука об излечении души".
В четвертой беседе продолжается обсуждение в более широком плане проблемы, поставленной в третьей. Разговор о душевной скорби переходит в разговор о страстях вообще, и Цицерон трактует эту проблему в соответствии с учением стоиков и в первую очередь Хризиппа. Он соглашается, что страсти происходят из ложного суждения о внешних обстоятельствах. Избежать ложных суждений помогает философия.
В ходе рассуждений третьей и четвертой книг Цицерон затрагивает чрезвычайно важный вопрос, который уже рассматривался им в предыдущем трактате - вопрос о высшем благе. Римляне, согласно своим практическим взглядам, изо всех частей философии интересовались самой практической ее частью: наукой о нравственности. Среди них более всего были распространены два учения, рассматривавших подробно этот вопрос. Это учения стоиков и эпикурейцев, которые были противоположны друг другу. По учению стоиков Хризиппа и Панетия высшее благо - добродетель. Если человек достигает добродетели, то он безусловно счастлив; он соединяет в себе все совершенства. Учение высокое, но трудное для простого человека. Он спросит: "быть нравственным нужно, чтобы быть добродетельным, но для чего быть добродетельным? " Между тем человек ищет такого основания для своих действий, против которых невозможно спорить. Несомненно, что стоики посредством своего сурового учения о добродетели, о том, как следует ее достигать, как нужно быть твердым относительно всех искушений жизни, выработали весьма определенный нравственный тип, который наиболее подходил к типу римского гражданина. Поэтому самые горячие римские патриоты, проповедовавшие древнеримскую нравственность, и те весьма охотно обращались к стоицизму. Поэтому и Цицерон относился доброжелательно к стоикам, хотя и не мог вполне отдаться стоической философии. Быть может, он даже превзошел многих античных стоиков огромным моральным пафосом своих сочинений. Само моральное сознание обладало для Цицерона своим незыблемым характером и было источником, а иногда и оправданием для многих теоретических идей. Только в своем единстве с моралью эти идеи становились очевидными и необходимыми, превосходящими всякие самые вероятные суждения.
Другое учение, которое упоминает Цицерон в связи с учением о нравственности, - это учение Эпикура. Нравственность вообще может быть основана на различных положениях. Есть для нее основание метафизическое, где она является связанной с учением обо всем мировом порядке: нравственность есть исполнение одной из сторон этого порядка. Затем есть нравственность религиозная; в таком случае ее основанием служит завет религии. Но тут кроме угождения Богу мотивом для нравственной жизни может выступать еще и побуждения менее высокого свойства, а именно награда за жизнь, согласную с религиозной нравственностью. Наконец, есть еще основа для нравственности - польза. Вопрос о пользе - самый доступный для человека. Польза- это и есть именно та цель, ради которой все совершается. От такого положения отталкиваются многие учения о нравственности, но они не сходятся в определении пользы. Польза - понятие очень широкое иные, например, видят пользу в наживе. Но такая польза не может лечь в основу нравственной философии, так как имеет в виду отдельного человека. Между тем философское учение должно быть приложимо ко всем, должна быть принята в расчет и польза отдельных лиц, и польза общая. Учение Эпикура исходит из понятия пользы, но иным образом. Он говорит, что цель - это удовольствие. Высшим благом он считал не только удовольствие физическое, но и умственное, и нравственное. У Эпикура есть еще название для высшего блага, которое Цицерон переводил indolentia, то есть свобода от боли или страдания физического, или нравственного. Чем более человек совершенствуется нравственно, тем более нужно для его счастья, тем шире круг людей, которых он считает близкими себе. А люди по своей природе, даже не особо высокой нравственности, не могут видеть страдания. Истинно нравственный человек успокоится только тогда6 когда страдающий получит облегчение. Таким образом, вроде бы в учении эпикурейцев нет ничего дурного. Но Цицерон не любил этого учения и считал, что оно совершенно противоречит его понятиям о назначении человека и о его нравственных потребностях.
Итак, затронут вопрос о добродетели, и в пятой книге уже ставится вопрос о том, достаточно ли ее одной для достижения счастья - этого предела всех желаний человека. Цицерон обращается к Платону, утверждавшему, что блаженство существует лишь там, где природа существа достигает своего совершенства. Между тем совершенство человека заключено в добродетели, следовательно, без добродетели невозможно счастье. Неправедный человек не может быть счастливым. Для подтверждения этого Цицерон обращается к доказательствам из области истории. Он приводит в пример тиранов; подробно рассказывает о тиране Сиракуз Дионисии, живыми красками рисует его бесцветную жизнь. Вообще, в "Тускуланских беседах", как и в других его философских произведениях, хотя естественно и менее, чем в речах и письмах, нередко проглядывает современная Цицерону римская жизнь. Большая часть образованного общества того времени с величайшим удовольствием и сочувствием встречала там и сям рассеянные намеки на современное общественное состояние и в особенности на Цезаря; намеки, которые или вполне ускользают от нас или возбуждают в нас далеко не столько интереса, сколько они должны были возбуждать у современных читателей. В словах Цицерона о начинающемся падении красноречия (II), о прежних временах республики, когда еще консульское достоинство было не менее почетно, чем в Греции победа на Олимпийских играх (II), когда он говорит о Катоне, который после победы над помпеянцами лишил себя жизни в Утике и ставит его наряду с Сократом (I, V) и т. д. , то в этих местах общество должно было находить отражение не только глубокого чувства Цицерона, но и собственных взглядов и своего собственного настроения.
Философское содержание " Тускуланских бесед" заимствовано большей частью из греческих источников и преимущественно из сочинений стоиков. Цицерон неоднократно сознательно утверждает свою зависимость от греческой философии, причем разных ее направлений. Но он весьма убедительно говорит о необходимости именно римской интерпретации греческой философии. Как уже упоминалось, источником для третьей и четвертой книг послужили сочинения Хризиппа, в других местах Цицерон следует сочинениям Диогена Вавилонского, Панеция и Посидония, а также перипатетикам Теофрасту, Дикеарху и Аристоксену. В первой книге многое заимствовано из сочинений Платона - "Федон", "Федр", "Менон" и др. и из сочинений академика Крантона.
Но, несмотря на это, как неоднократно уже замечалось, нельзя считать Цицерона единственно только переводчиком с греческого, он самостоятельно высказывает свои суждения и на все кладет национальный римский отпечаток. Поэтому он так часто приводит примеры из отечественной истории, вставляет отрывки из римских поэтов. Именно этим он прежде всего заинтересовал римскую публику. Посредством живого, отнюдь не поучительного, "популярного" языка Цицерону удалось возбудить в образованных римлянах любовь к философии, которая с этих пор становиться важным звеном в системе римского образования. Проповедуя необходимость изучения философии, как важной опоры политического и ораторского образования, Цицерон открыл в ней своим согражданам убежище для духа в тяжелые минуты жизни в период величайших политических и нравственных потрясений.
Ведь философия - наш спаситель от всех слабостей, ошибок и погрешностей. "В лоно ее " Цицерон с юных лет привела " любовь и ревность к занятиям" (Tusc. V, II). Цицерон видел в ней основу ораторского образования, которое все-таки считал главным своим призванием. Но это лишь одна сотая доля предназначения философии. Трудно на протяжении всей истории философии человека, отведшего философии как таковой столь важную роль. Ведь философия для Цицерона - "водительница душ, изыскательница добродетелей, гонительница пороков". ( Tusc. V, II ) Она "породила города, соединила в общества рассеянных по земле людей. . . , открыла законы, стала наставницей порядка и нравственности. " ( Ibid. V, II (5) )