Затем необходимо вновь спуститься и пытаться понять все о реальности, все, что известно, включая в конечном счете и чувственные явления, исходя из этой наивысшей перспективы. Это и есть математическая физика. Платон исходил из высших форм, нисходя к математическим формам и завершая этот путь описанием моделей существующих вещей, т.е. того, что мы видим и ощущаем всеми органами чувств.
В этом процессе нисхождения есть некоторые элементы, представляющие для нас интерес. Завершая этот процесс, Платон описывает каждую вещь, как состоящую из малых тел, являющихся единственными правильными симметричными телами, которые математически возможны в трехмерном пространстве. Гейзенберг говорил о том, что он был поражен этой идеей. Он полагает, что путь современной физики, пытающейся редуцировать все к симметриям, близок к этой идее Платона. Существует еще один момент, который меня привлекает, но все же являющийся, конечно, немного утрированным. По-моему, можно ясно показать, что симметрии, которые Платон относит лишь к малым телам, возможны благодаря финитизму, ибо сам Платон утверждает, что существуют наименьшие линии и эти наименьшие линии равны. Поэтому из них образуются треугольники, а из треугольников - правильные тела; тела не были бы правильными, если бы их стороны не были равны. Они равны, ибо не могут существовать меньшие стороны. В этом причина того, почему они равны. Это - тот самый путь, на котором симметрии выводятся из финитизма, и есть что-то общее между философией Платона и задачей, стоящей перед нами в современной физике. Чем же это можно объяснить? Может быть, тем, что это очень простая идея. Для того чтобы понять ее, не нужно больших специальных знаний; необходимо лишь понять общий принцип сочетания финитизма и симметрии.
И по Платону, и по Канту, человеческое познание - это познание, осуществляемое конечным (финитным) разумом. Платон избрал определенный путь описания этого процесса, утверждая, что мировая душа, будучи фундаментальной реальностью в мире и проявляясь в мировых телах, есть единственная реальность, частью которой является человеческая душа. Причина, по которой мы способны понимать природу и свои чувства, кроется в том, что мы - части той самой мировой души, составляющей основу существования всего, что мы видим вокруг себя. Итак, на языке символов Платон ясно формулирует принцип единства природы, утверждая, что высшим понятием является само единство. Однако его невозможно выразить иначе; можно лишь стараться подвести людей к пониманию того, что это так. Затем вы все больше и больше разворачиваете различия, приходите к плюрализму. Но плюрализм, как говорил Б. Эспаньят[5], никогда не может дать окончательную истину; это наш способ самовыражения для постижения деталей. То, что мы способны понимать, заключено в факте, что все вещи являются, используя фразеологию неоплатоников, эманациями Единого, хотя слова "эманация" и нет у Платона.
Позвольте мне напомнить только одно различие, которое целиком отличает нас от Платона. Для нас время - центральное понятие, для Платона - нет. Правда, у Платона время - крайне важное понятие; здесь я не могу детально обсуждать различия в понимании времени, лишь отмечу, что Платон не создал теорию различия между тем, что я называю фактом и возможностью, или что называется на общепринятом языке различием между прошлым и будущим. Он, конечно, понимает это различие, но его не эксплицирует. Это означает, что необходимо иметь теорию о том, как наши теории развивались во времени; они не только теории о времени, они теории во времени. Поэтому именно к современной философии относится философия истории и философия истории науки в качестве ее необходимых элементов. Опять-таки их нет и не может быть у Платона. Их нет даже у Канта. Здесь тот исток, который проявляется в наше время. Такова одна из задач философии. Если мы пытаемся исследовать это основание философии, кантовской философии и современной физики, то мы обнаружим, что есть возможность их согласования.
Вайцзеккер К.Ф.