Такая возможность реально существует при ноосферной переориентации общества. Если постиндустриальному обществу соответствует постнеклассическая наука (как иногда называют, по-видимому не очень удачно, современный период ее развития), то обществу с устойчивым развитием - наука ноосферная. Науку и технику можно заставить работать не против человека и биосферы. При допущении подобной возможности у человечества среди прочих средств выхода из экологического кризиса окажутся и научно-технологические средства, и будущее покажет, какая роль им будет отведена в предстоящем переустройстве мира. Важно, чтобы научно-технический прогресс как можно больше способствовал выживанию человека и биосферы, а не только экономическому и демографическому росту, ведущему к глобальной экокатастрофе.
Иногда ставится под сомнение возможность создания такого рода техники и даже утверждается, что она в принципе не может существовать. Например, все виды сельскохозяйственных технологий, начиная с примитивных и кончая современными интенсивными технологиями, квалифицируются как ресурсоистощающие, нарушающие экосистемы и биохимические круговороты в биосфере [11]. Аналогичные выводы делаются и относительно промышленного производства, особенно энергетических технологий, а также сферы услуг, новых информационных технологий и т. д. [12].
Подобный 'технологический пессимизм' оправдан, если речь идет о природопользовании, основанном на 'неолитических технологиях', нацеленных на экономический рост и ведущих к деградации биосферы. Их несостоятельность нами уже была проанализирована [13]. Однако если обратиться ко временам охотничье-собирательского хозяйства, то мы обнаружим, что тогда имели место не только экофобные технологии. Правда, какой-либо единой экофильной (или экофобной) технологии у собирателей и охотников не было. Своей примитивной хозяйственной деятельностью человек не мог существенно нарушить экосистемы, а некоторые разрушения, оказавшиеся результатом несбалансированного природопользования, приводили к голоду и гибели части популяции, после чего происходило восстановление нарушенных экосистем [14]. Именно поэтому, в частности, мы и говорим, что палеолитический период был эпохой коэволюции человека и природы. В то время первобытное общество вписывалось в биосферные циклы и подчинялось эволюционным законам.
На вопрос о том, существовали ли экофильные технологии в обществе собирателей и охотников, многие ученые отвечают положительно (Ж. Дорсет, Б. Комонер, В.Д. Косарев и др.) [15]. Следовательно, утверждение, что в истории человечества не было не разрушающих биосферу планеты региональных и локальных экосистем, выглядит явным преувеличением и относится только ко временам агрикультурной и индустриальной революций. Но если в эпоху палеолита имелись экофильные технологии природопользования, то почему их нельзя воспроизвести в будущем, но уже с помощью науки и техники с их новой ориентацией? Такие 'технологии' лежат в основе существования биоты и отражают, например, трофические отношения между продуцентами и консументами. Речь, в частности, идет о так называемом 'правиле Линдемана', которым 'пользовались' животные в своей 'охотничье-собирательской' деятельности. Согласно этому 'правилу', если консумент изымает до 10% корма, то это не только не наносит вреда популяции, но даже во многих случаях (если речь идет об охоте) приносит пользу, поскольку изымаются наиболее слабые особи. Оставшиеся более сильные способствуют оздоровлению популяции. Десятипроцентный предел вовсе не абсолютен, - в ряде популяций такой предел доходит до 50 и даже 70%.
Попытки разработать на базе этих биосферных законов экологизированные хозяйственные технологии уже были предприняты в русле идеи о неособирательстве [16]. На этой основе была сконструирована модель всеобъемлющего способа взаимодействия общества и природы - своего рода единой глобальной 'технологии', не разрушающей биосферу Земли. Речь идет о становлении новых ноосферных технологий и формировании уже упомянутого нами интенсивно-коэволюционного, или ноосферного, способа взаимодействия общества и природы. Становление этого способа и соответствующих ему технологий будет означать элиминацию 'неолитических технологий' и постепенное 'вписывание' цивилизации в биосферу (разумеется, наряду с другими ноосферными преобразованиями).
Авторы уже цитированного выше учебного пособия 'Экологические проблемы: что происходит, кто виноват и что делать', полагая, что абсолютно все современные технологии вредят биосфере, фактически вычеркнули технологический фактор из списка реальных механизмов перехода к устойчивой цивилизации. Центр тяжести в выходе из экологического кризиса они переместили на механизм биотической регуляции окружающей среды и процесс депопуляции. Одним из аргументов в пользу такого вывода у них выступает то, что 'в настоящее время в условиях рыночной системы смена технологий в среднем происходит за 10 лет, тогда как смена 'биологических технологий', т. е. появление новых видов, происходит, по палеонтологическим данным, в среднем за 3 млн лет. Эта огромная разница в несколько порядков предопределила конкурентоспособность создаваемых человеком технологий по сравнению с 'технологиями' биосферы, которые успешно вытесняются' [17]. Далее, оценивая скорости развития человека и эволюции биосферы по информационным характеристикам, авторы упомянутого пособия подчеркивают, что скорость этой последней на семь порядков меньше скорости накопления культурной информации [18].
Вероятно, высокая скорость технологической эволюции может оказаться полезной при выходе из экологического кризиса, если технологический фактор окажется союзником экологии. Но для этого придется превратить технологии из ресурсо-истощающих в экологически безопасные. И хотя таких технологий еще очень мало, в принципе они могут быть созданы по типу технологий, которые мы связываем с неособирательством, хозяйственными промыслами типа сбора ягод и грибов, пчеловодства и т. д. Речь идет о таком использовании продукции биосферы, которое не будет выходить за рамки экологических мер и будет вписываться в масштаб, равный 1% биопродукции всей биосферы, но в границах 'правила Линдемана' для тех или иных экосистем.
В этом смысле можно считать, что для индустриальных и сельскохозяйственных технологий должна сокращаться площадь их распространения по пространству планеты. Например, индустриальные технологии необходимо как можно больше изолировать от биосферы. Должно быть прекращено хозяйственное освоение новых территорий с ненарушенными естественными сообществами (это относится и к Мировому океану), - надо более эффективно вести хозяйственную деятельность на уже освоенных территориях. Сохранение биоразнообразия должно произойти за счет этого фактора и за счет последующего сокращения использования 61% освоенной территории суши, причем многие процессы деградации биосферы могут быть остановлены при уменьшении освоенной территории суши до 20, а тем более до10%, когда реальна релаксация биосферы до невозмущенного состояния [19].
Однако если в дальнейшем будут развиваться технологии неособирательства, т. е. экофильные технологии, совместимые с биосферой, то они не должны будут от нее изолироваться. Наоборот, в богатой биоразнообразием будущей устойчивой биосфере неособирательские технологии, не переступая за обусловленные эволюцией экологические пределы, смогут обеспечить потребности человеческой цивилизации, ушедшей от трудностей и проблем экономического и демографического роста. Высокие темпы экологобезопасного технологического развития такого рода будут способствовать скорейшему выходу из экологического кризиса. Таким образом, необходимо в первую очередь переориентировать науку на новые, ноосферные, цели, а технологии создавать на принципах устойчивого развития. Приняв такую возможность, которая имеет исторические прецеденты, можно считать, что наука при переходе на путь устойчивого развития окажется в состоянии очередной, ноосферной, революции. Цели этой революции достаточно серьезно отличаются от того, что до сих пор имело место в науке, в том числе и в отечественной.
Начавшаяся перестройка государственного управления научно-техническим развитием в последние годы была направлена в основном на его адаптацию к радикальной экономической реформе и привела к децентрализации управленческих процессов в сфере науки и техники, демократизации развития научно-технологического комплекса на базе рыночных отношений, самоуправления, состязательности и конкурсных начал и т. д. Пытаясь вписаться в новую рыночно-демократическую модель общества, наука в целом (кроме отдельных ее направлений и дисциплин) не ставила себе целей содействия переходу страны и цивилизации к устойчивому развитию. Между тем необходимость такого перехода, как отмечалось выше, выдвигает в качестве самой приоритетной проблему научного обоснования принципиальной возможности и путей реализации модели устойчивого развития.
При этом доказательство необходимости и возможности перехода к устойчивому развитию должно сочетаться с ориентацией государственного регулирования науки, техники, технологии, образования на новые цивилизационные цели. Базис даже современного общества, не говоря уже об обществе будущей ноосферы, в принципе невозможно создать без опережающего развития научно-технологического потенциала и системы образования.
Перестройка развития науки и научного творчества должна способствовать широкому участию учёных в исследовании сущности и условий перехода к устойчивому развитию, в выработке необходимых для этого государственных и иных решений. Цели устойчивого развития должны стать основными целями при формировании государственной научно-технологической, производственной и образовательной политики. Государственное регулирование должно быть органично связано с новым целостно-системным видением будущего развития науки, техники, образования, т. е. основываться на иных, чем сейчас, приоритетах. Централизованное регулирование должно быть высокоизбирательным, сосредоточивающим государственную организационно-экономическую поддержку и экспертно-общественную деятельность на главных направлениях научного поиска.