Глобальная власть капитала предполагает, во-первых, тотальный, проникающий во все поры жизни человека, рынок. Причем это не рынок свободно конкурирующих атомизированных предприятий, а тотальный рынок как пространство борьбы гигантских сетей, центрами которых являются ТНК. Мы все - работники, потребители, жители - становимся полурабами этих борющихся между собой пауков и их паутин, превращаясь в клиентов "Макдональдсов", "поколение пепси" и в целом - в мещан-потребителей.
Во-вторых, гегемония капитала ныне - это преимущественно власть виртуального фиктивного финансового капитала , "живущего" в компьютерных сетях. В мире образовался виртуальный, "черный ящик", состоящий из гигантских (в сотни миллиардов долларов) финансовых пузырей, надувшихся за счет как спекуляций в 1-м мире, так и долгов, "асфальтирования" и т.п. форм финансового подавления стран 2-го и 3-го миров.
В-третьих, глобальная гегемония капитала ныне предполагает не просто подчинение наемных рабочих через куплю-продажу рабочей силы, но и целостное подчинение личности работника. Творческий потенциал, талант, образование - вся жизнь человека-профессионала присваивается современной корпорацией в 1-м мире; полукрепостнические методы эксплуатации, запирающие работников в гетто отсталости, все более распространяются не только в 3-м, но и во 2-м мирах.
В-четвертых, общеизвестна система методов монополизации 1-м миром ключевых ресурсов развития - know how, высококачественной рабочей силы и т.п. - при поглощении подавляющей части природных ресурсов и экспорте грязных технологий, социальной "грязи" в 3-й и 2-й миры.
В-пятых, это глобальное политическое и идеологическое манипулирование, информационное и культурное давление.
Таков очень краткий перечень основных каналов тотальной гегемонии корпоративного капитала.
После этого затянувшегося предисловия позволю себе сформулировать гипотезы, указывающие лишь три основных направления критики практики развития noстиндустриальных тенденций в странах "золотого миллиарда ", частично воспользовавшись для этого переработанными фрагментами из моей книги "По ту сторону царства необходимости"(М.,1998).
2. Тупики царства необходимости
Гипотеза 1: перепроизводство фиктивных благ выступает как субститут развития креатосферы
Многочисленны данные и факты, свидетельствующие о перемещении центра тяжести в сфере занятости из индустрии в область сервиса, а в деловой активности - из материального производства в сферы финансовых и иных трансакций общеизвестны. Несколько менее, но все же достаточно широко распространена идея yгрозы глобального кризиса "финансовых пузырей" (Парето) как гиперреализованного фантома (наподобие угрозы применения оружия массового уничтожения). Не менее известно и то, что это разбухание фиктивного финансового капитала сопряжено и с ростом искусственно раздутой рекламы и переразвитой торговли (ориентированных не на обслуживание, а на подчинение потребителя и подталкивающих его к росту престижного - и в этом смысле тоже фиктивного - потребления), бюрократического (т.е. работающего прежде всего на воспроизводство "бюро" - аппарата) управления всех уровней, массовой культуры (не развивающей, но разрушающей творческий потенциал человека) и т.п.
Обобщая эти процессы, мы можем сказать: в мире образовался и растет превратный (фиктивный) сектор - сфера, где не создаются ни утилитарные материальные, ни культурные ценности, где преимущественно производятся и воспроизводятся фиктивные блага, предназначение которых - обслуживание трансакций, трансформаций одних превращенных форм в другие. Именно этот сектор поглощает огромные, высвобожденные прогрессом материального производства в конце ХХ в. ресурсы.
Здесь происходит как бы "удвоение превращения": центром общественных связей, центром притяжения ресурсов, получения доходов и т.д. становится даже не материальное производство в форме рынка, но деятельность по обслуживанию и опосредованию собственно рыночных отношений (точнее, трансакций) между различными институтами.
Между производством, носящим материальный характер, и утилитарным потреблением встает огромный опосредующий их жизнь массив фиктивного капитала, бюрократизма, массовой культуры и т.п. Деятельность в этой сфере как наиболее престижная, наиболее активно растущая в нынешней общественной системе, не может не притягивать к себе наиболее творческих, способных, обладающих новаторским потенциалом людей. Соответственно, именно она становится важнейшей сферой приложения новейших технологий (прежде всего информационных), здесь сосредоточивается основной творческий и новаторский потенциал человечества [6].
Мир в целом оказывается лицом к лицу с известным парадоксом: растущий объем производства материальных благ (причем растущий все более благодаря "человеческому капиталу") оборачивается не столько социальным прогрессом, сколько разбуханием превратного сектора. Наряду с этим идут и процессы нелинейного, но в целом прогрессирующего, нарастания социальной поляризации вкупе с обострением глобальных проблем (о последних ниже), а что касается роста социальной поляризации, то он происходит не только в глобальном масштабе, но и в первом мире, где в последнее время обозначилась тенденция выделения "корпоративной номенклатуры" элиты "профессионалов", что в перспективе приведет к превращению глобального мира в общество "одной десятой".
Это производство и перераспределение фиктивных благ (социальных фантомов, которые могут быть с философской точки зрения квалифицированны как превращенные формы отчужденного труда и социальных отношений).
Вот почему ключевой проблемой прогресса человеческого сообщества (а критерий этого прогресса мы выше уже сформулировали) в XXI в. становится освобождение творческой деятельности от форм, которые ей навязываются в превратном секторе, выдавливание этого сектора и использование высвобождаемых ресурсов для прогресса креатосферы - мира культуры, общедоступной творческой деятельности и, соответственно, сфер, в которых создаются культурные ценности, идет процесс формирования, воспитания, обучения и развития человека как свободной, всесторонне развивающейся личности.
Такой взгляд на структурные изменения в общественной жизни позволяет показать, что развитие постиндустриальных тенденций в условиях современного корпоративного капитализма происходит в превращенных формах. Наиболее типичным для обозначения этих изменений является использование таких понятий, как "общество услуг", "информационное" (или, преимущественно в 60-70-е годы,"постиндустриальное") общество.
Во всех случаях использования этих названий фиксируются действительные, реальные, объективные тенденции вытеснения индустриальных технологий и, шире, материального производства. При этом, однако, некритически, позитивистски отражается процесс создания субститутов, которые как бы "переносят" превращенные формы мира экономической необходимости (эти формы были названы выше) в то свободное пространство, которое могло бы быть занято креатосферой.
В связи с анализом превращенных форм структурных сдвигов, порождаемых генезисом царства свободы, особо важно прокомментировать уже упоминавшуюся теорию "общества услуг". Она как раз фиксирует активное и все убыстряющееся развитие субститутов креатосферы в сфере услуг, куда включаются все те отрасли, где не создается материальный продукт и не обеспечивается свободное всестороннее развитие человека, т.е. прежде всего именно отрасли превратного сектора. В то же время в сферу услуг включается и обслуживание жизнедеятельности человека (сюда входит, с одной стороны, удовлетворение искусственно создаваемых утилитарных потребностей, а с другой- часть креатосферы: медицина, образование, наука, рекреация человека и природы, т.е. особая часть сферы услуг, которая выходит за пределы ее превращенных форм) и т.д.
Концепция "общества услуг" может быть в целом охарактеризована как отражение процесса замещения своего рода "свободного места" (которое образовалось вследствие резкого сокращения в развитых странах материального производства) "превратным" сектором, лишь частично обеспечивая развитие Человека, да и то преимущественно в отчужденных формах [7].
Если представить данную теоретическую модель в форме соответствующей таблицы (которую мы здесь не будем приводить [8]), то это дает возможность показать (доказательством модель, естественно, служить не может), что за понятиями "сфера услуг" и "материальное производство" скрывается крайне неоднородная совокупность сфер. Если в качестве критерия прогрессивности структуры общественной деятельности принять меру продвижения от материального производства к креатосфере, да еще и с учетом формирования такой превращенной формы этого процесса как "превратный" (фиктивный) сектор, то весьма сомнительными окажутся многие принятые ныне тезисы.
Во-вторых, окажется, что критерий "постиндустриальности" как неявно применяемая мера развитости обществ (в частности, один из критериев "отрыва" первого мира от остальных) по меньшей мере недостаточен, ибо не учитывает такого важнейшего параметра, как сфера (а значит- мотивы, цели и социальные, экологические, гуманитарные результаты) использования этих технологий.
Во-вторых, по существу неправомерным окажется типичное для многих авторов сближение (а то и прямое отождествление) постиндустриального сектора и сферы услуг. Последняя включает огромный пласт доиндустриальных и индустриальных видов деятельности. Кроме того, нельзя забывать и о том, что в отраслях материального производства (промышленность, транспорт и т.п.) ныне весьма развиты постиндустриальные технологии.
В-третьих, наиболее важными с точки зрения прогресса (экономического, социального, гуманитарного) окажутся не те отрасли, где максимально используются информационные и иные высокие технологии, а те, где в наибольшей степени обеспечивается простор для ростков креатосферы (названные два критерия лишь частично совпадают), а не "превратного" сектора, т.е. общедоступного образования и воспитания (прежде всего в детских садах и школах), здравоохранения, подлинных науки и культуры, а не финансовых спекуляций, маркетинга, массовой культуры и бюрократического управления.