Уже сам Кант применил в своей маленькой работе "Что значит ориентировать себя в мышлении?" с 1786-го года понятие ориентации к критике разума. Еще до этого Мозес Мендельсон ввел понятие ориентации, почти незаметно и не в терминологическом смысле, в дискуссию, чтобы смирить свой спор о спинозизме, спор между разумом и верой. Поскольку казалось, что обе стороны непримиримы в этом споре, "ориентация" должна была служить инстанцией для решения между ними. Мозес Мендельсон признался, что спекулятивный разум легко можно ввести в софистику. Поэтому его "дело" состоит только в том, чтобы "исправить претензии здравого смысла и как можно больше их преобразовать в разумное познание. Пока здравый смысл и спекуляция находятся во взаимном согласии, я следую их руководству. Но если они раздваиваются, я стараюсь ориентироваться" - именно ориентироваться на основе "здравого смысла", от которого спекулятивный разум "слишком далеко отдалился". Когда опираются на здравый смысл, тогда нечто странное вроде спинозизма не может возникать и поэтому и не может быть спор о нем.
Кант не хотел ограничить дело здравым смыслом. Ведь так называемый здравый смысл является, как Кант писал еще за несколько лет до этого в своих "Пролегоменах", всегда последней "помощью в беде", на которую человек ссылается "в качестве оракула", "когда он уже ничего умного для своей защиты не знает". Поэтому здравый смысл как средство ориентации в делах разума уже не годится. Но тем не менее остается, как сказал Кант, "максима необходимости ориентироваться в спекулятивном применении разума".
"Ориентация" во времена Канта была иностранным словом, произошедшим из французского языка. Его применяли в географии в смысле "правильно соотнести схему с частями света". Кант расширил это понятие до сферы философии, завершая двойное абстрагирование, сначала от географического к математическому потом от математического к логическому употреблению. В математическом применении он абстрагировался от "направлений мира", от стран света Восток-Запад, Север-Юг, в логическом он абстрагировался от пространственных направлений вообще, право-лево, вперед-назад, верх-низ. В результате получилась ориентация только в мышлении. Вместе с этим Кант заметил, что уже пространственная ориентация отнюдь не в распоряжении мышления: мышление может от нее освободиться, но оно не в состоянии ее схватить: невозможно различить "направления в пространстве" логическими средствами. Для этого понадобится, как сказано в статье об ориентации, "субъективная основа различения" или "субъективный принцип". Кант называет различение правого и левого "чувства", которое разум во всех объективных познаниях, во всех познаниях предметов в пространстве и времени должен предполагать. Он, вопреки всей своей автономии, не в состоянии ориентироваться в пространстве и времени, он "нуждается" в ориентации сверх себя на нечто превосходящее его".
Таким образом у Канта понятие ориентации сопровождает и охватывает понятие разума. Ориентация превышает разум; она является понимающей работой в до- и внеразумных пограничных условиях. Она невозможна без разума; но и разум без нее беспомощен.
Сегодня понятие ориентации вытеснило в повседневности, политике и философии (по крайней мере в немецком языке) почти везде понятие разум. Понятийное поле ориентации - точка зрения, направление, перспектива, горизонт - все больше и больше подменяет собой понятийное поле разума. Кажется, что понятие ориентации подхватывает ту потерю смысла, которую безусловный разум модерна потерял в процессе признания своей условности.
Тем не менее понятие ориентации, хотя оно и не употребляется часто, однако, до сих пор почти отрефлексировано в философии. В этом состоит задача философии ориентации. Она предполагает, что в понятии ориентация имеется мощный философский потенциал, из которого могут быть в определенной мере выведены и поняты основные черты постмодернистской ситуации.
Разум должен постоянно заново ориентироваться не только в "направлении" в пространстве, но и во времени, в непрестанной перемене общественных условий жизни. Без такой ориентации он беспомощен и наоборот, как раз ориентация делает возможной дальнейшую жизнь там, где условия жизни внезапно меняются и принципы разума уже не работают.
Уже Кант считал, что ориентация не зависит от принципов. Она не является делом логически обоснованных предложений. Ориентации с одной стороны всегда целостны; можно ориентироваться или нет, с другой стороны, многообразны; можно в различных областях жизни и жизненных ситуациях следовать совершенно различным ориентациям. Следовательно можно от случая к случаю меняться среди ориентации. Поэтому ориентации являются ограниченными в пространстве и времени; они есть ориентации в ограниченных областях жизни и на ограниченное время.
Если возможно менять ориентации, если возможно переходить от одной к другой, то это значит, что ориентации должны быть в одном отношении связаны с чем-нибудь, а в другом - независимы друг от друга; они образуют друг с другом структуру открытой ризомы. Таким образом, если ориентация в одной области жизни терпит крах, другая ориентация в другой области жизни может помочь дальше жить. Ризома ориентации в целом способна удерживать локальные дезориентации. Разум, который таким способом ориентирует, который по ту сторону принципов, при всегда меняющихся жизненных условиях дает изменение ориентации в ограниченном пространстве и времени, это и есть постмодернистский разум.
С помощью понятия ориентации можно объяснить то, что в сегодняшней России и во многих странах, находившихся ранее под ее влиянием, повсеместная ориентация в итоге делает невозможной дальнейшую жизны Конечно можно привести для этого множество причин, ментальных, исторических, политических. Но самые элементарные наверно находятся в возможности самой ориентации обойтись без принципов и благодаря этому она открывает возможность менять ориентации сообразно изменению обстоятельств.
Начало философии ориентации
Исследовательский проект в рамках философии ориентации начинается с вопросов: Как происходит ориентация? Что дает ориентация, от чего она зависит? Каким ориентирам следуют ориентации человека, группы, народа, культуры, эпохи? Как взаимосвязаны ориентации друг с другом, чтобы они могли в кризисных ситуациях друг друга заменить и быть заменяемы друг на друга? И наконец: Как надо мыслить мышление, чтобы постоянная перемена и обмен его собственных ориентиров стали мыслимыми? В этом и состоит собственно философский вопрос.
Ориентация принимает вызов времени. Принимая время в себя. Ориентироваться значит разобраться в новой ситуации; тогда мы уже имеем не новую ситуацию, но такую, в которой мы уже разобрались. Но на этом жизнь не прекращается; могут возникать другие трудности и, тем самым, новые потребности в ориентации. Ориентации имеют дело со временем двояким образом. Во-первых, они никогда не прекращаются, т.к. в жизни они всегда необходимы; человек никогда полностью не сориентирован, и каждая новая ориентация есть вновь другая ориентация. И во-вторых, ориентации не только изменяемы в том смысле, что они необходимы время от времени, но они временны и в себе, поскольку они постоянно опережают самих себя. Поэтому ориентировочное знание необходимо мимолетно, поспешным образом получено, поверхностно и многозначно. Поэтому в классике с вневременностью ее понятий в установившейся традиции философии ориентировочное знание недооценивалось или, как правило, вообще, не учитывалось. Предполагалось, что о знании речь может идти только тогда, когда оно окончательное, хорошо обоснованное и однозначное. Но если знание в новой непредсказуемой ситуации должно помогать действовать, то ориентация должна совершиться быстро. Быстрота обусловливает поспешность, поспешность влечет поверхностность, поверхностность - многозначность. Это является недостатком только тогда, когда критерием служит традиционное понятие знания. Но ценность ориентации состоит как раз в том, что она может отказаться от основательности и однозначности и длительной работы над ними и тем не менее дать достаточную уверенность для действия.
Вместе с однозначностью ориентировочное знание отказывается в значительной мере от логической необходимости. Вместо логической необходимости оно опирается на жизненную необходимость. Ориентировочное знание следует не за доказательствами а за потребностями. А потребности жизни всегда предшествуют доказательствам науки. С одной стороны, насущные потребности уже должны быть удовлетворены до того как заниматься наукой; занятие наукой предполагает досуг. С другой стороны, потребности жизни ставят те вопросы, которые должны быть научно исследованы; наука предполагает цели, предписанные жизненными необходимостями - специфическими или общими. Без этого она не имела бы смысла. Вместе с логической необходимостью в ориентации, наконец-то, уходит на задний план и общезначимость. Ориентировочное знание может быть обобщено только в той мере, в какой ситуации действия могут быть сходны друг с другом, но полностью они сходиться не могут. Всеобщее имеет для ориентации только условную ценность.
До сих пор недооцененное или вовсе незамеченное, поспешное, поверхностное и многозначное ориентировочное знание предшествует окончательному, хорошо обоснованному и однозначному научному знанию. Ведь каждое приобретение научного знания начинается со своей стороны с первыми пробными попытками ориентации, и каждый новый методический шаг предполагает сначала некую неточную ориентацию, которая указывает ему направление. Таким образом отброшенный и забытый тип ориентировочного знания мог бы стать основным типом знания, на котором до сих пор вырастал столь высоко ценимый тип научного знания. Безусловное тоже всегда мыслится только при определенных условиях, и вневременное всегда во времени, и как раз временные условия определяют, вообще ли мыслятся нечто безусловное и надвременное и если да, то что в качестве такого безусловного и надвременного мыслится.