Кстати, уровень культуролога определяется, среди прочего, способностью видеть проблему в тех слоях обыденной реальности, где другие проблемы не видят. Казалось бы, об империях написано уже все, что можно. Однако построить типологию империй - простую, ясную и убедительную - до Яковенко никто не смог. А ведь разница между колониальной и теократической империями, казалось бы, столь очевидна. Что общего между предприятием по ограблению колоний и реализацией на Земле божественного проекта? Только терминологический синкретизм и инерция словоупотребления заставляют называть и то и другое империей.
Яковенко занимается историософией средних звеньев цивилизации. Он не задается метафизическими вопросам о природе последнего, самого высокого уровня исторических детерминации. Ему хватает работы в мире опосредований. В этом не только интеллектуализм, но и мудрость, изжившая инфантильный ригоризм самонадеянного сознания, небрежно пробегающего промежуточные ступени в своем рвении поймать Бога за бороду. Чем глубже сознание постигает исторические механизмы среднего уровня, тем менее интересной становится метафизика истории как таковая. И тогда уже совершенно неважно, есть ли там наверху кто-то главный и что он собой представляет. Погрузившись в постижение промежуточных уровней, человек видит всю тщетность этих вопросов, не говоря уже о наивности линейных иерархий.
Если учесть, что европейское сознание на протяжении всей своей истории неуклонно двигалось в сторону последовательной имманентизации всего трансцендентного, то нет ничего удивительного в тезисе, что бог есть культура. Это бог не метасубъект, трансцендентно отстраненный от мира. Это сложно организованный конгломерат самоорганизующихся подсистем, каждая из которых ведет себя по отношению к человеку как полуимманентный субъект, детерминирующий тот или иной аспект его социокультурной и ментальной активности. А в целом эти подсистемы образуют систему, общие контуры которой скрыты от познающего сознания рядом перегородок-горизонтов, в принципе непреодолимых для человеческого субъекта, локализованного в дискретной точке исторического времени и пространства 2 . Об этой системе, как и о старом Боге, можно с уверенностью сказать только то, что она есть. Но есть и различия. Бог-культура в известном смысле имманентен и, следовательно, не всемогущ. Он детерминирован необратимостью времени, и его свобода ограничена его же собственными предшествующими действиями. Культура ничего не создает из пустоты и не берет назад исторические ходы. Что есть, то есть, и изменить это можно лишь настолько, насколько позволяет имманентная природа исторического материала. Иначе говоря, рисунок истории, если мы решили отойти от примитивно детерминистских и монотеистических представлений, формируется характером отношений подчинения и консенсуса между структурными подсистемами целого, которые рассматриваются как самостоятельно действующие субъекты.
В своей книге Яковенко впервые набросал несколько портретов этих субъектов-демонов, показав их скрытую от непосвященного взгляда жизнь и отношения.
Один из этих демонов черпает силы в природном ландшафте, другой - в геноме этноса, третий аккумулирует энергию универсалий социальной памяти, четвертый подстрекает к перманентному выходу за пределы, питаясь силой трансцендирующего порыва, и т.д. и т.д. А их совместные усилия образуют ту сложную розу ветров, которая и рождает то или иное историческое событие или состояние. Как правило, не только обыденный, но и аналитический ум склонен сводить равнодействующую силу к одному-двум "главным" факторам. Яковенко разматывает весь или почти весь клубок.
Помню, в школьные годы меня донельзя раздражала марксистская фразочка о "слепых и стихийных" силах, движущих жизнью социума, вернее, двигавших им до появления единственно правильного учения. Почему, черт возьми, слепых? Почему стихийных? Пережив крах возомнившего "законодательного разума" и последовавшую за ним панику иррационализма, научная мысль стала скромнее и глубже. Оказалось, что содержание последнего метафизического уровня исторического бытия не лежит где-то у Бога в закодированном сейфе, а растворено на сложно структурированных промежуточных уровнях реальности. И стоит только всерьез заняться этими уровнями, как возникает подозрение, что никакого сейфа и вовсе нет. А если и есть, то в нем не лежит ничего нового и интересного.
Историософия Яковенко - историософия среднего звена - выражение индифферентна к метафизике. Но зато связь средних уровней с нижним, т.е. с миром единичных фактов, выявлена блестяще. Между теоретическими моделями и пестрым конгломератом историко-культурных феноменов протягиваются многообразнейшие прямые и обратные связи. Ни одно обобщение не "повисает в воздухе", а ссылки, цитаты, исторические примеры и иллюстрации складываются в конструктивный, убедительный и не лишенный элегантности рисунок.
Современный гуманитарный дискурс переживает своеобразный пик неосинкретических тенденций. Никто ни с кем не может договориться о терминах, о границах и содержании понятий. Постмодернизм подверг саму идею установления границ снобистскому осмеянию, но легче от этого не стало. В ситуации невозможности общих конвенций единственным критерием остается убедительность оперирования терминами и понятиями тем или иным автором в рамках самостоятельного их толкования.
Понятие нации стоит в ряду "резиновых иероглифов", при упоминании которых все осознают, о чем примерно идет речь, но дать вразумительного им определения не в состоянии. Оно к тому же окрашено привкусом болезненности и нервозных реакций. Еще бы! Больной вопрос. Нужен исключительно трезвый и холодный ум, чтобы спокойно в нем разобраться. Я не вполне согласен с общим определением нации и ее исторических признаков, которые предлагает Яковенко 3 , но не могу не признать, что выстраиваемая им концепция весьма убедительна. Это не обрывочные, хотя и справедливые суждения типа "имперский народ не имеет нации". Это целостная объясняющая модель, которую вполне можно считать заявкой на самостоятельную теорию. На фоне полного, объективного и логически выстроенного анализа исторического генезиса нации и соответственно структуры и содержания национальных интересов становится особенно очевидной наивность и несостоятельность привычных подходов, известных не только по публицистическим, но и по квазинаучным контекстам, обозначающих русский народ как нацию или вводящих понятие "имперской нации".
И еще. Углубляясь в стройный, подробно развернутый анализ Яковенко вечной русской темы "Что делать?", то бишь как реализовать национальные интересы в конкретной политической практике, невольно предаешься чувству полной безнадежности. Нет в сегодняшней России таких социальных и политических сил, которые способны выйти на такой уровень понимания. Те, кто понимает, — ничего не могут сделать, ибо они - частные лица или, в лучшем случае, маргиналы политической жизни. Те, кто что-то еще может сделать, - ничего не понимают. Не понимают, по словам Макиавелли, даже тогда, когда им объясняют. А массовое сознание и обслуживающая его пишущая братия в упор не видят разницы между интересами национальными и имперскими. Многие, впрочем, из идеологических соображений скорее прикидываются, что не видят. Кого обманывают?
Закат империи всегда печален. Печальны и судьбы имперских народов, так и не ставших нациями. В последний момент будто некая пелена застилает и без того не слишком дальновидный взор тех, кто принимает решения, и тогда они отказываются воспринимать очевидное и оказываются неспособны извлекать уроки из хрестоматийно ясных исторических ситуаций. Что тогда делать пророку, который все понимает и предвидит, но не может ни до кого достучаться? Демоны знают свое дело. У них есть множество способов скрыть от человеческого интеллекта истинное положение вещей и не выпустить его из-под своего господства. Когда профессиональные ученые начинают вдруг говорить сказочными сюжетами и мифологемами вроде того, что империя тоже содержит потенциал развития личности и т.п., то это и смешно и страшно одновременно. Тогда субъективное поведение самоорганизующихся локальных подсистем культуры предстает во всей своей демонической образности. Вот как локальная культура зомбирует людей, вот как намертво привязывает она их к себе нерефлектируемыми экзистенциальными ценностями, вот какие шоры надевает она на них! И все это ради чего? Ради духовного роста самого человека? Ради вечных метафизических ценностей? Ничуть не бывало! Просто огню нужен материал, чтобы гореть - вот и все. Локальная культура ведет себя как субъект, а следовательно, как живое существо. Это значит, что она прежде всего должна выжить, затем по возможности расшириться и добиться максимального господства. А люди, включенные во владения демона, - суть материал, обеспечивающий реализацию этих задач. Ни больше, ни меньше. А вот тех, кто видит слишком много и часто пересекает границы владений, демоны не любят. Даже стоя на краю пропасти, их добродетельные подданные находят возможность кинуть камень в "отщепенцев". Вот почему самых умных и проницательных никогда не слушают.