Чувственные культуры видят конечную реальность в реализации наших чувств. Сверхчувственность не существует и агностицизм наполняет собой культуру. Человеческие нужды суть природные нужды и удовлетворяются они посредством воздействия на окружающую среду. Чувственные культуры противостоят Идеационным культурам. Чувственные культуры существуют в трех формах: Активное Чувствование удовлетворяет потребности с помощью изменения природного и культурного миров; Пассивная Чувственная Ментальность реализует потребности через паразитическую эксплуатацию природного и культурного миров; и Циническая Чувственность использует любой доступный способ для удовлетворения желаний. Эта ментальность лишена строгих ценностей и следует инструментальности в удовлетворении потребностей.
Сорокин невысоко оценивает Чувственные культуры и тем не менее располагает большинство культур в рамках между Идеационными и Чувственными. Исключение составляет истинно Идеалистическая культура, в которой реальность проявляется с различных сторон и человеческие потребности одновременно имеют духовный и материальный характер, при доминировании духовных потребностей. Жизненность идеалистической культурной формы определяется множественностью ее отношений к реальности. Мир знания это тот мир, который является результатом взаимодействия духовных и эмпирических истин.
Сорокин обращается к истории греко-римских и западных цивилизаций и в меньшей степени к культурам Среднего Востока, Индии, Китая и Японии с тем, чтобы проиллюстрировать эти культурные типы и описать изменения в их системах знания, искусства, научных открытиях и других социальных институтов. На основании этих исследований он приходит к заключению, что культуры проходят в своем развитии Идеационный, Идеалистический и Чувственный этапы, разграничиваясь периодами кризисов. За последние 2500 лет западная культура осуществила дважды этот путь и сейчас находится в третьей Чувственной эпохе.
Сорокин описывает процесс развития культур как результат действия двух характеристик: Принципа Ограничений и Доктрины Имманентного Детерминизма. Культурные системы, подобно биологическим, изменяются согласно своим наследственным потенциалам. Имманентный Детерминизм предполагает, что внутренняя динамика организационной системы устанавливает свою возможность для изменения. И тем не менее, системы имеют ограничители. К примеру, по мере того, как они становятся все более и более Чувственными, продвигаясь к вершине Циничной Чувственности, системы достигают пределов своей пространственной протяженности. Идеационные контр-тенденции, в согласии с диалектикой, развиваются и усиливаются по мере того, как системы поляризуются. Эти контр-тенденции определяют начало движение культуры к Идеалистической форме. Диссонирующие изменения отражаются в культуре и жестокость усиливается, когда система принимает новую конфигурацию. Сорокин заключает, таким образом, что мы должны изучать социальное изменение, концентрируясь на внутренней организации (Имманентный Детерминизм) и на Принципе Ограничений.
Далее Сорокин задается вопросом, почему эти изменения происходят именно таким образом? Ответ на этот вопрос развивает его Интегральная философия. Характер культуры детерминирован принципом, определяющим ее системы истины и реальности. Исторический анализ обнаруживает, что Идеационные системы базируются на интуитивной истине, Чувственные системы на авторитете чувств, а Идеалистические основываются на истинах разума. Понятно, что ни один из этих принципов в отдельности от других не сможет обеспечить достижение абсолютной истины. Если бы системы истины и культура, которая их вбирает, были бы конечными и абсолютными, то не было бы никаких исторических ритмов. С другой стороны, если бы система была абсолютно ложной, она бы не существовала. Следовательно, для того, чтобы сверх-ритмы имели место, каждая система истины, и корреспондирующая с ней культура, должны быть только отчасти истинными и соответствовать лишь отчасти человеческим потребностям. Причем каждая из этих систем уже содержит необходимые элементы для того, чтобы приобщить человечество к природной, социальной и космической среде. Системы истины изменяются потому, что всякий тип знания имеет свою силу и свою слабость. Доминирование одного из способов знания исключает возможность целостного понимания мира. Чем дольше преобладает одна ментальность, тем больше растет число аномалий. В конце концов, люди начинают понимать, что их система слишком узка для объяснения важнейших аспектов жизни, а законность и продуктивность доминирующей ментальности начинают подвергаться сомнению. Вскоре там, где доминирующая ментальность терпит поражение, начинают применяться другие средства. К сожалению, супер-ритмы менталитеты Идеационной, Идеалистической и Чувственной культур могут существовать вне зависимости от того, придет ли человечество к абсолютной истине.
Этот бесконечный цикл Сорокина явился результатом его поисков Интегральной истины. Подобная форма знания объединяет эмпирические истины чувств, рациональные истины разума и сверхрациональные истины веры [6, с.763]. Таким образом, Интегральная истина обеспечивает более полную и достоверную трактовку реальности. В интегральной философии культуры изменяются вследствие необходимости более адекватного соответствия основным вопросам жизни. Чувственное знание обеспечивает развитие науки, технологии и предоставляет физические удобства, но оставляет в стороне дух. Истины веры обращены к проблемам духа, но оставляют нас относительно беспомощными перед лицом природы. В момент, когда каждый из типов культуры пытается обеспечить недостающее в ней звено, этот тип культуры изменяется. Интегрализм выступает в качестве объединительного начала истин науки, разума и интуиции. Интегрализм выступает средством, обеспечивающим возможность осмысления жизни, космоса и роли в них человечества [6, 746-61]
Сорокин заключает книгу "Социальная и культурная динамика" призывом к интегральному пониманию и рисует довольно мрачную перспективу будущего развития западного общества. "Все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают серьезный кризис... Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей Чувственной культурой нашего величественного вчера и грядущей Идеациональной или Идеалистической культурой творческого завтра. Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в приближающихся сумерках. Ночь переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, тем не менее, возможно, рассвет новой великой Идеациональной культуры приветствует поколение людей будущего" [5, с. 535].
Сорокин рассматривал субъективный реализм в качестве связующего звена, объединяющего социальную организацию и культурную жизнь. Он знал Гуссерля, читал его труды, находил их продуктивными и плодотворными. С наибольшей силой феноменологическая ориентация Сорокина выражена в работе "Блеск и нищета Современной Социологии и Связанных с нею дисциплин". В этой работе, опубликованной в 1956 г., Сорокин пытался освободить социологию от полуправды и явных ошибок, которые в интерпретации многих социологов трактовались как последнее слово в науке. Одним из существенных недостатков выступала продолжающаяся практика использования в социологии мертвых форм науки. В самом деле, социологи замыкались на философии науки XVII в., которая не могла принимать во внимание уроки квантовой механики о дуализме и дополнительности, равно как оставляла за скобками истинную природу предсказания и идеальные границы знания. Без сомнения, Сорокин ссылается на тенденции, проистекающие из столкновения взглядов ньютонианских детерминистов, которых возглавлял Эйнштейн, и последователей принципа дополнительности, сформулированного в 1927 г. копенгагенской школой Нильса Бора. Несмотря на то что спор шел о природе света, подспудно он имел отношение к природе реальности и возможностям ее изучения. Эйнштей был ньютонианским дуалистом, принимающим безусловно существование объективного физического мира, который существует согласно неизменным законам, причем последние не зависят от наблюдателя [7, с. 413]. Законы Ньютона представляли образ Вселенной (Великая Машина) как неизменной и независимой от воли человека. Машина действует таким образом, что положения тел, обладающих массой, могут быть познаны независимо от того, находятся они в прошлом или в будущем. Многие спорили о роли Божества в естественном законе. И все же ученые в большинстве своем становились на позиции наблюдателей объективированного порядка, при котором акт наблюдения оставался нейтральным с точки зрения воли и эпистемологии. Субъективность (как мы думаем о вещах) ведет к двойственности и должна быть строго контролируема.
Этот взгляд доминировал в науке с XVII в. вплоть до появления неразрешимых аномалий, возникших при изучении природы света. Эксперименты Янга, проведенные в 1803 г., послужили основанием для трактовки природы света в рамках волновой теории. Эйнштейн, впрочем, в последующем охарактеризовал свет как частицу, как фотон. Таким образом, существовали экспериментальные свидетельства в пользу трактовки света с точки зрения частицы и с точки зрения волновой теории. Аномалия заключалась в том, что эти характеристики являлись полностью взаимоисключающими с точки зрения научных теорий, трактующих природный мир. Копенгагенская дилемма была сформулирована следующим образом: "Каким образом взаимоисключающие реакции, характерные для частиц и характерные для волн могут быть свойством одного и того же света?" [8, с. 94]. Бор решил проблему с помощью знаменитого Принципа Дополнительности. Ответ выглядел так: эти реакции не являются свойством света. Они являются свойствами лингвистических и экспериментальных попыток понять природу света. Если вы будете трактовать свет как волну, он и будет вести себя как волна. Но если вы будете рассматривать свет как частицу, он будет реагировать как частица. В квантовой теории за истинный принимается не только реальный мир, который дан в ощущениях, но и тот, который существует в интеллекте исследователя. Данная традиция формулирует специфическую единицу для начала познания: мир существует таким, каким он предстает сам по себе, и таким, каким его фиксирует мозг, если подобная фиксация наличествует. Другими словами, эта промежуточная позиция между жестким объективизмом и предельным солипсизмом, позиция, согласующаяся с феноменологической ориентацией, принимающей реальность как сознательно конституируемый объект. Философ и математик Эдмунд Гуссерль утверждал, что нестыковка эмпиризма состояла в том, что нас заставляют принимать принцип единообразия природы, коррелируя прошлое и будущее, без единственно возможного законного средства, которое позволяет фиксировать чувства апостериори. Таковым средством может быть только наблюдатель. Если ученый отвергает априоризм, он должен обеспечить каким-либо образом связь между единообразными событиями природного мира, равно как связать прошлое и будущее. В качестве такого звена выступает сознание, познающий разум. Суть дела не в том, что наблюдатель создает единство природного мира. Его существование не является проблемой. Но исследователь выступает как связующий элемент между дискретными событиями, причем значение единообразия конституируется в сознании наблюдателя [9; 10].