Ницше полагал, что деление общества на классы (по его терминологии - касты) вечно, а его корни лежат в биологической природе человека. Господствующие классы ("господствующие касты" или "расы господ") являются, по его мнению, общностями существ во всех отношениях более высокого ранга, чем угнетенные и эксплуатируемые ("расы рабов"), по отношению к которым первые представляют собою "род сверхчеловека". Высшая культура создавалась, создается и будет создаваться именно господствующими классами; без них, как считает Ницше, культура вообще была бы невозможна. Существование и творчество господствующих классов обеспечивается эксплуатацией ими огромного большинства человечества - "посредственностей", "толпы", "великого множества". Чем сильнее эксплуатация, чем сильнее гнет, удерживающий "расы рабов" в повиновении, тем пышнее расцветает культура. Ницше причисляет себя к философам и идеологам "расы господ", к "созидателям новых ценностей".
Из вышесказанного следует, что Ницше является философом каких-то эксплуататорских классов. Каких именно - видно по тому, как Ницше формулировал задачи "расы господ" в XX веке:
"...чтобы подготовить великие отважные коллективные опыты в деле воспитания и дисциплинирования с целью положить этим конец тому ужасающему господству неразумия и случайности, которое до сих пор называлось историей, -неразумие "большинства" есть только его последняя форма: для этого когда-нибудь понадобится новый род философов и повелителей, перед лицом которых покажется бледным и ничтожным всё, что существовало на земле подвидом скрытных, грозных и благожелательных умов" [12].
"...мне было бы больше по сердцу...такое усиление грозности России, которое заставило бы Европу решиться стать в равной степени грозной, т. е. посредством новой господствующей над ней касты приобрести единую волю, долгую, страшную собственную волю, которая могла бы назначить себе цели на тысячелетия вперёд, - чтобы наконец закончилась затяжна комедия её маленьких государств, а также её династическое и демократическое многоволие. Время мелкой политики прошло: уже грядущее столетие несёт с собою борьбу за господство над всем земным шаром, - понуждение к великой политике" [13].
Как видим, Ницше не только предсказывал, но и приветствовал то, что вскоре начали вытворять - и вытворяют до сих пор - группировки капиталистических монополий с помощью принадлежащих им государственных аппаратов: "великие отважные коллективные опыты в деле воспитания и дисциплинирования" и "борьбу за господство над всем земным шаром". Отсюда следует, что он действительно-таки был идеологом именно монополистической буржуазии, финансового капитала.
Было время - еще до написания книги "Так говорил Заратустра", ставшей рубежом между двумя основными этапами творчества Ницше, - когда последний хотя и оправдывал деление общества на господствующие и угнетенные классы, но в то же время считал вовлечение "дельных, работящих, одаренных, честолюбивых людей" в "большую политику" напрасной тратой их сил и писал по этому поводу (в "Человеческом, слишком человеческом"):
"...сумма этих жертв и потерь индивидуальной энергии и труда столь огромна, что политический расцвет народа почти с необходимостью влечёт за собою духовное обеднение и ослабление, меньшую производительность в делах, которые требуют большой сосредоточенности и односторонности. Под конец позволительно спросить: окупается ли весь этот расцвет и блеск целого (который ведь проявляется лишь в виде страха других государств перед новым колоссом и в виде добытых у них благоприятных условий для развития национальной торговли и хозяйства), если этому грубому и пестрящему цветку нации должны быть принесены в жертву все более благородные, нежные и духовные цветы и растения, которыми доселе так изобиловала её почва?" [14]
Но когда это было "то время"! С тех пор Ницше столь хорошо осознал единство интересов "аристократов духа", подобных ему, и "аристократов меча", что подобные мысли уже не посещали его. Он с радостью отдал свой талант подготовке пришествия "новых повелителей". Изменил ли он при этом себе? Нет; напротив, стал более верным себе, чем был до написания "Заратустры". "Постзаратустровский" Ницше устранил в своём мировоззрении типичную для умеренных либералов несогласованность, когда хотят иметь власть в своих руках, но в тоже время с отвращением воротят нос, как от грубых и жестоких, от таких форм и методов господства, которые только и могут делать эту власть абсолютной. Ницше преодолел в своей душе постыдную раздвоенность интеллигентного барчука, который хочет пользоваться всеми плодами своей принадлежности к господствующему классу, но не желает палец о палец ударить ради того, чтобы гарантировать себе эти плоды, -- не желает вмешиваться в политику, в ту сферу жизни общества, где как раз идёт борьба за экономическую и духовную власть. "Дозаратустровский" Ницше -эстетствующий сноб; по крайней мере, таким он предстаёт на страницах своих книг того времени. "Постзаратустровский" - политический идеолог, настоящий воин духа, прекрасно понимающий, что именно политическая власть есть ключ к решению личных и массовых, материальных и духовных проблем в классовом обществе. Написав "Заратустру", Ницше не утратил, а, наоборот, окончательно обрёл себя как философа: в его мировоззрении исчезло всё то, что, будучи чуждо его основам, делало это мировоззрение не вполне последовательным. Прежде чем сойти с ума, Ницше успел придать своим воззрениям цельность, последовательность и законченность. Именно поздний Ницше - настоящий Ницше; до написания "Заратустры" он был ещё "недозрелым". Поэтому судить о социальной сущности философии Ницше следует прежде всего по его поздним произведениям и в свете этих суждений объяснять его ранние работы, а не наоборот: так, правильное понятие о том, что такое яблоко, ребёнок вырабатывает лишь тогда, когда познакомится со спелыми плодами и уже потом, в свете своих знаний о созревших яблоках, уяснит себе характерные отличия недозрелых -зелёных, твёрдых, кислых, малосъедобных плодов. Именно "Заратустра" и написанные после него произведения - спелые плоды трудов Ницше, хотя многим его ранние произведения кажутся слаще.
В своих "постзаратустровских" произведениях Ницше предстает последовательным антидемократом, расистом, антисемитом [15]. Наиболее адекватной политической интерпретацией его философии является идеология и практика многих фашистских организаций [16]. Однако с начала XX века вплоть до наших дней великое множество философов и философствующих публицистов ставят себе задачей втиснуть учение Ницше в рамки либеральной политической идеологии, а иногда даже сделать его приемлемым для социал-демократов, анархистов и, начиная с 60-х гг., для "новых левых" [17] (примеры последнего - Герберт Маркузе и Жиль Делез [18]). Особенно много таких фальсификаторов ницшеанства (подавляющее большинство из них - либералы) развелось после Второй мировой войны. В отличие от революционеров- большевиков, любивших своего врага Ницше таким, каким он был на самом деле, либеральные фальсификаторы пытаются "украшать и выряжать" ницшеанство, делать из Ницше этакого бесклассового борца за раскрепощение индивидуальности "человека вообще" [19]. Тем самым они стараются сделать Ницше приемлемым для того мещанского болота, о котором так хорошо сказал Луначарский и которое сам Ницше откровенно презирал.
Финансовый капитал борется за душу "средне классового" мещанства с помощью разных идеологий -фашистской, либеральной, социал-демократической... Из всех этих духовных орудий господства финансового капитала именно фашистская наиболее откровенно, честно отражает волю к тоталитарной власти, присущую монополистической буржуазии. Однако далеко не во всяких социальных условиях "средний класс" оказывается наиболее восприимчив именно к воинственной идеологии фашизма; гораздо чаще он, говоря словами Луначарского, "борется против борьбы", "падает на колени перед действительностью" и больше склонен слушать "всяких толстовских, полутолстовских или с толстовской примесью гуманистов и сентименталистов", чем фашистов. Следовательно, монополистической буржуазии далеко не всегда выгодно превращать откровенную проповедь "воли к власти" в официальную государственную идеологию, а организацию, ведущую такую проповедь, - в правящую партию. Гораздо чаще монополистическому капиталу бывает выгоднее лицемерить, сочетая в своей идеологии оправдание социальной иерархии, национализма и эгоистической борьбы за власть и богатство с проповедью "общечеловеческих ценностей", "гуманизма" и "ненасилия" - той самой "жвачки", о которой говорил Луначарский. Поэтому при империализме официальной государственной идеологией чаще является не фашистская, а более или менее либеральная, с большей или меньшей примесью правого консерватизма. Для такой идеологии философия Ницше тоже сгодится - но не в ее целостности: из нее придется удалять расизм, антисемитизм, антифеминизм, а самое главное, последовательный ницшевский антидемократизм [20]. Если большинству фашистов ничто не мешает использовать философию Ницше такой, какова она на самом деле, почти без переделок (за исключением разве что некоторых несущественных мелочей), то либералам неизбежно приходится существенно искажать ее, чтобы сделать пригодной для использования в своих интересах. При этом они зачастую столь же решительно попирают элементарную логику и здравый смысл, как и те христианские богословы, которые, вслед за "отцом церкви" Оригеном, истолковали библейскую "Песнь песней" - эротическую поэму, которую народное предание древних евреев приписывало царю Соломону и которая благодаря этому вошла в текст Библии - как аллегорическое сказание о любви Иисуса Христа к своей церкви и церкви к Иисусу Христу.