Эрудиция — предоснова мышления, но эрудицию, информированность ложно отождествить с мышлением, поскольку мышление — всегда творчество разной степени напряжения и разной результативности, но все-таки творчество: в сущности, тавтологично само словосочетание "творческое мышление".
Всякий человек по опыту знает, что невозможно выдавать кому-то себя за умного, показывая дипломы об образовании, о почетных званиях и научных степенях. Все встречали глупых начальников и умных неграмотных мужиков. "Читатели газет, глотатели газет" — презрительно писала Марина Цветаева об объевшихся пустой информацией. Отшельник мог читать всего одну духовную книгу, и к нему шли за наставлением, получали от него поток света для разума и сердца. Не начитанность определяет творческие способности разума и души, а уж тем более начитанность — не показатель духовной зрелости. Компьютеры заменили человека в информированности, но люди тоже подчас напоминают очень плохие компьютеры с крошечным банком данных и малой их комбинаторикой.
Психиатры долго не могли объяснить странности мышления парафреников, явно имеющих аномалии мышления и при этом блестяще справляющихся с тестами, в которых запутывались психически здоровые люди. Обнаружилось, что этим больным более чем доступно формальное, алгоритмическое мышление, а тесты строятся как раз на алгоритмической основе. Разгадка описанной аномалии мышления была найдена при попытках испытать больных на их отношение к противоречивым, нестандартным, проблемным ситуациям.
Гёте говорил: между противоположными мнениями лежит не истина, как думают многие, между ними лежит — проблема. Что такое кантовская антиномия? Это постановка проблемы в виде тезиса и антитезиса. Канту удалось обосновать недостаточность традиционной формальной логики с ее запретом противоречий в построении высказываний, силлогизмов. Логика прочно стояла на позициях непротиворечивости суждений, придавая этому статус универсального закона мышления, отмахиваясь от того факта, что есть противоречия, выражающие путаницу речи и мыслей, а есть противоречия, преодолевающие заскорузлость мышления, сложившиеся стереотипы и свидетельствующие о творческой способности мышления.
Кант еще в пору занятий космологией, в докритический период, подметил роль аномалий в эволюции небесных тел. Противоречие — двигатель эволюции и материальных тел, и норм культуры, и мышления. Есть логика готового знания, логика уже открытой информации, правильно аранжирующая такое знание, но есть логика движения мысли к открытиям, озарениям, когда возникают отклонения от сложившихся норм мышления, парадигм, если воспользоваться выражением Т. Куна.
Школа, как правило, считала своей задачей ознакомление учащихся с готовым, непротиворечивым знанием в физике, литературе, истории. Не было попыток хотя бы проследить искания, сомнения, антиномии, которые приводили к открытиям, событиям, направлениям, теориям. Формировалась способность алгоритмического, формально-логического мышления, но стихийно и интуицией талантливых педагогов совершались прорывы в сферу антиномий, проблематичного бытия и знания.
Казалось бы, доказанная еще Кантом идея соотношения двух логик, формальной и диалектической, должна была стать учебной истиной философии и педагогики. Если бы так! Сколько злой иронии было вылито позитивистски ориентированными философами (а таковых в 60–90-е годы было великое число и во всем мире, и в Советском Союзе) в сторону диалектиков, не знающих де строгой науки, математической (символической) логики, где якобы давно уже разобрались и с эвристикой, и с противоречиями 5.
Смешно вспоминать мотыльковую популярность одного ленинградского профессора, подвизавшегося на ниве формальной логики (у него и кличка со времен студенчества была "автомат"), вояжировавшего от лица Головного совета по философии по обширной тогда стране и поучавшего, как преподавать философию с помощью тестов и однозначных вопросов-ответов. "Что первично? Что вторично? Кто был материалистом, а кто дуалистом?" и т. д. Философию пытались приблизить к образу плохого преподавания эмпирической науки. Здесь не требовалась духовная ответственность и хотя бы прикосновение к великим вопросам Сократа, Платона, Канта, Достоевского. Нужны были ответы: "Да, нет", перечисление признаков, черт, имен. Философии тут и не ночевало, но и по сей день оборудованы и функционируют компьютерные классы по преподаванию философии, организаторы которых подчас искренне считают, что приближают учащихся к самым современным и вершинным достижениям философской мысли.
Казалось бы, педагогам должно быть понятно родство философии и педагогики, поскольку они несводимы к науке, соединяя в себе качества науки, искусства, духовного творчества, мировоззрения и практической устремленности. Тем не менее всю историю педагогики и философии сопровождает желание формализовать, онаучить эти сферы деятельности и культуры.
Педагоги часто становятся дидактами, научившимися ловко, мастеровито, порой с увлечением повествовать, объяснять, но не возжигать фантазию, не готовить к житейской, научной, духовной и иной проблемности, неоднозначности.
Школа советского периода находила немало путей формирования у учащихся творчества, иначе не состоялось бы тех общепризнанных открытий в литературе, искусстве, технике, науке, особенно в ее теоретических областях. Русские могли уступать в технологиях, в прикладных областях, во внедрениях в производство, но гейзеры идей были неистощимы. Была внесена своя лепта в дух творчества и подлинными диалектиками, которых не следует путать с сонмом марксистских недоучек и начетчиков, коими полны все сферы деятельности людей, особенно в эпохи идеологического монологизма.
Кроме того, как во все времена, художники, ученые, педагоги вели подчас вполне независимое от идеологии существование, иногда вступая в конфронтацию к власти, а чаще делая свое дело, по существу избегая политиканства. Если бы это было не так, то не полнились бы советские наука и искусство именами вершинными — от В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, И. П. Павлова до Василия Шукшина и Вячеслава Клыкова. Разумеется, невозможно просчитать вклад школы в рост творческих личностей, но всё же стоит предположить с достаточной долей достоверности, что состояние школы создает ту статистику рождения талантов, которой либо может похвастаться страна, либо не может.
Предвижу возражение, которое не оставляет и меня. Школа — это преемственность учительства, его традиций, методов, навыков, знаний. Феномен советской школы не самостоятелен в своих фундаментальных основаниях, поскольку школа эта поддерживалась всей отечественной почвой, произрастала из нее, как и наука, литература, искусство. Сохранение преемственности национальной школы — тоже достоинство советской школы, хотя здесь были чудовищные бреши, заполнить которые смогут лишь учителя, сами взращенные на традициях религии, нравственности, подлинного патриотизма. При знакомстве со школьными учебниками зарубежной русской школы, где учителями были изгнанники после 1917 г., поражает укорененность каждой страницы в родной природе, в стихии народного творчества, чуткость к русскому слову. Там не встретишь, как в советском букваре, "Мара мыла раму" (это надо же было выискать имя, неведомое русскому уху, чтобы морочить голову первоклассников на первых же школьных уроках!), а затем начинались байки о Ленине в детстве, на охоте, в Горках.
Советская школа стала историей и историей нашей, ибо через нее прошла вся страна, и честное отношение к себе, к своей истории предполагает вместе с критицизмом и любовь, умение рассмотреть достоинства и пороки, чтобы найти национально самостоятельный путь реформирования, а не распада школы. Относится сказанное и к философии педагогики, о которой дoлжно еще написать яркие и глубокие книги, здесь же, в небольшом разделе этой книги, лишь обозначены принципы непредвзятого подхода к оценке концепций, навеянных философскими ветрами той поры.
Список литературы
1. См. анализ декартовской (картезианской) концепции математического знания в глубокой статье Э. В. Ильенкова "Количество" (Философская энциклопедия. Т. 2. М., 1962 ) и в его книге "Диалектическая логика" (М., 1984).
2. См.: Скороходова О. И. Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир / Предисловие А. И. Мещерякова. М., 1972.
3. См. о кризисе общеобразовательной школы острую публицистическую статью С. Кара-Мурзы. Новая школа: фабрикация "низколобых" (Наш современник. 1995. № 7).
4. Превосходным образцом использования возможностей диалектики в формировании личности стала, кроме работ Э. В. Ильенкова, книга Батищева Г. С. Введение в диалектику творчества. СПб., 1997.
5. Поучительна эволюция логических взглядов А. А. Зиновьева, более известного сейчас как писателя-смутьяна, он был одним из самых ярких теоретиков математической логики и иронизировал над диалектической логикой, теперь же не раз высказывался о достоинствах диалектики как логики творчества.