Таким образом, сам процесс построения демократии связан с формированием наций из прежде существовавшего этнического материала. Высказывание Эрнста Гельнера ("Национализм порождает нации") подразумевает также, что демократические преобразования (а не только индустриализация или капитализм) порождают нации (9). Вот почему в зарождающихся демократиях движение за независимость и движение за демократию часто совпадают. И то и другое действует во имя "самоопределения": "Мы, народ" (то есть нация) будем решать нашу собственную судьбу; мы будем соблюдать только те правила, которые сами устанавливаем, и мы не позволим никому - будь то абсолютный монарх, узурпатор или иностранная держава - править нами без нашего согласия.
Этот аргумент имеет особенную силу в случае зарождающихся демократий, где необходим национализм для запуска механизма демократизации. Роль национальных чувств в сохранении процесса демократизации различна. Как только демократии станут стабильными и надежными в своих границах, интенсивность и важность национальных чувств может постепенно снижаться. Можно спорить о том, происходит или нет нечто подобное в современной Западной Европе, но это отдельный вопрос.
Либерализм против национализма
Многие упреки национализма во имя демократии являются на самом деле упреками национализма во имя либерализма. Под либерализмом я имею в виду то учение, согласно которому свобода индивида является основной политической ценностью. Напротив - национализм отдает приоритет коллективным требованиям на основе рассовой, культурной или какой-либо иной общинной идентичности. Либерализм отстаивает право личности выбирать, в то время как национализм выдвигает на первое место то, что не зависит от личного выбора.
Однако это противоречие означает нечто большее, чем предпочтение тех или иных ценностей. В основном либеральная критика национализма заключается в утверждении, что нация "нереальна" ("воображена", "создана", "выдумана" и так далее), в то время как отдельная человеческая личность вполне "реальна". С этим мнением тесно связано понятие о том, что индивид (носитель неотъемлемых прав) "рационален", в то время как нация "иррациональна". Нации считаются иррациональными и нереальными, потому что, как мы видели ранее, не существует общепринятых объективных критериев нации. Фукуяма дает следующее оправдание такой дифференциации:
"Различие между человеческим и нечеловеческим вполне рационально: только человеческие существа свободны, то есть способны бороться за признание в битве за чистый престиж. Это различие основано на природе или, скорее, радикальном различии между царством природы и царством свободы. С другой стороны, различие между одной человеческой группой и другой - это случайный, произвольный побочный продукт человеческой истории (10)".
Этот отрывок показывает сколь шаткими являются притязания либерализма на рациональную обоснованность. Различие между человеческим и нечеловеческим рациональны в том смысле, что оно очевидно и может быть описано в "естественных" терминах. Но фокус заключается в том, что притязания на всеобщее признание человека человеком (то, в чем я согласен с Фукуямой, и что является стержнем либерализма) не основаны просто на различии между человеческим и нечеловеческим царствами. Доктрина "личного достоинства" зиждется не просто на факте, что человек отличен, но на идее, что существует нечто, обладающее абсолютной ценностью в этом отличии. Однако эта ценность не является эмпирически очевидной или "естественной". Сам Фукуяма признает, следуя в этом за Гегелем, что притязания на всеобщее личное признание основано на христианстве, которое он именует "рабской идеологией" (в отличие от "идеологии хозяев", которая означало бы признание только хозяев) (11). Именно христианство приписало своего рода трансцендентальную ценность исключительно человеческой душе. Однако, если христианство является просто "идеологией" (что означает, что оно по определению ложно), тогда всеобщее человеческое признание покоится на ложной предпосылке и таким образом не может быть названо "естественным" и "рациональным". Конечно, не обязательно быть верующим христианином, чтобы быть человеческой личностью с человеческим достоинством, но равным образом не обязательно заявлять, что мое требование признать ценность моей личной свободы основано на каких-то "рациональных" (в смысле, научно доказуемых) предпосылках.
Хотя либеральная демократия обязана, быть может, многими своими победами прогрессу научной рациональности, ни демократический ни либеральный принципы не основаны на рациональном фундаменте. И те и другие можно описать как "нерациональные" или "предрациональные" (но не обязательно "иррациональные", так как это слово обычно подразумевает враждебность рациональности). Предпочтение ценностей в этом случае (как я думаю, и во всех других случаях) должно быть в конечном итоге основано на вере (во многом сходной с христианской верой), а не на рациональном знании.
Верно, что современное инструменталистское учение о случайном характере наций взорвало националистический миф о нации, как неисторическом единстве, непосредственно коренящемся в каком-то трансцендентальном или естественном порядке. Однако ни то, ни другое не делает нацию "нереальной" для обычного человека, рожденного в конкретном обществе, в конкретной культуре или в конкретном государстве, и стоящего перед лицом конкретного выбора в социальном и политическом, также как в духовном и экзистенциальном планах. Нация должна быть "рациональной", чтобы быть "реальной"
Нации и личность
До сих пор мы не сказали ничего, что противоречило бы традиционному представлению о том, что либерализм и национализм - это два взаимоисключающих принципа, между которыми человек должен выбирать. Но давайте зададим себе другой вопрос:а не существует ли между ними какого-либо позитивного связующего звена, типа безусловно существующей позитивной связи между понятиями "нация" и "человеческая личность"?
Не вызывает вопросов утверждение о том, что оба эти понятия связаны с периодом новейшей истории. Отношения между ними не могут регулироваться только "объективными" механизмами модернизации. На самом деле связь между ними восходит к современной парадигме политической мысли, из которой развилась либеральная идеология.
В основе этой парадигмы лежит концепция автономии человеческой личности. Будучи носителем уникальной и трансцендентальной ценности (пользуясь терминологией Канта, это всегда цель и никогда не средство), человеческая личность всегда хочет следовать тем правилам, которые возникли как результат ее свободного волеизъявления (самоопределения). Идея эта, несмотря на все современные ее толкования, по сути своей восходит к христианской традиции. В принципе для отдельной личности возможно признать наличие абсолютного божественного порядка, даже оставаясь на точке зрения, в соответствии с которой интерпретация этого порядка и проведение в жизнь его основных предписаний в конечном итоге есть дело разума и морального выбора отдельного человека, а не сообщества людей или какой-то структуры (12).
Понятие "нация" также напрямую связано с понятием "человеческая личность", и это положение составляет основу различий между современным сознательным национализмом и этнической ориентированностью предыдущих эпох. Сущность этнической ориентированности сводится к тому, что понятие "семья" распространяется до макросоциального уровня. Сообщество людей рассматривается как большая семья, происходящая от общих предков. Однако, когда нация начинает создавать представление о себе, она видит себя не семьей, но единой личностью с отчетливо выраженным характером.
Существуют два аспекта выражения национального самосознания через отдельную человеческую личность. Во-первых, нация рассматривается как сообщество людей, организованных вокруг идеи о самоопределении. Современная нация как современный сознательный индивидуум (и в отличие от древнего этноса) признает только те законы, которые она сама для себя выбрала, и отвергает законы, навязанные внешними силами. Во-вторых, нация так же, как и индивидуум, предполагает, что существуют определенные законы взаимодействия и взаимного признания прав. Нациям нужны другие нации. Нация может осознать и признать себя только в контексте истории человечества в целом - подобная мысль казалась немыслимой даже для самых передовых этнических сознаний (как, например, у древних греков). Идея принадлежности к нации как форма членства в человечестве и идея о том, что человечество - это "семья наций" в течение долгого время была краеугольным камнем либерального национализма.
Концептуальная связь между понятиями нация и личность - это важное положение нашей теории. Нация требует самоопределения не как исключительной привилегии, но как средства реализации общего положения о том, что каждой нации необходимо собственное государство. Я не понимаю, почему Фукуяма считает, что национализм по определению "мегалотимен" (то есть требует признания больших прав одних по сравнению с другими), в то время как либеральный индивидуализм он определяет как "изотимный" (то есть требующий равного признания прав для всех). Национализм в его истинном смысле не требует, как это утверждает Фукуяма, "признать права только членов данной нации или этнической группы" (13). Подобное отношение скорее следует охарактеризовать термином "расизм" или "шовинизм". Национализм не требует признания и индивидуальных прав только членов данной национальной и этнической группы. На самом деле требуется лишь признание нации как единого целого, то есть набора черт, характеризующих нацию как таковую: законный статус независимого государства (сравнимый со статусом гражданина, если перенести это на индивидуальный уровень) и равноправное членство в "единой семье народов". То есть базовые идеи национализма как минимум не менее "изотимны", чем индивидуализма, хотя нации, как и отдельные личности, могут стать "мегалотимными".