“Русский народ очень терпелив, – писал Радищев, – и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость”. Напоминая помещикам о крестьянской войне, когда восставшие “не щадили ни пола, ни возраста”, Радищев предостерегает дворянство: “Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение”.
Близко к аналогии Козельского между восстанием угнетенных и рекой, прорвавшей плотину, Радищев пишет о потоке, который будет тем сильнее, чем тверже ему сопротивление; если этот поток (“таковы суть братья наши, в узах нами содержимые”) прорвется, “мы узрим окрест нас меч и отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие”.
В оде “Вольность” красочно описываются народный суд над царем и его казнь: “Ликуйте, склепанны народы. Се право мщенное природы на плаху возвело царя”. Обращаясь в той же оде к истории английской революции, Радищев порицает Кромвеля за то, что “твердь свободы сокрушил”. “Но, – продолжает Радищев, – научил ты в род и в роды, как могут мстить себя народы, ты Карла на суде казнил”.
“Ода совершенно явно и ясно бунтовская, где царям грозится плахою, – возмущалась Екатерина. – Кромвелев пример приведен с похвалами. Сии страницы суть криминального намерения, совершенно бунтовские”.
Считая народную революцию правомерной, призывая к ней на страницах “Путешествия”, Радищев печалился, что “прельщенные грубым самозванцем” крестьяне “в невежестве своем” не видели других способов освобождения, как убийства помещиков: “Они искали паче веселия мщения, нежели пользу сотрясения уз”.
В то время многие даже радикальные мыслители опасались, что народная революция не сможет привести к положительным результатам, боялись ужасов революции. Эти опасения были чужды Радищеву. Действительно, бесчеловечность и жестокосердие господ, доводящих до отчаяния рабов, неизбежно порождают мстительность, жестокость, “пагубу зверства” восставших. Но и поголовное истребление дворянства не привело бы к урону для страны. “Что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их изторгнулися великие мужы для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишенны”. Не случайно “Путешествие” завершается “Одой Ломоносову”. В Ломоносове Радищев видел пример ученого-самородка, каких во множестве выдвинет Россия, освобожденная от ига рабства.
Но для этого революции необходима позитивная программа, призванная заменить в сознании народных масс царистские иллюзии; эту программу Радищев разрабатывает в революционно-демократическом духе.
В будущей России должен установиться республиканский строй: “На вече весь течет народ”. Вопреки господствовавшей абсолютистской идеологии и дворянской историографии Радищев стремился примерами истории доказать способность русского народа к республиканскому правлению: “Известно по летописям, что Новгород имел народное правление”.
В Новгородской республике Радищев видел воплощение радикальных идей непосредственной демократии: “Народ в собрании своем на вече был истинный Государь”. Так же будет управляться и будущая Россия. Поскольку в большом государстве невозможно осуществить непосредственную демократию, Радищев предполагал создание на территории России союза небольших республик: “Из недр развалины огромной... возникнут малые светила; незыблемы свои кормила украсят дружества венцом”.
Основой общества будет частная собственность, которую Радищев считал естественным правом человека, обеспеченным первоначальным общественным договором: “Собственность – один из предметов, который человек имел в виду, вступая в общество”. Поэтому в будущем обществе “межа, отделяющая гражданина в его владении от другого, глубока и всеми зрима и всеми свято почитаема”. Но Радищев – решительный противник феодальной собственности на землю; первым в России он выдвинул принцип – земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает (“Кто же к ниве ближайшее имеет право, буде не делатель ее?”). В результате революции и ликвидации помещичьей собственности землю получат крестьяне: “Удел в земле, ими обрабатываемый, должны они иметь собственности””. Незыблемую частную собственность Радищев считал необходимым стимулом к труду; трудовая собственность на землю обеспечит общее благосостояние, процветание народного хозяйства: “Но дух свободы ниву греет, бесслезно поле вмиг тучнеет; себе всяк сеет, себе жнет”.
Разработанная Радищевым революционно-демократическая программа была теоретическим выражением интересов крепостного крестьянства. Понимая, насколько трудно добиться того, чтобы эта программа вошла в сознание многомиллионных масс крестьянства, Радищев замечал: “Но не пришла еще година, не совершилися судьбы; вдали, вдали еще кончина, когда иссякнут все беды”. Народная революция осуществится нескоро, но она неизбежна: “Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую: я зрю сквозь целое столетие”.
Не видя близкой перспективы антифеодальной революции в России, Радищев разработал проект постепенной ликвидации рабства (“Хотилов. Проект в будущем”), взывая к совести помещиков и одновременно угрожая им ужасами крестьянской войны (“Приведите себе на память прежние повествования... Блюдитеся”).
Демократические положения содержатся также в рукописях Радищева по вопросам права (“Опыт о законодавстве”, “Проект Гражданского уложения”). На всех этапах своего творчества Радищев отстаивал естественные права личности (право на вольность, на безопасность), равенство граждан перед законом и судом, свободу мысли, слова, право собственности и др.
Жизнь Радищева окончилась трагично. В 1801 г. ему было разрешено вернуться в Петербург, где он был привлечен к работе в законодательной комиссии, созданной Александром I. В комиссии Радищев выступал с вольнодумными мыслями и радикальными требованиями в защиту крестьян. Под угрозой новых преследований Радищев покончил с собой.
Укрепление в России феодально-крепостнического строя, обострение порожденных этим общественных противоречий обусловили развитие политико-правовой идеологии. Твердо определилась характерная и для последующего времени программная проблематика этих учений; центральными стали проблемы крепостничества и самодержавия. На основе разного отношения к этим проблемам идеологов различных сословий сложилось несколько течений политико-правовой идеологии. По способам общетеоретического обоснования программных требований политико-правовая мысль России прочно включилась в мировой процесс борьбы рационализма и религии, юридического и теологического мировоззрений.
Общие интересы господствующих дворян-помещиков выражены идеологией “просвещенного абсолютизма”. Характерная черта политико-правовой идеологии “просвещенного абсолютизма” – резкое, порой вопиющее противоречие между логико-теоретической основой, взятыми у Просвещения прогрессивными теоретическими посылками и апологией крепостничества. Наряду с огульным отрицанием антигуманности и реакционности крепостного права в системе доводов в его защиту сохранилось выдвинутое еще Татищевым и просуществовавшее до середины XIX в. суждение типа: “Если крепостное право – зло, то его отмена или ослабление – зло еще большее”.
Продолжала разрабатываться система доводов, обосновывавших самодержавие, для чего использовались произвольно подобранные или искаженные идеи Просвещения. Использование этих идей в системе реакционных политико-правовых взглядов сопровождалось их существенным искажением или чисто декларативным воспроизведением (“Наказ” Екатерины II) либо грубым извращением и опровержением их теоретической основы при сохранении некоторых идей или терминологии (критика Щербатовым идеи равенства).
Во второй половине XVIII в. зарождается российский либерализм: дворянский определял наиболее выгодные для помещиков условия отмены крепостного права, в то время как либерализм русской буржуазии почти не касался этой проблемы, делая упор на упорядочение законодательства и создание организационно-правовых гарантий стабильности правопорядка.
Наиболее значительное событие истории русской политико-правовой идеологии второй половины XVIII в. – возникновение революционно-демократической теории. Критическому выступлению Радищева предшествовало порицание отдельных сторон общественно-политического строя России с позиций гуманизма и просветительства Новиковым, Козельским и другими мыслителями. Радищев впервые подверг крепостничество и самодержавие сокрушительной критике как систему, использовав наиболее радикальные идеи школы естественного права, сделал из этих идей конкретные выводы, определил позитивную программу антифеодальной революции. Не случайно именно творчество Радищева оказало сильное и продолжительное воздействие на последующее развитие общественной и политико-правовой мысли России. Передовые мыслители восхищались личным мужеством первого русского революционера; Пушкин, оценивавший книгу Радищева как “воззвание к возмущению” и первым выступивший с ее критикой в печати, писал: “Мелкий чиновник, человек безо всякой власти, безо всякой опоры, дерзает вооружиться противу общего порядка, противу самодержавия, противу Екатерины”.
Творчество Радищева сильно повлияло на деятелей русского освободительного движения. “Это наши мечты, мечты декабристов”, – писал о книге Радищева Герцен. Пристальное внимание теоретиков русского освободительного движения привлекала проблема соотношения творчества Радищева с деятельностью современных ему писателей и публицистов. Герцен резко противопоставлял как мыслителей Радищева и Щербатова, один из которых смотрит вперед, другой – назад. Огарев сопоставлял “струю Радищева и струю Новикова”; это сопоставление нашло развернутое изложение в статье Добролюбова “Русская сатира в век Екатерины”. Отмечая, что сатира той эпохи подчас очень остро обличала лишь частные проявления коренных причин зла, он подчеркивал: “Книга Радищева составляла едва ли не единственное исключение в ряде литературных явлений того времени”.