Фрэнсис Фукуяма не проводит четкой грани между понятиями "исламизм" и "ислам", но, с добавлением к последнему уточняющих определений "фундаменталистский" и "радикальный", он употребляет эти понятия как синонимы. И именно обозначаемый этими синонимичными понятиями феномен Фукуяма определяет как исламо-фашизм. Между тем для уяснения сущности исламизма в этом качестве, то есть как некой версии фашистской идеологии, выявление различий между исламом и исламизмом представляет особый интерес. Обоснованию этих различий посвящена работа американского историка и востоковеда Даниэля Пайпса "Ислам и исламизм. Вера и идеология".
Традиционный ислам, утверждает Пайпс, это религия, "он учит жить по законам Бога". А исламизм - это современная идеология, которая мобилизует своих адептов на создание нового порядка - "основанного на вере тоталитаризма". Исламизм формируется как реакция на травмы ислама, как ответ на упадок основанной на нем культуры, упадок, который приобрел особенно болезненные формы на фоне достижений послевоенного Запада. Против него и направлено острие исламизма. Однако вопреки установившимся подходам, утверждает Пайпс, исламизм, несмотря на то, что он ратует за жизнь по законам шариата, неверно было бы трактовать как просто фундаментализм, как только путь назад. В качестве современной идеологии исламизм нацеливает своих последователей на модернизацию, но модернизацию избирательную, подчиненную главной цели - созданию основанного на вере исламизированного тоталитаризма.
Отношение исламистов к традиционному исламу отмечено той же избирательностью и тем же потребительством, что и их отношение к модернизации. Тексты Корана, пишет Пайпс, модифицируются в соответствии с идеологическими нуждами исламистов, так что в результате формируется нечто, напоминающее протестантскую версию Корана. "На деле же, - утверждает Пайпс, - исламизм представляет исламскую версию радикальных утопических идеологий нашего времени, следующих в фарватере марксизма-ленинизма и фашизма." Подобно этим идеологиям, исламизм видит в государстве главное орудие осуществления своих далеко идущих планов по противодействию и, в конечном счете, покорению Запада с помощью и на основе западных же достижений - технических, экономических и политических /демократии/. Своих целей исламисты добиваются, считает Пайпс, благодаря высокой организованности "ядра", расширяющейся сети террора и сильнейшей мотивации, основа которой - постоянно нагнетаемая ненависть к Западу, в первую очередь к Америке, к Израилю и к евреям вообще.
Анализируя преемственную связь между исламизмом и его идейными предшественниками, Пайпс, как и Фукуяма, в контексте рассмотренных работ не касаются связей исламистского антисемитизма с нацистским. (Советский антисемитизм в этом контексте, понятно, не упоминается вообще.) Между тем именно антисемитская нацеленность во многом определяет типологическое родство исламизма с "радикальными утопическими идеологиями нашего времени", и именно заимствование и трансформация нацистско-антисемитских и советско-антисемитских идей составляет сущность процесса нацификации и советизации исламизма и панарабизма.
Однако в последние годы появилось и много публикаций, специально посвященных исламистскому антисемитизму и его связям с нацистской идеологией и с так называемым "классическим" антисемитизмом (хотя при игнорировании советского). Работа израильского историка Роберта Вистрича "Исламский антисемитизм. Насущная угроза современности" дает некую обобщающую картину ведущихся в этом направлении исследований и одновременно разносторонне представляет исследуемый феномен. Опираясь на анализ многочисленных работ "теоретиков" исламизма, а также масс-медиа практически всех арабских стран (включая Египет и Иорданию, подписавших мирный договор с Израилем), проф. Вистрич доказывает, что "фундаменталистский ислам обнаруживает ту же тоталитарную псевдомессианскую устремленность к мировой гегемонии, что и германский нацизм и советский коммунизм". Исламизм использует порой замаскированную, но чаще ясно выраженную геноциидальную риторику в своих обвинениях "еврейско-крестоносной" цивилизации, риторику, в которой явно слышится эхо прошлого. "Еврейско-крестоносная" - это прозрачный эвфемизм общепринятого понятия иудео-христианской цивилизации Запада, беспощадную войну которой объявил в свое время нацизм. Подобно нацистам, пишет проф. Вистрич, мусульманские радикалы тоже культивируют непримиримую ненависть к Западу и к евреям. Выступая против анонимных сил глобализации, они трансформируют нацистские мифы о плутократическом Западе и мировой экспансии евреев в свои измышления об устремленных к мировому господству "еврейском Нью-Йорке" и еврейском государстве. Америка и Израиль представлены как реинкарнации дьявола - "большого" и "малого". Антисемитские версии "еврейского заговора", подчеркивает Вистрич, становятся стержнем мировоззрения мусульманских фундаменталистов и арабских националистов. Заимствованные из нацизма сюжеты и персонажи - международное еврейство, плутократический Запад, франкмасонство, коммунизм (но не в нацистском контексте, а в связи с войной в Афганистане) - вкупе с Израилем представлены как силы Зла, нацеленные на разрушение ислама и культурной идентичности всех верующих в него. Отсюда следуют и призывы к "радикальным решениям", которые, пишет Р.Вистрич, вызывают "болезненные ассоциации с решениями 30-х - 40-х годов". Заимствования из нацизма обретают особую действенность благодаря контекстуальному их соединению с соответствующими максимами из Корана. Полученная в "процессе исламизации" (термин Р.Вистрича) антисемитско-антизападная доктрина успешно используется для мобилизации шахидов, для освящения суициидального и всех других видов исламистского террора.
Обнажая историко-культурные, собственно мусульманские и нацистские истоки исламистского антисемитизма, проф. Вистрич всей своей работой опровергает широко распространенное мнение, согласно которому арабо-мусульманский "антисионизм" есть нечто принципиально отличное от антисемитизма, что он всего лишь реакция на "захватническую" политику Израиля. Опровергая это "заблуждение" (оно настолько не согласуется с лежащими на поверхности фактами, что трудно не назвать его добровольным), проф. Вистрич досконально анализирует множество контекстов и текстов (мировоззренческих, политических, литературных, пропагандистских, выраженных вербально и визуально), опубликованных на арабском и практически на всех европейских языках (при активном участии западных авторов), из которых явствует, что идейные истоки мусульманского антисемитизма гораздо глубже политически ориентированного злободневного "антисионизма", а общие притязания исламизма и панарабизма принципиально не сводимы к какой бы то ни было прагматической программе решения арабо-израильского конфликта. (Хотя нельзя не признать катализирующее влияние этого конфликта на всю идеологическую ситуацию и на ее обострение с сентября 2000 года, положившее начало тому этапу глобального противостояния, кульминацией которого стало 11 сентября 2001 года). Само использование нацистских, нацеленных на истребление еврейства идеологем, подкрепленных извлечениями из Корана, достаточно убедительно доказывает экзистенциальную направленность мусульманского "антисионизма." Об этом же красноречиво говорит повсеместная пропаганда переведенных на арабский язык и недавно экранизированных в многосерийном египетском телесериале "Протоколов сионских мудрецов".
Истинная антисемитская сущность феномена, закамуфлированного под "антисионизм" и "антиизраилизм", обнаружилась на уже упоминавшейся Всемирной конференции под названием "Против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и нетерпимости", начавшейся в Дурбане (ЮАР) 31 августа 2001 года и закончившейся 7 сентября, то есть за четыре дня до мега-теракта в США. То, что происходило в Дурбане, не просто предшествовало 11 сентября - это была подготовительная канонада к нему. На этом знаменательном форуме единым фронтом выступили делегаты из мусульманских стран (в большинстве из них до сих пор сохраняются диктаторские, деспотические по отношению к собственному населению режимы), потребовавшие не только осуждения "расистского сионистского образования", но его делегитимизации и уничтожения. Тон задал Ясер Арафат, поддержанный не только делегатами от мусульманских стран, но и мастодонтом коммунистического мира Фиделем Кастро. Делегат из Ирана назвал сионизм "величайшим проявлением расизма" и потребовал вычеркнуть антисемитизм из официального перечня проявлений современного расизма. Египет поставил ультиматум - он не проголосует за резолюцию, если в ней Израиль не будет объявлен расистским государством. В ряде выступлений сионизм сравнивался с нацизмом. На обсуждение был поставлен вопрос о том, как писать слово Холокост - с большой или маленькой буквы. Некоторые делегаты пошли дальше, утверждая, что гитлеровский геноцид - это вымысел, сфабрикованный израильской пропагандой. В ходе конференции выяснилось, что единомыслие борцов против "расизма" было хорошо отрепетировано - руководящие материалы для делегатов от исламских стран были разработаны на подготовительном совещании, состоявшемся в феврале 2001 года в Тегеране. По этим материалам и была принята официальная декларация дурбанской конференции, в которой Израиль обвинялся в "расизме нового рода", в колониализме, военных преступлениях, расистских преступлениях против человечества, геноциде, этнических чистках и массовых нарушениях прав человека. Документ призывал к восстановлению действия резолюции ООН о приравнивании сионизма к расизму, принятие которой в 1975 году организовал СССР. Резолюция, признанная мировым сообществом позорной, была отменена Генеральной Ассамблеей ООН в 1991 году. Но времена меняются. Среди устроителей дурбанской конференции был и нынешний генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, который надеялся (так писали потом), что в Дурбане не повторится история подобных форумов 1978 и 1983 гг., - США и Израиль их бойкотировали, протестуя против антисионистской повестки дня. Но история повторилась. В знак протеста против антиизраильской декларации и антиамериканских выступлений, сопровождавшихся обвинениями стран Запада вообще, США и Израиль покинули дурбанский шабаш. Ни одна из делегаций европейских стран не последовала их почину, и это поведение оказалось весьма симптоматичным.