Кстати, в виде примечания. По поводу вышесказанного мне могут заметить, что механистический подход в физике давно никто не абсолютизирует; ограниченность классической механики давно осознана и преодолена самим естествознанием в теориях Эйнштейна, квантовой механике и других отраслях физики. Вынужден безропотно согласиться с этим утверждением, поскольку имею весьма смутное представление о современной физике. Но, натолкнувшись на ограничения в теории, механико-математический подход к действительности одержал и продолжает одерживать победы на практике: в основе научно-технической революции, пресловутых высоких технологий, вообще всего прогресса материальной жизни общества лежит указанный подход к действительности и соответствующий способ взаимодействия с ней. Этого мало, этот же подход возобладал и в гуманитарных науках - областях уже совершенно ему чуждых, в которых он уже и не может принести никаких положительных плодов. Этот процесс зашел так далеко, что, как кажется, можно говорить о произошедшем уже интеллектуальном разрыве между прошлым и настоящим, разрыве, произошедшем как у нас в России, так и на Западе. В России он произошел благодаря стараниям коммунистов, вполне сознательно "сжигавших мосты", на Западе - в результате "технократизации" мышления в основе которой - все тот же механико-математический образ мысли.
5
Итак, естественнонаучный прогресс, к каким бы революциям на практике он ни приводил и какими бы плодами не одаривал человечество, является чем-то тавтологичным, бегом на месте. Естествознание не исчерпывает собою ни внешний познаваемый мир, ни внутренний мир самого разума, по сути своей НЕ СПОСОБНО исчерпать ни то, ни другое. Естествознание оставляет вне поля своего зрения ни много, ни мало - БЕСКОНЕЧНОСТЬ. Эта ограниченность естествознания сама собой полагает возможность иного бытия, т.е. ИНОБЫТИЯ мышления, т.е. возможность идеализма и религии. Дело обстоит даже так, что как раз на той почве, на которой материалисты чувствуют себя наиболее уверенно - почве естествознания - они в действительности оказываются наиболее уязвимы, в сущности беспомощны. Причем, чем на более дремучем уровне находится естествознание, т.е. чем более оно "материалистично", тем более становится очевидным указанное обстоятельство. И демонстрирует это нам ни кто иной, как Фейербах.
Бог, говорит Фейербах, предмет чувства, а не мысли; т.е. он выражает личное, субъективное отношение человека к миру, а не объективное, теоретическое. Человек приходит к богу, когда ищет "спасения души", а не познания и понимания мира. Так думает Фейербах (221); он полагает, что "спасение души" - нечто вроде спасения своей шкуры - не имеет никакого отношения ни к познанию, ни к пониманию. Поэтому, продолжает он свои рассуждения, как только человек пытается подойти к миру объективно, т.е. объяснить объективные явления из них самих, а не из внешней божественной силы, т.е. как только он между собой и богом ставит цепь посредствующих причин и виде естественных процессов, явлений и т.п., то бог религии этим самым упраздняется. (225) Самодеятельность природы парализует деятельность бога, последнему негде развернуться, поистине нечего делать, ибо все происходит само собой, естественным порядком. - На это следует заметить, что если рассматривать мир как нечто самодостаточное и самодвижущееся, т.е. если приписать миру атрибуты бога, то бог, действительно, становится излишен. Но, спрашивается, кто же эти низкие умы, которые проделывают обратную процедуру, т.е. отнимают у мира его душу, превращают его в мертвую машину, нуждающуюся в творце и перводвигателе, и таким образом, восстанавливающие "антинаучный", теистический взгляд на мир? И вот здесь Фейербах странным образом перекладывает с больной головы на здоровую:
"Ограниченный человеческий рассудок становится в тупик перед первоначально самостоятельным бытием мира, потому что он смотрит на мир лишь с субъективно практической точки зрения, видя в нем только простую, грубую машину, а не величественный прекрасный космос". (226)
"Ограниченный человеческий рассудок", одержимый "субъективно практической точкой зрения", на языке Фейербаха есть ни что иное, как религиозно настроенный рассудок. Но при чем же здесь вообще религия? Ведь указанный взгляд на мир, как на мертвую машину, есть взгляд отнюдь не поповский, или не только поповский, это взгляд в первую очередь и главным образом физиков-механиков, стоящих на точке зрению Ньютона и Декарта. Вообще-то этот подход к природе существовал издавна, по крайней мере он высказывался уже античными философами, но по настоящему он вошел в силу именно в связи с развитием естествознания в Новое время, что, кажется, не нуждается в доказательствах. Фейербах, впрочем, отнюдь не игнорирует эту, столь неожиданно открывающуюся генетическую связь между теизмом и атеизмом, он ее великодушно признает:
"...Если мир есть машина, то, разумеется, он не сам себя сделал, а сделан, т.е. возник путем механическим. В этом пункте религиозное сознание совпадает с механическим воззрением: оба считают мир простым изделием, продуктом воли". (227)
Однако немедленно дезавуирует это свое слишком опасное признание:
"Но они согласны друг с другом только на одно мгновение, только на момент сотворения или создания мира... Механику бог нужен только для создания мира; как только мир создан, он поворачивается к богу спиной и от души радуется безбожной самостоятельности мира". (227)
Рано радуется! Что это за самостоятельность мира, если в самом критическом пункте - в вопросе происхождения - этот мир оказывается абсолютно несамостоятельным, зависимым от бога? Чего стоит безбожие механика, если он может оставаться безбожным лишь до тех пор, пока не ставит перед собой коренных вопросов бытия, либо отмахивается от них? Чего стоит это безбожие в вопросах второстепенных, безбожие ПО ПУСТЯКАМ? "У механика, - говорит Фейербах, - творение является последней тонкой нитью, связывающей его с религией...". (227) Механик может воображать, что лишь тонкой нитью связан с религией, подобно тому, как заигравшиеся дети могут воображать, что страшно свободны от своих родителей. Но рано или поздно игры кончаются, настает время для СЕРЬЕЗНЫХ вопросов и вот тут то выясняется, что единственное, что может механик в ЭТОЙ сфере, так это лепетать вместе или вслед за попами что-то про творение мира богом из ничего. То есть что он никакой не атеист, но всего лишь плохой теист, подобно тому, как "страшно свободный" от родителей ребенок на деле - всего лишь вредный, непутевый ребенок, а никакая не "свободная личность".
Как уже говорилось, для естествознания нет нелепее тезиса "познай самого себя". Объект познания естествознание ищет вне себя даже и тогда, когда исследует СЕБЯ, т.е. разум, - даже и в этом случае душу и разум естествознание "выносит наружу", рассматривает как внешний объект насколько это возможно, вернее, несмотря на то, что это невозможно, т.е. что метод исследования оказывается в принципиальном противоречии с природой исследуемого объекта: мышление не может мыслиться как нечто внешнее мышлению. Это не останавливает естествознания, наоборот, только таким способом оно и может двигаться "вперед". Но зато указанный подход становится вполне уместным и необходимым по отношению к объектам, которые ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существуют как нечто внешнее по отношению к мышлению.
Но что значит сделать объект ВНЕШНИМ, мыслить его как внешнее? Это значит отличить, отделить его от познающего Я, с одной стороны, и других объектов - с другой. Это значит, далее, ясно определить его границы, сделать его во всех отношениях количественно определенным, т.е. КОНЕЧНЫМ. Это принципиальное положение и само естествознание формулирует его первым делом в виде всевозможных законов сохранения (энергии, материи, движения и т.д.). Закон сохранения в сущности есть ничто иное как логический закон тождества, распространенный или приложенный к области физических объектов. Существующее нечто есть А, которое не есть другое нечто В, и если оно есть, значит оно есть, а если его нет, значит нет. Невозможно, чтобы оно и было, и не было, т.е. было равно и не равно самому себе, каким то образом было "смешано" с ничем (небытием); т.е. невозможно, что бы оно "просто так" исчезало в ничто или возникало из ничего. Если же в нем происходят какие то изменения, т.е. равенство А=А нарушается, то должна существовать какая-то другая сторона, нечто ДРУГОЕ, ЗА СЧЕТ которого эти изменения происходят и тем самым указанное равенство восстанавливается.
Но и это не все. Равенство А=А должно соблюдаться не только по отношению к внешнему миру, но и по отношению к САМОМУ этому А. Это означает, что все ВНУТРЕННЕЕ должно быть также определено ВНЕШНИМ образом, т.е. количественно. То есть никакой двойственности, неопределенности, противоречия между внутренним и внешним не должно быть. Это значит, что никакого САМОдвижения, САМОдеятельности, вообще никакого САМОбытия быть не должно. Всякому движению, изменению, должна соответствовать ПРИЧИНА, его производящая. Отсюда представление о причине как о чем-то внешнем по отношению к производимому следствию; САМОбытие таким образом выворачивается наружу, становится так сказать, эмпирически наблюдаемым, количественно ОПРЕДЕЛЯЕМЫМ, если не практически, то, по крайней мере, теоретически.
Очевидно, что только что изложенные принципы и выражают тот механический взгляд на мир как на мертвую машину, который так не нравиться Фейербаху, в котором он видит корень зла, но приписывает главным образом религиозному мышлению и идеализму вообще, в то время как речь идет об основополагающих тезисах естествознания.
Далее, понятие причинно следственной связи, при ближайшем, вернее, философском рассмотрении не столько привносит ясность в процесс познания, сколько напускает туману. С одной стороны, всякому движению или изменению пытаются указать причину, его производящую. Но с другой стороны, согласно законам сохранения следствие не должно заключать в себе ничего такого, чего не содержалось бы в причине. Результат получается просто как сумма взаимодействующих элементов, т.е. количество вещества, энергии и прочь. остается неизменным как в начале, как в продолжение, так и в конце процесса. Но если мы в конце получаем то, что искусственно привнесли или предположили в начале, то что же тогда мы можем объяснить таким путем? Почему количество воды в сосуде увеличилось на один литр? Потому что мы туда добавили один литр. - Ясно, что это не объяснение, да и объяснять тут нечего. Действительный процесс есть преобразование формы при неизмененном количестве материи. Например, из кислорода и водорода получается вода, причем так, что сумма весов указанных газов в точности равна весу полученной воды - вот это уже некая содержательная истина, но почему содержательная, откуда берется это содержание? "Оттуда", что с одной стороны здесь "все" меняется, с другой - остается неизменным. Вот это-то изменение неизменного и есть суть дела, и есть СМЫСЛ, содержание процесса. Понятие причинно следственной связи должно объяснять изменение, законы сохранения должны показать, что при этом "ничего не меняется". То есть сначала естествознание сводит внутренне к внешнему, ликвидирует их противоречие, в конце же оказывается, что ничего не "сведено" и не "ликвидировано", но разные стороны процесса исследуются поочередно, ставятся рядом и приводятся в хотя и неразрывную, но внешнюю связь. Это и есть тот естественнонаучный анализ и синтез, о котором говорилось выше. Двойственность, неопределенность бытия, которую всегда стремится преодолеть естествознание, как будто торжествует, но и как будто действительно преодолевается. Как видим, трудно понять чего тут больше ясности или тумана; вернее так: пока речь идет о конечных объектах познания, преобладает ясность, ибо только лишь конечное естествознание вообще способно видеть ЯСНО, только коечное вообще ВИДИМО чувственным образом, оно "по природе" существует как нечто количественно определенное. Но когда речь заходит о бесконечном, то тут коса находит на камень и понятно почему - потому что тут самой постановкой задачи отрицается главная посылка, вернее опора естествознания - количественная определенность, КОНЕЧНОЕ как таковое.