Надо иметь в виду, что всякая власть отнимает у человека свободу полностью – подобно тому, как налог полностью лишает его собственности. Нельзя быть свободным на девяносто девять процентов, и лишь на один процент – подвластным, ибо если кто-то может отобрать хоть сколько-нибудь, хоть один процент свободы у другого человека, он может отобрать и девяносто девять, и все сто. Между тем, свобода – необходимое условие человеческого существования, родовой атрибут личности. "Человек – свободное существо. Это составляет основное определение его природы" (Г. Гегель. Философская пропедевтика, § 22). В обществе, допускающем - более того - признающем законной власть человека над человеком, нет ни свободы, ни полноценных личностей (есть лишь их "личинки"). Именно таким и является сегодня всякое человеческое общество.
Подтверждением тому служит свод законов любой страны, в том числе и России. Не задерживаясь на том, что Россия, обширная страна с многовековой историей и многомиллионным народом, урезана Конституцией (ст. 1) до "государства" (свои государства Россия меняла не раз), обратимся к ее третьей статье, где читаем: "...Источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ". "Источником власти" для кого? Для чиновников, составляющих государство. Власти над кем? Над тем же "многонациональным народом", над каждым, живущим в России. Таким образом, Конституция гласит: человек вправе властвовать над другим человеком, над многими людьми, если он – государственный чиновник. Власть законна, если она – "государственная". И так – во всех концах земли. (Что изменилось со времен фараонов? Только источник власти. Но не ее носитель и не порядок вещей, диктуемых ею. Великое "демократическое" завоевание современности: владение людьми не по воле небес, а по воле самих же этих людей!).
(Заметим, кстати, что форму власти, предполагающую подчинение народа чиновникам, государству, правильно называть "бюрократией", а не "демократией". Разница между тем и другим заключается в том, что в условиях бюрократии закон воплощает в себе волю государства, а в условиях демократии – волю народа. В настоящее время демократии нет нигде, хотя ее торжества, кажется, осталось ждать уже недолго. Первый шаг к демократическому преобразованию общества заключается в том, чтобы, оставив чиновнику право писать законы - любые, какие он вздумает, – а вернее сказать, сохранив за ним эту обязанность, предоставить каждому гражданину возможность публично, т.е. в судебном порядке, отменить любой из сочиненных им законов. Тем самым дать человеку возможность руководствоваться в своей жизни собственной волей, а не волей чиновника. В этом случае общество живет по законам, соответствующим его собственным нуждам и интересам, что наполняет закон неодолимой силой, государство утрачивает свою власть над ним и возвращается к своему естественному – служебному – назначению. И эта независимость от чиновника делает, наконец, людей свободными. В России предвестием подобных перемен служит, в частности, учреждение Конституционного суда (уже суда, но еще практически недоступного гражданину), что и позволяет говорить об их близости).
Власть человека над человеком – явление противоестественное и безнравственное. Быть человеком – значит быть личностью, а быть личностью – значит не быть подвластным. Условие личностного существования – свобода. Личность и власть – "две вещи несовместные". Поэтому властвующее государство объективно является главным врагом общества. К счастью, историей человечества в конечном счете управляют отнюдь не чиновники, а неподвластные людям законы бытия. И эти законы диктуют неизбежность личностного перерождения человечества. А, следовательно, неизбежность отмирания института государственной власти.
Итак, подведем итог. Социальная форма жизни была усвоена человечеством, поскольку обещала полностью удовлетворить потребности всякого человека. Открыв для себя обмен как способ перемены потребительной формы своих, избыточно создаваемых, благ, социальный субъект обретает самосознание и вступает в фазу личностного перерождения. Вступает, поскольку это еще больше повышает его потребительные возможности. Но теперь его жизнь впервые оказывается в зависимости не только от объективных законов природы, но и от его собственного, еще незрелого разума. Не понимая сути этих законов, не понимая себя самого (видя, например, в муравьях и антилопах своих "социальных" собратьев, в пчелах и бобрах – товарищей по "труду" и т.п.), он пытается взять течение своей жизни в свои руки, и в результате, положив в основу общественного устройства, вместо собственности и закона, налоги и власть, оказывается в конфликте с этими законами, тем самым в конфликте с самим собой, отчего история человека оборачивается историей войны с человеком. Как ребенок, не надеясь на собственные силы, не находя опоры в своей едва нарождающейся личности, он ищет покровителя, защитника, кого-то, кто взял бы на себя ответственность за его судьбу – и находит его в лице государства. Но государство, стихийно созданное им самим, по самой сути своей не предназначено для выполнения такой задачи. Будучи учреждением служебным, оно не способно властвовать над людьми с пользой для них. В противоестественной для себя роли оно властвует во вред им. В результате социальные обещания изобилия остаются не исполнены и даже делаются во мнении людей утопическими, неисполнимыми.
Таково состояние современного человечества.
Заключение
Когда-то некое существо, во многом похожее на некоторых современных обезьян, подчиняясь естественному стремлению к пище, нарушило никогда прежде не нарушавшийся закон животного существования – приспособления к среде – и стало на путь приспособления к орудию. Этим орудием была всего лишь подобранная с земли палка, охранявшая его жизнь, пока оно кормилось на равнине.
Кем было это существо, когда и где обитало? Принадлежало ли оно к одному животному виду или видов, ставших на путь очеловечивания, изначально было несколько? И если несколько, то они сформировались на одной территории или на разных, жили в одно или разное время? Об этом в статье не сказано ничего. Конечно, можно, например, предположить, что жило оно 4 миллиона лет тому назад в юго-восточной Африке и прозывалось "афаренсис". Но что переменится, если однажды выяснится, что пионером в этом перерождении был совсем другой вид, существовавший еще за 4 (или даже за 40 или 400) миллионов лет до афаренсиса, и не в Африке, а в Азии (или, скажем, в Гренландии)? Что в этом случае переменится в содержании нашей истории и в нашем представлении о себе? Можно даже спросить: а зачем нам вообще знать свою историю? Каков практический смысл этого знания? Людей заботят проблемы дня сегодняшнего, решение которых несет будущее, а не прошлое. Люди хотят знать, что будет завтра, через год, через десять лет, а выяснение того, перебили ли когда-то кроманьонцы неандертальцев или ассимилировались с ними, сегодня уже ровным счетом ни на что повлиять не может. Только знание будущего позволяет верно ориентироваться в ходе текущих событий, только оно имеет практическую цену. Будущее – вот главная загадка, волнующая всех! Будущее, а вовсе не минувшее. Может ли история дать нам ключ к будущему? Да, но только в том случае, если понимать ее не как хронологию или географию истории, а как ее логику. Именно логика истории позволяет увидеть будущее так же ясно, как если бы оно было прошлым.
Логика приспособления к орудию предопределила будущее нашего первопредка. Оставаясь животным ("С – О"), он стал "дочеловеком".
Со временем это животное открыло полезные свойства камня, а затем – возможность превращения камня из естественного орудия в искусственное. Это открытие подняло его на следующую ступень совершенства, наделив способностью к идеальному восприятию действительности – способностью манипулировать образами предметов этой действительности сообразно своей потребности в них. Благодаря ему оно стало "предчеловеком" (С – Ор – О").
Следующим шагом в его развитии явилась замена орудия другим, подобным себе, существом. Появляется "социальный человек", то есть существо, наделенное сознанием и речью ("С – С – О"). В это время стадная форма общинности заменяется формой племени.
И, наконец, благодаря обмену продуктами своей деятельности, "социальный человек" становится "личностью" ("С – О – С"). Он открывает для себя существование своего "Я" и впервые удивляется ему. Кто я? Откуда возник и для чего существую? Не зная ответов, он создает религию и философию. Впервые задавшись вопросом об истинности своих представлений – науку. Кроме того, строит города, изобретает письменность, осваивает ремесла и пытается подчинить течение своей жизни своей воле. Он становится животным цивилизованным.
Если построить шкалу эволюции человека от обезьяны до личности, то место на этой шкале, соответствующее нашему времени, надо отнести на самое начало периода личностного существования. Наше самосознание еще настолько младенчески свежо и наивно, что не позволяет нам понять ни своей природы, ни своего прошлого, ни будущего. Мы живем в сказочном мире детских иллюзий и мифов, где власть, пожирающая людей, в почете, где человек не стесняется называть себя "политиком" (хотя такое самоопределение равносильно самооплеванию (М.Е. Салтыков-Щедрин), ибо быть политиком – значит властвовать над людьми, и если стыдно красть чужие деньги, то втройне должно быть стыдно красть чужую свободу), где отдать в несуществующие руки государства (на самом деле – во вполне реальные руки вполне реальных чиновников) самое свое право быть собственником своего труда, в конечном счете и самого себя, почитается гражданским долгом ("гражданским", т.е. долгом перед государством! Кто же в этом случае для кого – государство для человека или человек для государства? И как быть с нравственным императивом Канта: "Никогда не рассматривай человека как средство"?), где человек умиляется гармонии мироздания и остается по-детски бесчувственен, когда на его глазах другой умирает от голода... Но как и всякий ребенок, человечество не может не повзрослеть. И, взрослея, неизбежно расстанется и с младенческими заблуждениями, и с младенческими болезнями – налоговой системой и государственной властью.
Процесс антропогенеза отнюдь не завершен. Он совершается и сегодня, ломая на наших глазах прежние, казавшиеся незыблемыми, устои бытия. Время социального существования человечества уже отмеряно. Торжество личностного образа жизни предопределено. Настоящая, "взрослая" история человечества еще даже не началась - эволюция продолжается.