Реализация любой бесконечно действующей цепи причинно следственных связей в многообразном мире, при какой то комбинации начальных условий должна приводить если не гибели мира, то к какому то сокращению этого многообразия, прекращению воспроизводства каких то форм. Но эта цепь связей и результаты их реализации прерывается с прекращение существования конкретной формы, только которая и действует в причинно следственных законах. С возобновление формы в цикле создаются вновь начальные условия, которые реализуются в устойчивом, многообразном мире. Таким образом, через конечность конкретных форм цепь причинно следственных связей в свою очередь имеет конечную длину и конечный результат, не разрушающий многообразия мира.
По поводу изложенного можно возразить, что если конкретная форма это реальность, то Форма как реализация, материализация идеи есть абстракция, позволяющая только, каким то образом, классифицировать формы материи и само обсуждение связи форм с порождающей идеей есть некий возврат к монадологии Лейбница. И здесь уместно вспомнить, к примеру, труды Л.Н. Гумилева, который на основе анализа огромного исторического материала приходит к выводу, что этнос как сообщество людей возникает вне зависимости от исходных свойств, возможностей людей и даже их отношений, определенных причинно следственными связями. Этнос возникает как реальность под действием исходного пассионарного толчка, источник которого лежит вне человеческого сообщества. Этнос выступает как Форма, имеющая свой цикл реализации и существования, фазы которого независимы от воли и действий людей, объединенных в этнос, но во внешней социальной среде этнос реализуется в исторических закономерностях. То есть этнос есть такая же реальность, как и отдельный человек, являющийся его частью, но эта Форма возникает не за счет процессов, протекающих в сообществе и которые уже детерминированы, предопределены как исторические закономерности. К таким философским выводам приходит исследователь, занимающийся практическими, историческими проблемами. Значит такого рода Формы, возникающие не в результате реализации причинно следственных закономерностей, не только существуют, но и играют важнейшую роль в формировании вида и характера социального сообщества, переживающего свою фазу цикла Формы.
И, если вернуться к обозначенной в начале ситуации с отсутствием корреляции различных теоретических построений человеческого разума, проявляющаяся как не сводимость различных теорий, в том числе социальных, экономических и т.д., то прослеживается аналогичная картина. Материальные формы, созданные разумом по законам причинно следственных закономерностей, уже не могут на их основе вытекать друг из друга и не могут стать частью чего- то более общего, частью другой формы. И это вполне естественно, ибо человек является частью мира живой природы, и результаты его деятельности в любых областях принадлежат этому миру и не могут не подчиняться его закономерностям и не иметь в нем аналогий.
Будучи биологической формой, человек как любая другая форма живой материи наследует ее свойства; избыточность размножения, конечность индивидуальной, конкретной формы, существование в окружающей среде в борьбе за ресурсы существования по законам и в рамках причинно следственных зависимостей, когда реализация возможностей конкретной формы разворачивается во времени как прошедшее, настоящее и будущее. И так же, возможности человека, как биологического вида, остаются неизменными. Даже, несмотря на разнообразие усилий, и технологий он не приобрел новых физических возможностей для органов, данных ему, как говорится, от природы. И для человека как вида живой природы в цикле воспроизводства, через механизм размножения, воспроизводится Форма в неизменном виде, для которой течение времени теряет смысл, в привычном понимании, так как сама Форма возникает вне причинно следственных закономерностей и ее возникновение, не может быть их реализацией для какого то набора начальных условий.
В то же время, человек создал постоянно расширяющийся и усложняющийся искусственный мир орудий, разнообразных механизмов, систем, позволяющий ему продолжить, расширить до необозримых возможности естественных органов, получив тем самым некое их продолжение. То есть человек делает то, на что не способны формы остальной живой природы даже в условиях постоянной борьбы за выживание в изменяющихся условиях. Их возможности определены и достаточны для существования конкретного вида Формы в окружающем мире в системе действующих в нем причинно следственных закономерностей. Вопрос состоит в том, создает ли человек новые формы или его творческая деятельность остается в пределах причинно следственных закономерностей и тогда человек только последовательно познает закономерности функционирования форм окружающей среды, а не сами Формы и, следовательно, не творческий процесс их возникновения. А, используя найденные закономерности причинно следственного мира и моделируя их, создает только подобие форм, создает псевдо формы, остающиеся частью мира не живой природы.
Но многие сферы деятельности человека и их результаты мы называем творчеством, подразумевая под этим определенный процесс, в ходе которого возникает в сознании и реализуется в реальных сущностях то, чего до того не существовало и в сознании и в реальности. Многие люди творческие отмечают, что все начинается с неожиданного, спонтанного появления в сознании целостной, законченной и реализуемой идеи того, что до того осознавалось как не достижимая цель. И лишь затем удается с той или иной полнотой описать саму идею в общепринятых системах описания; математических, семантических, логических и т.д., или даже создавать для ее описания новый язык, новый набор символов или даже формулировать новые закономерности. Неизбежность реализации идей в том или ином наборе символов, как уже отмечалось в другом месте*, обусловлена дискретностью человеческого сообщества и необходимостью согласованного понимания любых результатов деятельности сознания. Следовательно, любая идея, посетившая сознание, получает лишь частичное воплощения, так как ее реализация находится в зависимости и от системы символов, использованных для ее описания и возникшей в предыдущей реализации идей. Тогда можно говорить о том, что идея первична в творческом процессе и она полнее своей реализации в системе символов и, следовательно, и в последующей материализации в той или иной форме. В то же время реализация идеи находится в зависимости от структуры, системы используемых и уже исторически наработанных символов. Поэтому любая, сколько ни будь плодотворная, идея потребует для своей реализации изменений и в системе символов. От того так подвижен и не завершен любой язык, даже математический и так зависима реализация любой идеи от состояния согласованности в социальном сообществе, так как существующая система символов и согласованность социального сообщества факторы взаимосвязанные. Ведь сам процесс социального согласования заканчивается возникновением символов и их последующей материализацией. Поэтому любой процесс обучения, по сути, должен проделывать обратный путь, от символов и их набора к возможно более полному содержанию, смыслу породившей их идеи.
Значит, идея лежит вне символов, она не есть разворачивание их во времени по тем или иным закономерностям и не может быть получена из них. Иначе возникновение идей было бы фактором чисто случайным, возникающим из того или иного набора уже имеющихся символов и сами символы в свою очередь уже не нуждались бы в каких либо изменениях. Очевидно, вероятность такого процесса ничтожно мала, в то время как мы являемся свидетелями всемерно убыстряющегося и расширяющегося прогресса.
Однако большая часть деятельности человека, которую зачастую не обоснованно относят к творческой, реализуется в существующей в той или иной сфере деятельности системе символов по закономерностям, которые формируют саму эту систему. Одновременно можно наблюдать, как в различных областях деятельности делаются попытки создать новые символы без относительно к порождающей их идеи, попытки найти идею через манипулирование символами. Достаточно, например, вспомнить символизм в русской литературе в предреволюционную и революционную эпоху, когда были особенно обостренены потребности в новых мыслях и идеях. Да и любые попытки авангардных направлений создать что-то новое и вечное путем простого изобретения новых символов или поиска новой комбинации уже существующих, к сожалению, ничего нового создать не могут по той же самой причине. Идея не создается простым набором символов, она возникает в сознании как процесс, возможный и возникающий при определенной структуре сознания. Формирование символов есть только этап в воплощении идеи, в частичном ее реализации в виде символов. Причем разворачивание идеи в символы происходит вне причинно следственных закономерностей и есть акт сознания. То есть сами символы, и любая их система, не могут быть полным аналогом, полным, адекватным воплощением идеи. Как говорит поэт: "Мысль изреченная есть ложь". Идея всегда больше символов. Очевидно, от того мы часто чувствуем беспомощность языка в попытках передать мысль, нас посетившую, и от того любая система символов сохраняет возможности развития. К примеру, любой язык открыт к развитию и обогащению. Но возможно ли существование символов вне идеи, породившей их. Историческая жизнь того же русского символизма, да и любого другого авангардизма и их последующая после возникновения историческая судьба, остаться только страницей в истории, их не плодотворность, наводит на мысль, что вне идеи символы не существуют как действенные механизмы развития. Но в то же время исследование возможностей символов любой системы в их связях и зависимостях приближают к осознанию идеи, к более адекватному ее отражению в этой системе символов. Аналогичная картина наблюдается и в других областях человеческой деятельности. Как только в системе символов, по той или иной причине, теряется или разрывается связь с породившей их идеей, исчезает какое либо развитие и в последующей материальной реализации этой системы символов. Сказанное в равной и полной степени приложимо и к технократической сфере деятельности. Причина застоя, в какой либо конкретной сфере, зачастую заключена в потере связи с исходной идеей или ее игнорировании. Здесь уместен и обратный случай, например русская классическая литература, ее не приходящая воcтребованность и деятельное бытие. В значительной мере эта объяснимо тем, что в основе ее лежит мысль, что к человеку во всех перепетиях его жизни следует относиться как к цельности, не подлежащей разложению на простые составляющие, когда вслед за этой операцией даже мысленной исчезает и сам человек. Способность русской классической литературы способами языка приводить, возвращать сознание читателя к этой основной и не преходящей по значению идеи и делает нашу классику столь значительной и понимаемой. Но, наверно, это лишь счастливое исключение в русской культуре. Во всех остальных областях и, в особенности в социальной культуре, в общественно политической жизни российского общества, к сожалению, прослеживается потеря или полное и сознательное пренебрежение к исходному смыслу идей, на которых выросла культура нации. Попытки найти новые основания для социального единства путем манипулирования символами и тем более заимствования чужих без осознания и освоения идей, лежащих в их основаниях, не просто деформирует и разрушает любую культуру, но приводит к социальному хаосу, к не сводимости функционирующих символов. Вообще этот результат следует за любой модернизацией, проводимой без необходимого освоения идей, на которых основаны конкретные, материальные формы заимствований. Ко всему сказанному можно добавить, что система символов действует и в животном мире и без сомнения во многом определяет поведение животных. И, следовательно, в мире живой природы, для ее форм реализуем в определенном виде процесс творчества, когда поведение индивидуума и его реализация в окружающей среде определяется не только механизмом сохранения и воспроизводством формы, но и через действие символов.