Если стремление людей облегчить физический труд и уменьшить применение человеческого труда не заключает в себе ничего по существу греховного и является вполне естественным, то стремление к уничтожению многообразия национальных культур, к созданию единой общечеловеческой культуры практически всегда греховно. Оно ведет к установлению того состояния человечества, которое Священное Писание изображает как непосредственно предшествовавшее вавилонскому столпотворению, и это состояние неминуемо должно привести лишь к новой попытке постройки вавилонской башни. Всякий интернационал не случайно, а по существу безбожен, антирелигиозен и полон духом человеческой гордыни.
В этом главный и основной грех современной европейской цивилизации. Она стремится во всем мире нивелировать и упразднить все индивидуальные национальные различия, ввести повсюду единообразные формы быта, общественно-государственного устройства и одинаковые понятия. Ломая своеобразные духовные устои жизни и культуры каждого отдельного народа, она не заменяет и не может заменить их никакими другими духовными устоями и насаждает только внешние формы быта, покоящиеся лишь на материально-утилитарных или рационалистических основаниях. Благодаря этому европейская цивилизация производит небывалое опустошение в душах европеизированных народов, делая их в отношении духовного творчества бесплодными, в отношении нравственном - безразличными или одичавшими. В то же время непомерное пробуждение жадности к земным благам и греховной гордыни является верным спутником этой цивилизации. Она с неминуемой последовательностью идет к новому вавилонскому столпотворению. С того момента, как романо-германская культура начала стремиться стать общечеловеческой цивилизацией, материальная техника, чисто рационалистическая наука и эгоистически утилитарное мировоззрение получили в ней решительный перевес над всем остальным, и такое соотношение элементов культуры с течением времени только увеличивается. Да ничего другого и не может быть: японец и немец могут сойтись только на логике, технике и материальном интересе, а благодаря этому все прочие элементы и движущие пружины культуры постепенно должны атрофироваться. Но ошибочно думать, будто благодаря этой нивелизации культур, достигаемой простым упразднением духовной стороны их, упраздняются перегородки и облегчается общение между людьми. "Братство народов", купленное ценой духовного обезличения всех народов, - гнусный подлог. Никакое братство и неосуществимо вовсе, когда во главу угла ставятся эгоистические материальные интересы, когда техника сама собой вносит мотив международной конкуренции и милитаризма, а самая идея интернациональной цивилизации порождает замыслы империализма и мирового господства. Упразднение или низведение на второстепенное место духовной стороны культуры ведет только к моральному одичанию людей и развитию личных эгоизмов, что не только не упраздняет, но, наоборот, увеличивает трудности общения между людьми и углубляет вражду между отдельными социальными группами даже в пределах одного и того же народа. Все это - неизбежные следствия стремления к интернациональной, общечеловеческой цивилизации, и эти следствия явно доказывают, что само стремление это богопротивно и греховно.
Многообразие национальных культур и языков есть следствие закона дробления. Действие этого закона яснее всего выступает в области языка. Каждый язык распадается на наречия, наречия - на говоры, говоры - на подговоры и т.д. При этом каждый говор, кроме черт, свойственных ему одному, имеет некоторые черты, общие всем говорам того же наречия, и, кроме черт, объединяющих его с одним из соседних говоров, другие черты, общие с другим соседним говором, и т.д. ...Между соседними наречиями имеются переходные говоры, соединяющие в себе черты того и другого наречия. Таким образом, язык есть непрерывная цепь говоров, постепенно и незаметно переходящих один в другой. Языки в свою очередь объединяются друг с другом в семейства, внутри которых можно различать ветви, подветви, и т.д. В пределах каждом такой единицы деления отдельные языки располагаются так же, как говоры в пределах языка, т.е. каждый язык данной ветви, кроме черт, характерных для него одного, и черт, характерных для всей ветви, имеет и черты, сближающие его специально с одним из других языков этой ветви, другие черты, сближающие его с другим языком той же ветви и т.д., причем очень часто между родственными языками существуют переходные говоры. Так же как язык в пределах ветви, относятся друг к другу и отдельные ветви в пределах семейства. Между понятиями ветвь, язык, наречие, говор принципиального различия не существует. Когда все единицы деления данного языкового целого на столько близки друг к другу, что носители их понимают друг друга свободно, не прибегая к помощи переводчика, эти единицы называют говорами, их группы - наречиями и само языковое целое (т.е. их совокупность) - языком. Но когда представители отдельных говоров перестают свободно понимать друг друга, говоры переименовываются в языки, их группы становятся ветвями, а совокупность ветвей - семейством. Поэтому часто возможны споры о том, является ли данная единица деления языком или наречием, а также споры о том, к какому из двух соседних родственных языков относится данная группа пограничных переходных говоров, причем одними средствами лингвистической науки эти споры большею частью разрешены быть не могут. Так складываются отношения языковых единиц, объединяющихся генетически, т.е. восходящих исторически к диалектам некогда единого праязыка данной генетической группы (семейства, ветви, подветви и т.д.). Но кроме такой генетической группировки географически соседствующие друг с другом языки часто группируются и независимо от своего происхождения. Случается, что несколько языков одной и той же географической и культурно-исторической области обнаруживают черты специального сходства, несмотря на то, что сходство это не обусловлено общим происхождением, а только продолжительным соседством и параллельным развитием. Для таких групп, основанных не на генетическом принципе, мы предлагаем название языковых союзов [1]. Такие языковые союзы существуют не только между отдельными языками, но и между языковыми семействами, т.е. случается, что несколько семейств, генетически друг с другом не родственных, но распространенных в одной географической и культурно-исторической зоне, целым рядом общих черт объединяются в союз языковых семейств. Так, семейства угро-финско-самоедское (иначе уральское), тюркское, монгольское и маньчжурское целым рядом общих черт объединяются в один союз урало-алтайских языковых семейств, несмотря на то что генетическое родство между всеми этими семействами современная наука отрицает. Деление существительных на грамматические роды и способность корня при образовании форм изменять, вставлять и выбрасывать корневую гласную (соберу - собрать - собирать - собор) объединяют семейства индоевропейское, семитическое, хамитическое и северокавказское в союз средиземноморских языковых семейств, к которому, вероятно, принадлежали и некоторые вымершие языки бассейна Средиземного моря. Такие союзы генетически друг с другом неродственных лингвистических семейств имеются по всему земному шару. При этом часто бывает, что одно и то же семейство или одиноко стоящий язык принадлежит сразу к двум союзам или колеблется между двумя соседними союзами, играя, таким образом, ту же роль, что переходные говоры в генетической классификации [2]. Таким образом, принимая во внимание обе возможные группировки языков, генетическую (по семействам) и негенетическую (по союзам), можно сказать, что все языки земного шара представляют некоторую непрерывную сеть взаимно переходящих друг в друга звеньев, как бы радужную. И именно в силу непрерывности этой языковой радужной сети и в силу постепенности переходов от одного ее сегмента к другому общая система языков земного шара при всем своем пестром многообразии представляет все же некоторое, правда, только умопостигаемое, единое целое. Таким образом, в области языка действие закона дробления приводит не к анархическому распылению, а к стройной гармоничной системе, в которой всякая часть, вплоть до мельчайших, сохраняет свою яркую, но повторяемую индивидуальность, и единство целого достигается не обезличением частей, а непрерывностью самой радужной языковой сети.
Распределение и взаимное соотношение культур не совпадает с группировкой языков. Носители языков не только одного и того же семейства, но одной и той же ветви могут принадлежать к разным типам культур: примером, иллюстрирующим это положение, является народ венгерский (или мадьярский); ближайшими родичами мадьярского языка являются языки вогульский и остяцкий (в северо-западной Сибири), между тем культура венгров и культура вогульско-остяцкая не имеют между собой решительно ничего общего. И все же распределение и взаимные соотношения культур основаны, в общем, на тех же принципах, что и соотношения языков, с тою лишь разницей, что то, что в культуре соответствует семействам, имеет гораздо меньше значения, чем то, что соответствует союзам. Культуры отдельных соседних друг с другом народов представляют всегда целый ряд черт, сходных между собой. Благодаря этому среди данных культур обозначаются известные культурно-исторические зоны, - например в Азии зона мусульманской, индостанской, китайской, тихоокеанской, степной, арктической и т.д. культур. Границы всех этих зон взаимно перекрещиваются, так что образуются культуры смешанного или переходного типа. Отдельные народы и части народов специализируют данный культурный тип, внося в него свои специфические индивидуальные особенности. В результате получается та же радужная сеть, единая и гармоничная в силу своей непрерывности и в то же время бесконечно многообразная в силу своей дифференцированности.