На исходе первой декады нынешнего века, после поражения революции 1905 года, отчетливо обозначился сдвиг в интеллигентском умонастроении. Происходило обращение российских интеллектуалов к традиции отечественного идеализма, идущей от славянофилов к Вл.Соловьеву и братьям Трубецким и развивавшейся в стороне от интеллигентского поиска “истинного революционного миросозерцания”. В среде отечественных гуманитариев крепло желание самоопределения, самоидентификации в культурной традиции, ясно обозначилась тяга к возвращению российской интеллигенции в лоно церкви, к преодолению оторванности церковности России и религии вообще от реальной жизни людей. “Массы не могут жить ни декадентством, ни ницшеанством, ни анархизмом, ни чисто отрицательными революционными идеями... Человечество может быть собрано и поднято на высоту лишь положительными, органическими идеями, лишь абсолютной покорностью Богу… Абсолютное утверждение человеческого, человечества и человека, как Бога, человеческой свободы, как последнего, есть страшный обман духа зла, величайший соблазн, окончательное рабство и небытие. Только богочеловеческая свобода реальна, только богочеловеческий путь к ней действителен. В Христе этот путь указан миру”, - писал Н.Бердяев в 1907 году62.
Изменения в интеллектуальной атмосфере времени, непосредственно определявшие духовную ситуацию в стране, не замедлили наложить отпечаток на отношение российских читателей к философскому наследию германского мыслителя. К 1908 году популярность философии Ницше начала уменьшаться, а с 1912 года отечественные критики в своих исследованиях стали избегать открытого упоминания его имени.
Такая перемена была порождена рядом причин. Решающее значение имел тот факт, что на смену ницшеанскому бунту против мертвенности старых, отживших культурных форм пришла новая историко-культурная ситуация, ознаменовавшая заключительный этап русского религиозного Возрождения. Духовная жизнь на новой стадии была сосредоточена вокруг образованных в те годы в Москве славянофильски-православного книгоиздательства “Путь” (1910-1919, а фактически 1910-1917) и неозападнически ориентированного международного журнала “Логос” (1910-1914)63. По авторитетному свидетельству современника и бытописателя той эпохи: “редакции “Мусагета” и “Пути”… представляли собою странную смесь литературных салонов и университетских семинарий. Вокруг выдающихся мыслителей и выдвинувшихся писателей здесь собирался писательский молодняк, наиболее культурные студенты и просто интересующаяся московская публика для заслушивания докладов, горячих прений по ним и ознакомления с новыми беллетристическими произведениями и стихами”64.
Эти издания вели оживленную полемику в печати, занимая полярные позиции по принципиальным мировоззренческим вопросам. Так В.Эрн, один из ведущих идеологов “Пути”, непримиримый противник немецкого идеализма и неокантианства, вскоре по выходу в свет первого номера “Логоса”, выступил с книгой “Борьба за Логос”, в которой подверг резкой критике оторванность научной философии от христианской традиции. Оба интеллектуальных союза сыграли значительную роль в культурной и идеологической жизни страны, выразив ряд новых тенденций в развитии русской духовности.
Целью единомышленников, собравшихся вокруг “Пути”: Е.Трубецкого, Н.Бердяева (в 1914 году отошедшего от сотрудничества с редакцией), С.Булгакова, Г.Рачинского, П.Флоренского и В.Эрна было религиозное осмысление культуры, отстаивание русских национальных ценностей как средства осуществления вселенского христианского идеала, модернизация и активизация этих ценностей, а также провозглашение национальных приоритетов в развитии отечественной мысли, обоснование собственной, отличной от западной, философской традиции, покоящейся на началах христианства и идущей от Г.Сковороды, российских духовных академий, славянофилов и Вл.Соловьева. При этом современному западному рационализму, в особенности неокантианству с присущим ему субъективизмом, эти мыслители противопоставляли платонизм, рассматривая его как источник и православного, и западнохристианского типов философствования.
Проповедуемые сотрудниками “Пути” ценности определили задачи и планы деятельности издательства: знакомство читателей с забытыми или недостаточно известными отечественными философами посредством публикации и републикации как произведений самих авторов, так и сочинений, рассказывавших об этих мыслителях и их наследии; а также, издание трудов современных русских и зарубежных авторов по вопросам религии и философии.
“Путь” был идейным цент ром христианско-либерального национализма, в идеологии которого вполне органично сочетались православие, патриотизм и демократизм. Взгляды философов группы “Путь” представляли собой своеобразное развитие идеологии славянофильства. (Наиболее славянофильски настроены были С.Булгаков и В.Эрн.) С.Франк прямо определял “Путь” как “возрождение славянофильства”65. Одним из важнейших компонентов идеологии “Пути” был национализм, трактуемый рядом участников издательства как самопонимание богоизбранного русского народа – “народа-богоносца”, в качестве основной творческой силы, способной преобразовать мир в соответствии с христианскими идеалами. И хотя по этому вопросу не было полного единомыслия (наиболее активно возражал против такого взгляда Е.Трубецкой), - однако с теми или иными оговорками идею об особом религиозном предназначении России поддерживали все члены “Пути”.
Журнал “Логос”, напротив, объединил западнически настроенную интеллектуальную элиту. Ф.Степун, БЮ.Яковенко, А.Белый, Г.Шпет видели свою задачу в обращении к универсальным ценностям мировой культуры, отрицая как отождествление религии и философии, так и подчинение философии религии. Высоко оценивая вклад выдающихся отечественных мыслителей в мировую философскую традицию, они, вместе с тем, выступали как принципиальные противники провозглашения национальной исключительности и обособленности русской культуры. Понимая философию как единую науку (несмотря на эпохальное и национальное многообразие различных течений отвлеченной мысли), “логосовцы” составляли лагерь оппозиционный – по отношению к доминировавшему в Москве течению мысли, которое, недолюбливая сложные методологические исследования, рассматривало философию как некое сверхнаучное, главным образом религиозное исповедничество. Определяя предмет идейных расхождений Ф.Степун, главный редактор “Логоса”, писал: “Основной вопрос “Пути” был “како веруеши?”, основной вопрос “Мусагета” – “владеешь ли ты своим мастерством?””66. Стремление издателей “Логоса” к духовному единению отечественной и западной культур, а также синтезу важнейших интуиций отечественного умозрения с методологизмом и научно-критическим пафосом современной западной философии, воспринималось идеологами “Пути” как “попытки отравить религиозную целостность русской души критическим ядом западнического рационализма”67.
Определенную роль в охлаждении внимания к текстам Ницше сыграл все возраставший интерес к антропософии и психоанализу, завоевавшим внимание значительной части российской интеллигенции. “Под давлением противоположных культурных влияний – рационалистического психоанализа, с одной стороны и мистической антропософии – с другой, русский символизм раскололся на враждебные по отношению друг к другу течения, на полюсах которого оказались вчерашние друзья – Метнер, с одной стороны, Белый – с другой” 68.
С начала десятых и вплоть до середины двадцатых годов нынешнего столетия психоанализ и антропософия являлись важнейшими составляющими русской интеллектуальной жизни. Популярность учений З.Фрейда и Р.Штейнера могла соперничать в это десятилетие с влиянием идей Ницше. Приведем в доказательство две цитаты из литературных памятников разных жанров. Знаменитая работа А.Белого “Антропософия и Россия” (1922), являющаяся важнейшим документом эпохи, свидетельствует: “В провозглашении, что человек есть именно то, что должно преодолеть (лозунг Ницше), заключено крушение гуманизма… Антропософия является естественным внутренним выводом из трагических лет русской жизни. Она есть предначертание русского будущего в новой культуре…”69 И: “Идеи Ницше приобрели тогда прямо злободневный характер (вроде того, как впоследствии приобрели такой же характер идеи Фрейда)”, - вспоминал в своих мемуарах А.Бенуа70.
Такое изменение в интеллектуальных пристрастиях отечественных мыслителей было отнюдь не беспочвенным. Именно Ницше сделал практический вывод из новой культурной ситуации, сложившейся в Европе к концу XIX века, раньше и острее других сформулировав новую для человечества проблему, - проблему индивидуального и коллективного бессознательного. Впервые провозгласив свободу человека заглянуть в глубины своего сознания, философ понял, что содержание индивидуального сознания и надиндивидуально, более того, оно чуждо своему носителю - самой личности.