Однако чёткого разграничения тюрем не было. Некоторые особо привилегированные преступники подвергались домашнему аресту.
Уложение впервые в законодательстве вводит использование заключённых в качестве рабочей силы: “...а из тюрьмы выимая его послать в кандалах работать на всякия изделья, где государь укажет”.
Ссылка как изолирование преступника от общества была известна ещё Русской Правде, назначавшей за особо опасные преступления поток и разграбление.
Ссылка обычно назначалась за политическую вину. Политических ссылали на вечное житьё без “испомещения” на службу, за исключением окраинных городов, где обвиняемые записывались “на пашню в тягло” или в посад “кто к чему приучен”. Имея в виду стрельцов, гулящих людей и отсидевших свой срок татей и разбойников, Уложение 1649 г. вводит ля них ссылку в “украинные” (пограничные) города, либо в “дальние городы” - в Сибирь. Отбывшим наказание выдавалось соответствующее письмо, что давало им возможность поступить на службу “в какой чин пригодится” (ст. 9, 10, 16 гл. XXI, ст. 16 гл. XXV). Эта мера способствовала колонизационной политике Русского государства.
Ссылка в отношении к верхушке феодального общества носила характер опалы. Об опале как форме наказания для должностных лиц, отказавших в осуществлении правосудия, и воевод, нарушивших сроки выдачи пропуска на выезд за границу, упоминают Судебник 1550 г. (ст. 7) и Уложение 1649 г. (ст. 2 гл. XI), хотя не раскрывают его содержания.
Наряду с опалой были и другие виды наказания, направленные на умаление чести, достоинства человека. Уложение упоминает публичное наказание начальника сотни “при ратных многих людях” за их самовольный отпуск (ст. 16 гл. XII); выговор в присутствии понятых и других посторонних людей за неподчинение приставу (ст. 139 гл. X) и просто отнятие чести (ст. 5 гл. X), т.е. лишение достоинства и звания, понижение в чине. Иногда это касалось не только самого виновного но и всей его родни. При отнятии чести преступление записывалось в Разрядную книгу на вечное бесчестье и посрамление “с прописанием худых качеств виновного”.
При спорах о местничестве или оскорблении патриарха боярином и думными людьми (ст. 27, 28 гл. X) полагалась выдача головой. Это был обряд, направленный на унижение чувства чести виновного.
Уложению известен такой вид наказания как отрешение от должности, введённый в законодательство Судебником 1550 г. По Судебнику виновный подвергался торговой казни и увольнению от должности с запретом занимать подобную в дальнейшем (ст. 28, 32). Стоглав и особенно Уложение увеличивают количество наказаний как по видам нарушения, так и по субъектам преступления. Уложение предписывает “из недельщиков выкинути” за волокиту и взятие лишних пошлин (ст. 146 гл. X), а также запрещает “вперед... у дела... быти” судьям, уличённым в неправосудии “по дружбе, или по недружбе” (ст. 5 гл. X); губным целовальникам за освобождение татей и разбойников (ст. 84 гл. XXI) и объзжим головам и детям боярским за отпуск табачников и корчемников - лиц, нарушивших государственную монополию (ст. 18 гл. XXV).
Денежные наказание становятся средством обязательного искупления вины. Из имущества татей и разбойников удовлетворялись убытки истца при разбое. Если имущества не хватало, иски взыскивались в порядке частного вознаграждения с тех, "на кого по сыску доведется", а именно с соучастников (ст. 2 гл. XXI)11г. Сумма иска определялась в размере, указанном разбойниками во время пытки, а в случае, когда разбойники, сознаваясь в разбое, не могли перечислить “животов по имянно”, т.е. указать сумму награбленного, то истцу выплачивалась четверть предъявленного иска (ст.ст. 23-25 гл. XXI).
Уложение сохраняет денежные штрафы лишь за убытки и ущербы, нанесённые имуществу, здоровью и чести потерпевшего, в 8 случаях. Помимо бесчестья, которое бывает простое, двойное и тройное, выплата штрафа назначалась за отсечение руки, ноги, уха, носа и других частей тела - “за всякую рану, по пятидесяти рублёв” (ст. 10 гл. XXII). Если виновный не имел средств, чтобы выплатить требуемое истцом вознаграждение, он подвергался правежу “безо всякия пощады” (ст. 133 гл. X).
Совершение особо опасных преступлений, как и в судебниках, каралось, кроме уголовного наказания, конфискацией имущества. Уложение 1649 г. определяло порядок конфискации имущества. Обвиняемый в любом виде измены лишался всего, как недвижимого, так и движимого имущества (ст. 5 гл. II). В состав его входили и хлебные запасы. Всё передавалось в казну государства. Конфискации подлежало имущество не только всех родственников, знавших об измене, но и приданое жены политического преступника и его взрослого сына (ст.ст. 6-17 гл. II). Помимо того, все невиновные родственники лишались права выкупа родовых недвижимостей, а заложенная вотчина поступала в казну (ст.ст. 38-40 гл. XVIII). Вернувшийся из-за рубежа изменник при помиловании его государём терял право на получение конфискованных у него поместий, так как они после осуждения изменника поступали “в раздачу” челобитчикам. Вопрос же о вотчинах решался по усмотрению государя (ст. 11 гл. II).
Конфискации подлежали промыслы и дворы, владельцы которых не принадлежат к посадскому населению (ст. 16 гл. XIX); имущество обвинённых в разбое после удовлетворения требований истца, а также помещиков, укрывшего разбойников от властей (ст.ст. 26, 79 гл. XXI); имущество нарушившего правила продажи табака (ст. 11 гл. XXV) и ратного человека за третье дезертирство со службы (ст. 8 гл. VII).
Уложение, где составы преступлений против религии выдвигаются на первое место в системе светского законодательства, а наказания за них ужесточаются (церковных татей предписывалось казнить без всякого милосердия - ст. 3 гл. I), расширяет понятие церковного мятежа, приравнивая к этому составу противоправные действия против мирян: убийства, нанесение ран, побоев, оскорбление словом, совершённые в церкви, а также обращение к царю или патриарху с челобитной во время церковной службы (ст.ст. 4-9 гл. I).
Уточняя и разрабатывая намеченные в гл. 53, 57 и 59 Стоглава составы преступных деяний против религии, Уложение вводит понятие "богохульство". Богохульством называлось поношение, оскорбление словами или действием, а также неверие, отрицание "господа бога", "Иисуса Христа", "богородицы", "честного креста и святых", что являлось посягательством на основы христианского вероучения. Субъектом преступления могли быть не только христиане, но и люди других вероисповеданий. К богохульству приравнивалось совращение православного в "бусурманскую" (мусульманскую) веру, проведённое "насильством или обманом", т.е. обязательно при наличие злого умысла (ст. 24 гл. XXII). На практике совращение в "бусурманство" толковалось более расширенно. Наказывалась даже попытка совращения и не только в мусульманскую, но и в лютеранскую и римско-католическую веру.
Государственные преступления.
Уложение 1649 г. даёт довольно полное и широкое понятие о государственных преступлениях. По характеристике известного криминалиста Г.Г. Тельберга, Уложение 1649 г. "является первым в истории русского законодательства кодексом, в котором дана, если не исчерпывающая, то всё же относительно полная система государственных преступлений". Невозможность апелляции по составам политических преступлений обусловила отсутствие по ним новоуказных статей, и вплоть до Артикула воинского Петра I Уложение 1649 г. было единственным общим законом по предметам политического суда и политических преступлений.
Уложение выделяет посягательство на здоровье государя и скоп и заговор.
Под злым делом понималось также "невместное" или "неистовое" слово в адрес государя. Помимо "невместных слов", различались "непристойные речи", т.е. бранные, оскорбительные слова в адрес государя. "Непристойные слова" государя персонально не обижали, но могли быть так поняты. Для подтверждения того, что эти слова были сказаны без умысла, а "спроста ума своего", человека дважды пытали. Объектом этого преступления могло быть и иное лицо, имеющее отношение к власти.
Поскольку в напряжённой обстановке 1648 г., когда в восстаниях участвовало не только феодально-зависимое население, но и представители верхов посада, дворян, детей боярских и стрельцов, т.е. плохо обеспеченные массы вооружённых людей, требовавших земли, крестьян, денег и защиты от бояр и крупных дворян, двор царя становился местом сведения политических счётов и разного рода конфликтов, могущих угрожать здоровью и даже жизни государя. Поэтому наказание за оскорбление кого-либо словом или действием на царском дворе не ограничивалось выплатой бесчестья (в ст.ст. 32-82 гл. X)[12], а дополнялось тюремным заключением (ст.ст. 1-2 гл. III); нанесение ранений, даже не приведших к смерти, каралось смертной казнью (ст. 3 гл. III); обнажение оружия во дворе государя в его присутствии наказывалось отсечением руки независимо от того, было оно применено или нет, а в отсутствие государя - тюремным заключением (ст.ст. 4-5 гл. III). Просто ношение оружия на царском дворе влекло битьё батогами и недельное тюремное заключение (ст.ст. 6-7 гл. III).
Был выделен новый состав преступления - скоп и заговор, где субъектом преступления являлись не отдельные лица, а объединённая предварительным соглашением толпа. Объектом этого преступления была не особа государя (ст.ст. 18, 19 гл. II), а порядок управления. В отличие от ст.ст. 198-199 гл. X, предусматривающих торговую казнь за скоп и заговор в отношении частных лиц, ст.ст. 20-21 гл. II Уложения вводят смертную казнь "без всякия пощады" в отношении лиц должностных. Для состава преступления не обязательно было "грабити" и "побивати". Главное - "прихаживать для воровства", т.е. для совершения любых враждебных действий. Выделение в отдельный состав скопа и заговора свидетельствует об особом положении должностных лиц и необходимости защиты их защиты со стороны государства.