“Притом они представляли государство таким, каким оно было в передовых странах той эпохи, как совокупность принципов, которые должны были осуществляться в правовом государстве.”[34]
“Правовое государство — это высшая форма государственного быта, которую выработало человечество, как реальный факт.”[35]
В идеале есть более высокие формы государственности, например, социалистическое государство. Но социалистическое государство нигде не было осуществлено как реальных факт, факт действительности.
Все цивилизованные народы всех частей света организованы в настоящее время в правовые или конституционные государства.
В основу правового государства заложено равенство власти, гражданина, общества и права, их правовое равенство перед законом. Исторически принцип образования правового государства состоял и состоит в распространении принципа суверенности на право. Этот процесс происходил в три этапа.
Первый, наиболее ранний, это признание суверенности власти. После длительного сражения за права народа, тираноборческих мятежей, восстаний, социальных революций, был завоеван суверенитет народа.
Следующим шагом стала борьба за суверенитет права, точнее, за приоритет права над властью, обществом, волей гражданина, большинства или меньшинства.
Паритет или приоритет означает установление зафиксированных законом отношений между всеми сторонами, особенно между властью и правом, не только в силу суверенитета власти (государства) и традиции попрания закона, но и потому, что само право создается властью, обладающей преимущественным правом законотворчества.
Большинство современных европейских и американских государств принадлежат по своему государственному устройству к правовым или конституционным государствам. Как формы, так и виды правовых и конституционных государств в Европе и других странах весьма разнообразны. Различия эти весьма существенны, и из-за устранения или сохранения их ведется жестокая борьба. Но, по сравнению с основными принципами правового или конституционного государства, все эти различия оказываются мелкими деталями. Основные принципы, на которых построено или должно быть построено правовое государство, должны быть везде одинаковы.
Основной принцип правового государства состоит в том, что государственная власть ограничена. Ограниченность власти в правовом государстве создается признанием за личностью неотъемлемых прав, которые должны быть нерушимыми и неприкосновенными. Впервые в правовом государстве признается, что “... есть известная сфера самоопределения и самопроявления личности, в которую нельзя вторгаться.”[36]
Неотъемлемые права личности не создаются государством, они, наоборот, по своему существу присвоены личности. Среди них, этих неотъемлемых, всегда присущих человеку прав, на первом месте стоит свобода совести. Вся сфера мнений, убеждений и верований должна быть, безусловно, неприкосновенной для государства. Непосредственным следствием свободы совести является свобода слова: устного и печатного. Человек имеет право не только думать то, что ему угодно, но и верить в то, что ему угодно.
Для высказывания своего мнения, убеждений и проповеди, человек должен иметь свободу общения. Среди неотъемлемых прав личности, и признаваемых в правовом государстве как одно из существенных прав, является свобода союзов и собраний.
Для устранения столкновений во всяком правовом государстве все вышеупомянутые свободы должны быть регламентированы, то есть для осуществления их должны установлены правила, которые “... исключали бы возможность столкновений с осуществлением других потребностей”.[37]
Нарушение этих правил, как и всех других законов, должно быть наказуемо. Органы государственной власти в правовом государстве должны быть наделены полномочиями пресекать нарушение законов, в случае необходимости даже арестовывать нарушителей. Но в правовом государстве полномочия органов государственной власти по предотвращению и предупреждению нарушений законодательства поставлены в строгие рамки закона. Эти законные рамки и создают так называемую неприкосновенность личности.
“Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие, основанное на убеждении в своей безопасности. Чтобы обладать этой свободой необходимо такое правление, при котором один гражданин может не бояться другого гражданина.”[38]
Прямым дополнением принципа неприкосновенности личности является неприкосновенность жилища и тайна переписки. По отношению к жилищу и переписке устанавливаются правила, на основании которых они могут подвергаться осмотру только с постановления соответствующих государственных органов. Права личности вместе с неприкосновенностью составляют значительную часть и являются существенным содержанием политической свободы, без которой не может обходиться ни одно культурное государство.
Благодаря неотъемлемым правам и свободе личности власть в правовом, конституционном государстве не только ограничена, но и подзаконна. Власть должна ограничивать свои права и свободы ею же созданными законами. Такая ситуация самоограничения представлялась (да и теперь представляется) противоестественной, что и отражалось в традициях, обозначенных такими понятиями, как: своевластие, всеволие, самоуправство, беззаконие и так далее. Негативное отношение власти к праву, стремление к привилегиям, желание стать выше закона, привели к тому, что противоправная практика власти оказалась еще труднее преодолимой, чем аналогичная практика граждан, пытающихся действовать вне закона.
Осуществление законности при общем бесправии — чистейшая иллюзия. Законность предполагает строгий контроль и полную свободу критики всех действий власти, а для этого нужно признание за личностью и обществом неотъемлемости прав. Последовательное осуществление законности требует, как своего дополнения, свобод и прав личности и, в свою очередь, естественно вытекает из них, как необходимое следствие.
Основной принцип правового или конституционного государства, наряду с подзаконностью государственной власти заключается в ограниченности ее так называемыми правами человека и гражданина. Принцип ограниченности часто понимается ложно. Так как среди правовых государств имеются конституционные монархии, то данный принцип трактуется как принцип ограниченности монархической власти. Конституционным монархиям противопоставляют демократические республики, в которых “... желают присвоить полноту и неограниченность власти”.[39]
Всякая власть, полагал Монтескье, стремится стать неограниченной, иначе говоря, ничем не контролируемой, когда безопасность личности ничем не гарантируется. В отличие от других просветителей, которые подарили миру идею просвещенного, гуманного государя, бордосский юрист не поддался этим иллюзиям: “Если законодательная и исполнительная власти будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет для того, чтобы также тиранически принимать их.”[40]
Итак, непременное условие правового государства — разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную.
Монтескье утверждал, что в основу закона должны быть положены законность, здравый смысл и естественные потребности человека, политически закрепляемые на практике.
“Закон, вообще говоря, есть человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли; политические законы и гражданские законы должны быть не более, чем частными случаями происхождения разума.”[41]
Маккиавелли высказывает другую точку зрения на государственную власть: “Только с помощью преступления можно создать, укрепить и сохранить государственную власть: с того момента, когда преступление начинает служить государству, оно становится добродетелью”.[42]
Очень часто у нас переводят термины “суверенный” и “суверенитет” неправильно. Их переводят словами “самодержавие” и “самодержавный”, вместо того, чтобы переводить их значение вполне соответствующими словами “верховный” и “верховенство”. Поэтому, вместо того, чтобы выставлять требования суверенитета или верховенства народа, у нас выставляют требование “самодержавие народа”. Так как слово самодержавие переводится на другие языки словом “автократия”, то есть в обратном переводе требование “самодержавия” равносильно требованиям самовластия или автократии народа. Как известно, такого требования не выставляет ни одна демократическая или республиканская партия самых передовых стран. Можно ли признать тот порядок, при котором государственная власть хотя и всецело сосредоточена в руках народа, могла бы по желанию отменять свободу печати, собрания и союзов?
Свободы эти настолько неотъемлющее право каждого гражданина, что тот государственный строй, в котором они нарушаются не может быть признан нормальным, независимо от того, в чьих руках находится власть. Там, где этих свобод нет, или во всякий удобный момент они могут быть упразднены, там нет даже элементарной политической свободы, там государственная власть имеет характер насильственной, а не правовой. Деспотизм народа может быть даже ужаснее деспотизма одного лица, как это показывают примеры некоторых античных республик или господство конвентов и якобинцев во времена Великой Французской революции.
Принцип народного суверенитета не требует вовсе неограниченности народной власти. Он предполагает лишь верховенство народа. Народный суверенитет не требует такой громадной человеческой жертвы, как жертва человеческой личностью во имя всемогущей власти народа. Напротив, в атмосфере бесправия, насилия и несвободы может погибнуть и само народное верховенство.