нельзя лишить права на рассмотрение его дела судом присяжных.
Правонарушитель за совершение общественно опасного деяния подвергается лишению свободы, но при этом ограничивается не в праве на свободу, а в возможности ею злоупотреблять. К числу естественных прерогатив человека относится право на самоохранение, на самооборону. Формулируя институт необходимой обороны, законодатель уточняет естественные границы этого права, пределы его осуществления. При этом он обязан законодательно утвердить то, что вытекает из самого права в целях лучшего правового ориентирования граждан при отражении преступного нападения, а также судебно-следственных органов при юридической оценке действий, им вызванных.
В этой связи является совершенно неправомерным законодательное связывание реализация права на необходимую оборону с невозможностью "прибегнуть к защите местного или ближайшего начальства (ст. 107 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года) и спасения бегством. И то и другое - ограничение естественного права.
Ничто сугубо личное не должно быть объектом законодательного воздействия. Закон не вправе к чему-либо принуждать человека воимяего собственной пользы или что-либо недозволять ему из тех же соображений, например, за трещать подвергать себя в научных целях опасным для жизни экспериментам и т.д. Речь идет о непререкаемости правового статуса личности, о недопустимости какого-либо посягательства на него со стороны государства. Это самая запретная зона для государственной власти. Здесь всецело господствует суверенитет права.
Правовой статус личности в таком его понимании является главным устоем правовой государственности. Не случайно дореволюционные русские юристы основной признак правового государства усматривали в ограниченности юрисдикции государственного суверенитетавсфере прав человека. "Ограниченность власти в правовом государстве, - писал Б.А. Кистяковский. - создается признанием за личностью неотъемлемых, ненарушаемых и неприкосновенных прав... есть известная сфера самоуправления и самопроявления личности, в которую государство не имеет права вторгаться. Неотъемлемые права человеческой личности не создаются государством напротив, они по существу своему присвоены самой личности[16].
История свидетельствует о том, что и без признания со стороны государства права личности, осознанные как высшая правовая ценность, могут обладать действенной силой. Как известно, акты великих российских реформ 60-70-х годов XIX в. не содержали провозглашения этих прав, во в их защиту было вынесено немало вердиктов присяжных. Суд общественной совести упорно отказывал в наказании за преступные деяния, продиктованные местью за поруганную честь, за нарушения паспортного режима, воспринимаемого народным правосознанием как "удавка" для свободы.
Я считаю, что характерная черта российской деятельности - явная приоритетность общественного над личностным и решение любой ситуации в интересах государства. При подобном положении дел речь идет не столько о способности, сколько о возможности человека действовать. Одних способностей для свободы и отстаивания своих прав недостаточно, необходимы и соответствующие условия. Поэтому более широкая категория возможностей в данном случае принципиально точнее: она содержит указание на то. что необходимо учитывать не только субъективные свойства личности, но и объективные обстоятельства, в которых ей приходится действовать.
Возникает парадоксальная, на первый взгляд, ситуация: констатируя несовершенство имеющегося законодательства по обеспечению прав и свобод человека, мы настаиваем в то же время на необходимости защиты механизма ограничения прав и свобод. Здесь дело в обратной связи. Личность в любом правовом пространстве быстро адаптируется и добивается реализации своих прав и свобод, создавая новые общественные отношения. которые требуют правового регулирования. зачастую игнорируя интересы самого государства. И тогда в действие вступает механизм ограничения прав и свобод личности, который обеспечивается нормативной базой, принципами законности или целесообразности, механизмом реализации нормы права и т.д. Учитывая большой опыт в данном вопросе со стороны государства, можно смело утверждать, что обеспечение и Защита механизма ограничения прав и свобод человека больших затруднений ни политического, ни социального, ни экономического характера не вызывает.
Такое сложное надстроечное явление, как юридическое пространство, должно представлять собой не только противопоставление, но и гармонию, где данный механизм постоянно совершенствуется. обновляется в интересах личности. Для российского законодательства примером может служить межгосударственное регулирование отношений в области прав и свобод человека, тонко учитывающее национальную и правовую специфику.
В качестве позитивной практики можно привести обоснование ограничений, которые отражены в Конвенции Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека. Оно гласит: ограничения, предусмотренные законом, необходимы в демократическом обществе и служат интересам государственной и общественной безопасности, общественного порядка и защиты прав и свобод граждан.
Я во многом согласен с точкой зрения А. И. Гудкова о том, что реальность прав личности способно обеспечить только сильное государство.[17]
Практика общественного развития России убедительно свидетельствует о том, что "демократические" приемы и средства государственной деятельности не дают должного эффекта, и страна неуклонно скатывается в пропасть экономического хаоса. Подобное положение просматривается практически во всех сферах общественных отношений, в том числе и в сфере права. "Демократические красивости" действующего законодательства, механически заимствованные на Западе, не способны решить проблему реального обеспечения прав личности. Идеализация абстрактных конструкций типа "правовое государство", "гражданское общество", "права человека" приводит к тому, что реальный человек, его потребности и права отходят на второй план, останутся в тени. В результате основная часть населения страны, особенно люди старшего поколения. оказываются экономически и социально незащищенными, а характер и масштабы преступности делают практически каждого потенциальной жертвой. Вполне естественно, что эти процессы находят адекватное отражение в общественном правосознании. Примечательна эволюция правовых представлений и идей в связи с развитием общественных отношений в посттоталитарный период. После известного апрельского Пленума ЦК КПСС 1985 г. и практически до криминальной приватизации, в процессе которой произошло наиболее масштабное после 1917 года перераспределение собственности в обществе, общественное сознание находилось в плену эйфории, вызванной освобождением от тоталитарной идеологии и воцарением "социализма с человеческим лицом". В отечественном правоведении утвердились демократические концепции теории естественного права, а привлекательные идеи свободы, равенства и братства, пережив "второе рождение", казалось, прочно завладели умами российских граждан. Однако российский, а правильнее было бы сказать советский, менталитет характеризуется крайностями - в нем различается только "черное" и "белое". На российской почве демократии западного типа начала ассоциироваться со вседозволенностью, что породило мощную волну правового нигилизма на всех уровнях, которая в итоге "вымыла" из категории "права человека" правовое и социальное содержание.
Вместе с тем. стало ясно. что общество не готово платить экономическим благосостоянием за свободы. Деструктивные процессы во многих сферах отношений, в первую очередь в экономике, в национальных отношениях, в социальной политике породили другую крайность: ряд политиков начали призывать в “сильной руке” в управлении государством, стали раздаваться призывы возрождать экономику “пиночетовскими методами”. Относительное экономическое благополучие периода “развитого социализма” на расстоянии прошедших лет порождает в определённых социальных слоях ностальгические воспоминания и соответствующую политическую ориентацию.
Вполне закономерно, что такое положение вызывает обеспокоенность и юристов: стремление к абсолютизации прав человека и верховенства закона в итоге приводит к забвению обязанностей. Мы не занимаем крайне противоположной позиции, считает А. И. Гудков, в отношении традиционной иерархии правоохраняемых ценностей “человек-общество-государство”, но разделяем мнение о том, что права человека могут быть гарантированы только в сильном государстве, которое в состоянии управлять обществом и позитивно воздействовать на личность.
Права личности – это стержень правовой системы, начало, определяющее её социальное, политическое и специально-юридическое содержание. В условиях экономической, политической и социальной нестабильности общества, критерием устойчивости его правовой системы и показателем уровня его правового развития служит способность государства обеспечить реализацию прав человека и гражданина. Государство нуждается в разумном расширении властных полномочий в отношении общества. Для этого необходимо пересмотреть сложившиеся стереотипы о роли государственной власти в обществе. Государство не должно довольствоваться ролью “ночного сторожа” в обществе, ему следует стать активным участником общественных отношений.
Заключение.
В работе получены следующие выводы, которые можно сформулировать в следующих тезисах:
1) рассмотрено понятие правого статуса личности;