В политической истории Китая, в развитии китайской государственности и функционировании политической культуры императорского Китая сыграл значительную роль легизм наряду с конфуцианством. Легисты были главной силой, противостоящей конфуцианству именно в сфере социальной политики и этики. Доктрина легизма, его теория и практика в ряде важнейших пунктов кардинально противоположны тому, что предлагали конфуцианцы. В отличие от конфуцианцев с их приматом морали и обычного права, призывом к гуманности и осознанному чувству долга, культом предков и авторитетом личности мудреца, законники-легисты как реалисты в основу своей доктрины ставили безусловный примат закона, сила и авторитет которого должны держаться на палочной дисциплине и жестоких наказаниях[83]. Ни семья, ни предки, ни традиции, ни мораль – ничто не может противостоять закону, все должно склониться перед ним. Законы разрабатываются мудрецами реформаторами, а издает их и придает им силу государь. Он единственный, кто может стать над законом, но и он не должен делать этого. Осуществляют закон и проводят в жизнь его нормы министры и чиновники, слуги государя, его именем управляющие страной; почтение к закону и администрации обеспечивается специально введенной строгой системой круговой поруки и перекрестных доносов, которая, в свою очередь, держится на страхе сурового наказания даже за мелкие проступки; наказания за строптивость уравновешиваются поощрениями за послушание: преуспевшие в земледелии или воинских доблестях (только эти два вида занятий считались легистами достойными, остальные, особенно торговля, преследовались) могли рассчитывать на присвоение им очередного ранга, повышавшего их социальный статус.
Существенно то, что конфуцианство делало ставку на высокую мораль и древние традиции, тогда как легизм выше всего ставил административный регламент, державшийся на строгих наказаниях и требовании абсолютного повиновения сознательно оглупленного народа. Конфуцианство ориентировалось на прошлое, а легизм бросал этому прошлому открытый вызов, предлагая в качестве альтернативы крайние формы авторитарной деспотии.
Грубые методы легизма для правителей были более приемлемыми – и эффективными, ибо они позволяли тверже держать в руках централизованный контроль над частными собственниками, что имело огромное значение для усиления царств и успехов в их ожесточенной борьбе за объединение Китая. Проверка идей легизма на практике (основание в III в. до н. э. династии Цинь, ее падение и возникновение династии Хань) оказалась достаточной, чтобы выявить его несостоятельность для Китая того времени. Откровенно тоталитарная доктрина легистов с ее презрением к людям во имя процветания государства оказалась нежизнеспособной; легизм потерпел поражение, но для сохранения уже сложившейся имперской структуры, для процветания ее господствующих верхов, осуществлявших свою власть с помощью мощного административно-бюрократического аппарата, созданного стараниями легистов, необходима была доктрина, которая сумела бы придать всей этой системе благопристойный и респектабельный вид. Такой доктриной оказалось конфуцианство. Синтез конфуцианства и легизма оказался не столь уж сложным делом, ибо у них имелось немало общего. В результате реформ ханьского императора У-ди произошло видоизменение первоначального конфуцианства, оно стало государственной идеологией, что значительно повысило социальную роль бюрократических институтов[84].
На основе тщательно разработанных принципов органицистской философии управления китайцы создали самый совершенный метод управления государством – бюрократию и с большим искусством воплотили эти принципы в действительность. «Китайская теория бюрократии объявляла главным государственным приоритетом эффективность администрации. Соответственно, ее создатели рассматривали подданных империи как пассивное «население», полностью подконтрольное властям. Уже сам облик китайской империи с ее аккуратными квадратиками крестьянских полей, четкими прямоугольниками селений и городов, сетью дорог со стоящими на них на равном удалении друг от друга почтовых станций наглядно удостоверял «небесную планиметрию» имперской политики»[85].
Вполне естественно, что в имперской традиции Китая наравне с правителем исключительное значение имеет фигура «мудрого советника» (философа управления), обладающего необъятными знаниями, талантами и безупречными нравственными качествами. Не менее значимым оказывается в великолепно выстроенная административная машина, обладающая немалым управленческим потенциалом. Эта бюрократическая система носит пирамидальный характер, на вершине которой находится император, средние этажи отведены центральным и провинциальным органам власти, основание же образует многочисленный слой местных служащих. «Неизменным принципом управления было разделение всех служилых людей на три категории: гражданскую администрацию, управление войсками и органы служебного надзора. Подобное строение аппарата обеспечивало необходимый для его устойчивости баланс сил в рядах самого чиновничества. Если рассматривать имперскую администрацию в ее развитии, то можно заметить постоянное возникновение новых, в своем роде «нерегулярных» органов власти, подчинявшихся непосредственно императору, и постепенное отмирание «регулярных» учреждений»[86].
Немалый интерес представляет строение государственного аппарата, подвергнувшийся определенным изменения основателем Минской династии Чжу Юаньчжаном (вторая половина XIV в.), который в таком виде просуществовал вплоть до падения монархии в Китае. Он «постепенно создал бюрократический аппарат для управления всей страной, централизовал его, поднял его авторитет и усовершенствовал этот аппарат в результате изучения опыта, споров, многочисленных реформ и жестокой внутренней борьбы в среде господствующего класса»[87].
Создание империи Великая Мин требовало наличия эффективного центрального и местного административного аппарата, который при высокой централизации власти действовал бы слаженно и послушно, как пальцы на руках. Только при этом условии можно было добиться действительного объединения страны, концентрации ее сил и справиться с функциями подавления народа внутри империи и защиты ее границ от угроз извне. Тенденция развития и объективная обстановка того времени заставили Чжу Юаньчжана провести радикальные реформы.
Начало было положено реформированием местных административных органов, ибо в эпоху Юань каждое провинциальное правительство представляло собою копию центрального правительства. Оно ведало военными делами, гражданской администрацией и финансами точно так же, как и центральное правительство, и обладало очень большими полномочиями. Так как юаньский императорский двор не вмешивался в его дела, то происходила децентрализация власти, руководство же делами со стороны двора было негибким, а меры, принимаемые им, недейственными. «Ветви оказались сильными, а ствол слабым, и начались отторжения и распад территории империи»[88]. Перед Чжу Юаньчжаном стал кардинальный вопрос: что следовало выбрать - децентрализацию или централизацию власти? Позволить ли провинциальным правительствам гнуть самостоятельную линию, как он сам в свое время, или самому держать в своих руках всю власть, жестко контролировать местные административные органы, туго связать им руки и требовать, чтобы они послушно выполняли все его приказы?
Данный серьезный вопрос был решен надлежащим образом, а именно: все важные органы власти были сосредоточены при дворе, провинциальные правительства преобразованы в наместничества во главе с одним левым и одним правым наместником. Наместники выступали в качестве эмиссаров императорского двора на местах и ведали делами управления, главным образом финансами и гражданской администрацией. Императорский двор выпускал законы и распоряжения, определял политику, порядок работы, срок проверки и задачи и доводил все это через наместников до сведения местных чиновников областей, округов и уездов для исполнения.
По своему положению наместничества были органами императорского центрального правительства на местах, филиалами его, и являлись очень важными учреждениями, а наместники считались эмиссарами императорского правительства на местах и были обязаны подчиняться воле императорского двора по всем вопросам. Кроме того, в каждом наместничестве создавалось управление уполномоченного — следователя для контроля за наказаниями, ведающее судами и тюрьмами, во главе с уполномоченным-следователем. Оно распоряжалось делами, связанными со следствием по уголовным делам в наместничестве. Наместничество, управление уполномоченного-следователя и управление главного уполномоченного-командующего, ведавшее военным делом в пределах провинции, вместе назывались «тремя управлениями» и представляли собой учреждения, которые осуществляли распоряжения императорского правительства на местах. «Таким образом, три органа, ведавшие гражданской администрацией, финансами, судом и регулярной армией, были разделены, самостоятельны, не подчинялись друг другу и находились под непосредственным руководством императорского правительства. Это было сделано с целью сосредоточения при дворе наиболее важных административных функций, концентрации и усиления власти императорского правительства и его контроля над этими тремя органами и руководства ими»[89].