Смекни!
smekni.com

Деятельность Движения Харе Кришна в свете трансформационных процессов современности (стр. 2 из 15)

Можно сказать, что чувственная истина возвестила наступление Века Неуверенности. Ее теории - в лучшем случае гипотезы, отмеченные противоречиями и вечными модификациями. Мир оказывается сумрачными джунглями, неведомыми и непостижимыми. Такую неопределенность нельзя терпеть бесконечно. Она вредна для счастья человека, его творчества и даже для его выживания. Когда нет истинной уверенности, то человек вынужден искать ей искусственную замену, даже если она является всего лишь иллюзией…

Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы овладеть громадным и беспорядочным скоплением фактов»[26, с 483-484] .

В силу вышесказанного, мы считаем насущно необходимым поиск иных методов и парадигм, принципиально отличных от тех, которые используются социологией в настоящее время и эта дипломная работа видится как скромная предварительная демонстрация отдельных элементов нового интегрального метода. Данный термин, был введен Питиримом Сорокиным, чтобы обозначить путь выхода из сложившегося кризиса в современной науке.

Предвосхищая какие-либо замечания о мотивах написания данной дипломной работы и личных убеждениях автора, нам бы хотелось завершить введение словами преподавателя факультета права Калифорнийского университета в Беркли доктора Филипа Джонсона : "Как и все люди, ученые вправе иметь собственные побудительные мотивы. Могут быть у них и свои предубеждения, влияющие на их выводы и заключения, однако тот догматический материализм, которым руководствуются многие деятели академической науки, способен нанести больший ущерб истине хотя бы в силу того, что предубеждением он почему-то не считается. В конечном счете, важны не причины, побудившие исследователей заняться поиском свидетельств определенного толка, а результаты этих поисков, достойные ознакомления с ними широкой публики и серьезного к ним отношения со стороны научной общественности»[32, с.21].


II.Поступая на первый курс факультета социологии, я мечтал, что после шести лет обучения смогу, наконец, разобраться, что есть общество и как возможен социальный порядок, чтобы понять причины многочисленных окружавших меня проблем. И уже сейчас, спустя шесть лет, приступая к написанию дипломной работы, меня охватывает чувство глубокой интеллектуальной неудовлетворенности - я так и не получил ясного ответа на свои вопросы. Собственно говоря, это чувство не является лишь моим субъективным переживанием, оно отражает реальное положение дел в самой социологии.

Как мы знаем, социология как наука явилась интеллектуальной реакцией западного общества на стремительно развивавшиеся в ХIХ веке процессы индустриализации, урбанизации и политической трансформации, проходившие в Европе и США. Основатель социологии Огюст Конт считал тогда, что «если человек откроет законы, управляющие обществом, то он сможет управлять своей судьбой, подобно тому, как наука позволяет нам управлять событиями в физическом мире. Уметь предсказывать - означает уметь управлять» [4,с.133].

Таково было оптимистическое начало научного пути социологии и вот, что мы можем услышать сегодня по прошествии более чем 150 лет. Как пишет Ален Турен в своей книге-размышлении «Возвращение человека действующего»: «Классическая социология так и не смогла выработать своего единства, она постоянно разлагалась на три течения мысли. Первое, самое близкое к предшествующей эпохе, задавалось вопросом об условиях интеграции и социального порядка. Второе делало акцент на отношениях неравенства и государства. Последнее видело в современности, прежде всего рыночную свободу и триумф индивидуализма… Самые крупные представители классической социологии стремились преодолеть эти внутренние противоречия мышления ХХ века. Некоторые больше всего хотели объединить идею социальной системы и идею модернизации. Толкотт Парсонс в самом конце этого классического периода стремился объединить Дюркгейма, Вебера и Токвиля ценой исключения марксистской темы о структурных конфликтах. Но дистанция между этими тремя концепциями так велика, что они не поддаются каким либо попыткам интеграции… Перед лицом этой констатации я стремился здесь прежде всего реконструировать социологическое знание, не скрывая его внутренних споров и множественности его школ. Чтобы достичь этого я удалил два больших понятия, на которых покоилась классическая социология: понятия общества и эволюции. Затем я поместил в сердце социологического анализа культурные ориентации, общие социальным действующим лицам, которые в то же время конфликтуют друг с другом из-за управления ими, стремясь использовать их, или в интересах новаторского правящего класса, или, наоборот, в интересах тех, кто подчинен его господству [33, с.192].

Как не удивительно, но мы видим, что социология пришла к отрицанию тех базовых понятий, которые лежали в ее основании. Далее Ален Турен продолжает: «Вера западных обществ в самих себя, такая очевидная в грандиозной конструкции Т. Парсонса и во всей своей продолжительности позитивистской традиции, оказалась, начиная с шестидесятых годов, резко поставлена под вопрос. Со своей стороны, критические социологи имели силу, только пока они могли противопоставить критикуемым обществам реальную историческую модель. Но ни Москва, ни Пекин, ни Алжир, ни Иерусалим, ни Гавана, ни Белград не вызывают больше доверия и энтузиазма: мы познали слишком много разочарований, чтобы еще верить в земли обетованные. Наконец мы сомневаемся также в идее развития, которая позволяла помещать все страны в великое движение вперед к современности и рационализации (как пишет Ален Турен в начале книги: «Вместе с евреями Западной Европы, которые может быть чаще, чем любая другая категория населения, отождествлялись с линией прогресса, в Освенциме сожгли идею прогресса. С другой стороны, в Гулаге умерли надежды на пролетарскую революцию»[33, с.6]). Повсюду обостряется национальная специфика, во многих странах снова доминируют в общественной жизни коммунитарные объединения, тогда как философия Просвещения верила, что освободила от них современный мир. Старые образцы валяются в пыли, и у нас нет больше теории социального. Размышления об общественной жизни не имеют более никакой аналитической ценности и даже в демократических странах воспринимаются как «казенщина»[33, с.194].

Как мы видим из вышеприведенных размышлений эти парадигмы и методы не смогли дать нам надежного фундамента познания окружающего нас мира. Как, впрочем, и феноменологический подход - ведь трудно заниматься наукой, которой, может быть, и нет в действительности, а только другие ученые создали у меня представление, что она существует.

О практической же стороне этих парадигм Питирим Сорокин пишет следующее: «Практическое поражение декадентского эмпирицизма современной культуры обнаруживается в нашей неспособности управлять человечеством и ходом социально-культурных процессов, несмотря на оптимистический лозунг эмпирицизма: знать, чтобы предвидеть; предвещать, чтобы властвовать. Чем больше экономистов вмешивается в экономику, тем хуже она становится; чем больше политологов участвуют в реформировании государства, тем больше правительство нуждается в реформе; чем больше социологов, психологов и юристов вмешивается в дела семьи, тем больше семей разрушается; чем больше принимается «научных» решений проблемы преступности, тем больше она возрастает, и т.д.

Несмотря на все находящиеся в нашем распоряжении общественные и естественные науки мы не способны ни управлять социально-культурными процессами, ни избегать исторических катастроф…

Не было достигнуто ни счастья, ни надежности, ни безопасности, ни даже материального благополучия. Только в некоторые периоды человеческой истории миллионы людей были такими же несчастными, как в настоящее время от Китая до Западной Европы. Войны, революции, преступления, психические заболевания, самоубийства свидетельствуют о глубоких недугах, масштабы которых чаще попросту неизвестны. На наших глазах происходит «затемнение» человеческой культуры. Потерпев поражение в своем лозунге «знать, чтобы властвовать», чувственная наука потерпела еще более потрясающее поражение в лозунге «знать, чтобы предвидеть». Накануне войны большинство ученых предсказывали мир; накануне экономического краха и обнищания – «большее и лучшее» процветание; накануне революций – стабильный порядок и закономерный прогресс. Часто пути и способы, рекомендуемые от имени науки для устранения нищеты, войны, тирании, эксплуатации и других социальных пороков, на самом деле способствовали их усилению (например, средства для спасения демократии способствовали ее ослаблению). Лучшего свидетельства немезиды односторонней чувственной истины и не требуется.»[26, с. 487].

Современное положение дел в социологии, однако, не означает краха самой науки, а как мы увидели это лишь крушение позитивистских парадигм с их ограниченностью эмпирического познания, и это ставит вопрос о поиске иной научной методологии, которая позволит преодолеть односторонний характер эмпирических исканий. Тем более что сегодня нужны не просто интеллектуальные упражнения, а существует насущная потребность в осмыслении происходящих в мире глобальных трансформационных процессов, которые затрагивают всех без исключения. В связи с этим, можно привести несколько высказываний известных социологов.

Ж.Коэнен-Хуттер пишет: «Уроки прошлого важны и для будущего. Сейчас мы все чувствуем, что находимся в переходном периоде. Мы не знаем, к чему приведет этот переход, мы только знаем, что он существует. Более чем когда-либо существует необходимость в социологическом мышлении и социологических исследованиях как источнике знаний, ставящих свои собственные вопросы и дающих свои собственные ответы. Это означает, что социологи должны быть обучены не для того, чтобы осуществлять опросы общественного мнения в угоду политикам, а чтобы вырабатывать аналитические методы социологических исследований»[13, с. 133].