Смекни!
smekni.com

Инцест (стр. 3 из 4)

4. Франсуаза Эритье и опасности инцеста. — В своей системе истолкования запрета на инцест Леви-Строс исходит из гетеросексуального брака как базовой общественной связи, основанной на обмене братьями и сестрами. Однако он ничего не говорит о кровосмесительных половых связях вне официального союза. Несмотря на утверждения о верности Леви-Стросу, Франсуаза Эритье с самого начала размышляет о более широкой системе объяснений, при которой «в каждой культуре инцест и запрет на него были бы тесно связаны с целостными системами представлений о личности, общественном строе, мире и соотношении трех этих сфер»24. Не ограничиваясь изучением правил матримониальных союзов, она задается вопросом о запретах, касающихся половых отношений как таковых. В книге «Две сестры и их мать» Эритье теоретизирует по поводу того, что она называет «инцестом второго типа», имея в виду гомосексуальные измерения кровосмешения, не являвшиеся прежде предметом рассмотрения. Обращаясь к центральному вопросу об опасностях, предотвращаемых главным запретом, она тем самым углубляет антропологический подход к инцесту вообще.

Расширительное определение инцеста в духе психоаналитической теории подчеркивает всю значимость половых различий и символических смещений. Признаваемый Эритье «примат символического» коренится в наиболее «физическом в мире людей, то есть в анатомическом различии между полами — оно заметно на глаз, освоено человеческим разумом уже на уровне малых групп первобытных людей, ощутимо также в чувственно постигаемом физиологическом различии или сходстве жидкостей, соединяющих тела»25. Ключом к пониманию запрета на инцест она считает вопрос о тождестве, проистекающий из риска встречи с тождественным: «запрет на инцест спасает от ужаса перед тождественным»26. Нельзя «соединять одинаковое», для обозначения инцеста у которых есть только одно слово — «низость».

Общее антропологическое определение инцеста, касающееся непосредственных половых связей между разнополыми партнерами, кровными родственниками или матримониальными свойственниками, не охватывает других запретов, относящихся к связям, считающимся кровосмесительными, хотя здесь нет ни кровосмешения, ни свойства, ни даже прямых половых контактов между партнерами. Попытаемся избежать ошибок: указание на инцест может быть имплицитным; обнаружению подобного содержания - понятия «инцест» способствует тонкий, скрупулезный анализ юридических текстов, например, Итту или библейских законов Левита. Инцест так называемого «второго типа» — косвенный, соединяющий двух единокровных родственников посредством общего полового партнера, например, мать и дочь, поддерживающих половые отношения с одним и тем же мужчиной, или двух братьев, делящих одну женщину.

Такое расширительное определение инцеста позволяет различать формы кровосмесительных отношений. Если модель Леви-Строса основывалась на связи брат/сестра, а фрейдовская преимущественно на связи матъ/сын, то парадигма инцеста второго типа базируется на связи мать/дочь, максимальной форме контакта двух одинаковых фигур, хотя и посредством третьего — мужчины. При телесном контакте от одного к другому передаются «жидкости» — телесные субстанции; возникает переходная связь, кровосмесительное единение, снимающее различия между ними. Выражаясь метафорически, инцест провоцирует «короткое замыкание» идентичности посредством обмена одинаковыми телесными жидкостями, снимающего различия в сверхтождественном смешении, чреватом природными или человеческими катастрофами. В разных культурах считается, что свершившийся инцест может вызывать приливы, грозы, наводнения или засуху, свидетельствуя о нерасторжимой связи между непорядком у людей и ходом вещей в окружающем мире. Инцест несет разрушения в силу самой своей (без)мерности, грозящей неразличимостью.

Франсуаза Эритье подчеркивает главенствующую роль категорий тождества и различия в коллективных представлениях любого общества, а также обусловленность данной оппозиции самым непреодолимым в человеческом теле — половыми различиями. Тем самым она в иной плоскости смыкается с теорией психоанализа, считая вслед за Фрейдом проблему половых различий и происхождения детей сердцевиной детских вопросов и их последующей трансформации в научную либо интеллектуальную любознательность.

Сопряженность ее размышлений с психоаналитическими идеями может способствовать разработке проблематики второй оси запрета на инцест, связанной с различными поколениями — в ее трудах эта тема затрагивается косвенно, не являясь центральной. Различие молодой/старый представляется столь же непреодолимым и ощутимым, как и различие мужское/женское. При этом глобальный подход Ф. Эритье позволяет восстановить связи между антропологией и психоанализом в той мере, в какой она ставит в центр проблематики инцеста вопрос о неразличимости, пронизывающий сексуальность и тайну сопряженных с ней различий.

III. - Антропология и психоанализ

1. «Тотем и табу». — Книга «Тотем и табу», открывающаяся вопросом о страхе перед инцестом, посвящена связям между антропологией и психоанализом — ведь Фрейд хотел «применить подходы и результаты психоанализа к непроясненным вопросам психологии народов»27. Фрейд питал «надежду, что сопосгавление этих понятий будет способствовать успеху исследований»28. Однако для последующих поколений оно оказалось, скорее, источником споров и разногласий. С одной стороны, Фрейд опирался на работы своего времени, посвященные тотемизму, что дискредитировало его труд в глазах антропологов 29. С другой стороны, он настаивал на исторической реальности убийства первобытного отца племени, что вызвало разностороннюю критику и замешательство психоаналитиков в отношении филогенетической передачи связанного с этим актом бессознательного чувства вины.

Однако «Тотем и табу» не сводится к проблеме убийства отца первобытным племенем и интериоризации запрета на убийство, а глава IV этой книги, «Инфантильный возврат к тотемизму», не дает исчерпывающего объяснения запрета на инцест. И все же давайте вспомним этот «вымысел»: повторяя гипотезу Дарвина относительно приматов, Фрейд говорит о состоянии первобытного общества под водительством могучего самца, присваивающего себе исключительное право на обладание всеми женщинами клана, не уступающего их сыновьям. Но «однажды изгнанные братья сговорились, убили и съели отца, положив тем самым конец отцовской орде»30 При этом они испытывали весьма сложные чувства к убитому отцу. После совершения преступления вновь возникает нежность. Братьев теперь обуревает «комплекс сыновней вины» — сильное чувство, прежде связывавшееся Фрейдом (в историях болезни маленького Ганса и Арпада) с Эдиповым комплексом. «Они осудили свое злодеяние, учредив запрет на убийство заменителя отца — тотема, и отказались от его плодов, отринув ставших свободными женщин»31.

Таким образом, оба наиболее действенных запрета тотемизма соответствуют эдиповским запретам. «Действительно, если тотемное животное — это отец, то два главных завета тотемизма, два его сущностных предписания — запрет на убийство тотема и половое использование женщины, принадлежащей тотему — содержательно совпадают с двумя преступлениями Эдипа, убившего отца и взявшего в жены мать, а также с желаниями, присущими ребенку. Неполное вытеснение или пробуждение последних является, видимо, ядром всех психоневрозов»32.

Итак, главная тема «Тотема и табу» — основополагающее утверждение о постоянстве бессознательного стремления к инцесту и убийству: «Нет нужды запрещать то, чего никому не хочется. Другими словами, наиболее запретное и является объектом желания»33. Однако в «Тотеме и табу» существует противоречие между сосредоточенностью на мифе об убийстве отца племени и клинической и теоретической компетентностью других глав, полных догадок о постоянной маскировке и переносе детских кровосмесительных влечений к матери, а также о психическом конфликте и амбивалентности, о генезисе Сверх-Я. Они найдут развитие в последующих трудах Фрейда, в частности, в книге «Я и Оно» — Эдипов комплекс обретет здесь завершенную форму. Таким образом, вымышленная смерть отца упрощает психические данные, сопряженные с Эдиповым комплексом. Выделение одного из его элементов не позволяет постичь внутреннее соотношение противоборствующих сил, противоречивое сочетание влечения к обоим родителям и идентификации с ними.

Читать «Тотем и табу» нелегко ввиду его перегруженности материалом и фрейдовских ассоциаций, внушающих мысль о вездесущности Эдипова комплекса в психике людей, вовсе не подверженных патологии. При этом основополагающие идеи о функционировании человеческой психики связываются здесь с социальными формами, одновременно выражающими и скрывающими эти идеи: вездесущностью амбивалентности чувств, постоянством как желаний, так и препятствующих им запретов, связанного с ними бессознательного чувства вины. Анализ различных форм табу, вытекающих из запрета на инцест, позволяет Фрейду показать, что все они обусловлены «древним» запретом, связанным с «опасными желаниями, которым следует решительно противостоять», с «первобытными» желаниями, формами детской сексуальности, той первобытностью в нас самих, вытеснение которой необходимо для становления как индивидуальной психики, так и социальной организации. Происходит оформление хаоса влечений, переход от господствующего в бессознательном «принципа удовольствия» к принципу реальности, являющемуся, по Фрейду, его видоизменением и необходимым отклонением. Принцип реальности противостоит всевластию детских фантазмов, открывает путь психическим трансформациям, переносам, символизации.