Эпоха Просвещения кичливо тешилась разумом. По его меркам она пыталась выстроить все человеческие отношения. Однако мир человеческих страстей оказался принципиально нерегулируемым, неисчислимым. Не случайно именно в XVIII веке родилось слово «садизм». Оно было связано с именем французского маркиза де Сада, который полжизни провел в тюрьме, куда он попал за сексуальные бесчинства и неистовства. Слово «садизм» вошло в обиход и стало синонимом половых извращений, сопряженных с жестокостью и острым наслаждением чужими страданиями.
Уже античные греки знали, что нельзя подчинить человеческую чувственность, прихотливую и разнообразную, безупречным и окончательным меркам. Что, например, считать сексуальным извращением? Только то, что не нравится одному из партнеров? Выходит, греки исповедовали программу вседозволенности. Гомосексуализм… Лесбиянство… В чем же тогда неодолимая новизна чувственных фантазий маркиза?
Его называют знатоком сладчайших наслаждений, провозвестником раскрепощенной плоти, мастером сексуальных видений, сокрушителем господствующих целомудренных нравов. Откуда возникает такое поразительное олицетворение? Может быть, простое человеческое любопытство рождает столь соблазнительный образ? Многих интересует: как, вообще говоря, возможно причудливое сплетение боли и счастья…
Чтобы приблизиться к «феномену де Сада», важно удостовериться, что любовные извращения не исчерпывают эротические архетипы. Каждый из нас может отыскать в себе отзвук тех или иных страстей, будь то любовь Суламифи и царя Соломона, Дафниса и Хлои, Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, маркиза де Сада и его подруг, почтенных бюргеров или современных панков.
Любовные чувства архетипны, но эпоха, несомненно, оказывает воздействие на эротику. Эрос многолик. Он предстает то в виде платонического чувства, то в виде разнузданных влечений. Отметим, что феномен де Сада оказался возможным именно потому, что он выявился в обстановке кризиса просветительской модели культуры. Любое общество, демократическое или тоталитарное, навязывает людям те или иные эротические стандарты. Оно пытается вмешаться в ту сферу жизни, которая называется личной, интимной. Писатель и философ де Сад одним из первых в европейской культуре осознал эту закономерность. В этом одна из причин его популярности и значения как мыслителя.
Судьба де Сада и его творчество заставляют задумываться о том, можно ли существовать в обществе, не жертвуя своей индивидуальностью. Ведь социум стремится к тотальному досмотру за личностью. Он старается вмешаться в интимный мир человека, навязать ему конкретные образцы поведения. В этом контексте чувственные отклонения от усредненной, общезначимой нормы, скажем садистские поползновения, выглядят, как желание индивидуальности спасти себя от диктата извне.
Известная французская писательница Симона де Бовуар в статье, посвященной де Саду, отмечает: «Почему имя маркиза де Сада заслуживает нашего интереса? Даже его поклонники с готовностью признают, что произведения его по большей части нечитабельны. Что касается его философии, то она не банальна только в силу непоследовательности автора. А что до его грехов, то они не так уж оригинальны: в учебниках психиатрии описано множество не менее интересных случаев. Дело в том, что де Сад заслуживает внимания не как писатель и не как сексуальный извращенец, а по причине обоснованной им самим взаимосвязи этих двух сторон своей личности. Его отклонения от нормы приобретают ценность, когда он разрабатывает сложную систему их оправдания. Де Сад старался представить свою психофизиологическую природу как результат этического выбора».
Мы знаем теперь благодаря де Саду, что любовь и ненависть глубоко сплетены, неразъемны в человеческой психике. Оказывается, можно получать огромное наслаждение не только от соучастности сексуального партнера, но и от жестокого обладания им. Причиняя страдания женщине, можно, как выясняется, испытывать прилив неизъяснимого блаженства. Но это еще не все. Жертва не просто несчастная простушка, ждущая сочувствия. Она способна тоже получать удовольствие от тех терзаний, которые выпали на ее долю.
«Нас радует любое изображение самого сильного из чувств, дарованных нам природой, и одновременно возмущает, что нередко это так дурно передано или так нелепо оклеветано», — эта фраза принадлежит французскому поэту Шарлю Бодлеру. По словам писателя, философ может наслаждаться образами целого музея любви, где представлено все — от одухотворенной нежности святой Терезы до наводящего скуку разврата пресыщенных веков.
Но если эрос — это страсть, воспламеняющая природные сексуальные инстинкты человека, то агапэ — высший, преобразующий человека вид любви. Амор, едва он вошел в обиход, выражает уникальность чувства, его сугубо личностное содержание. Если Фрэнсис Бэкон полагал, что любовь не что иное, как безумие, то фрейдисты определили эрос как двойное безрассудство, ибо в нем участвуют двое. (Гуревич П. С.)
Карен Хорни из книги «Наши внутренние конфликты»
Простое нанесение обиды другим людям само по себе не является показателем наличия садистской наклонности. Человек может участвовать в борьбе личного или общего характера, в ходе которой он вынужден причинять боль не только своим противникам, но также и своим союзникам. Враждебность по отношению к другим людям может быть просто ответной. Человек может чувствовать обиду или испуг и хотеть нанести сильный ответный удар, который хотя объективно и не пропорционален вызвавшей его причине, но субъективно вполне ей соответствует. Однако на этот счет легко обмануться: слишком часто говорят о справедливой ответной реакции, когда на самом деле действует садистская наклонность. Но трудность в разграничении одного от другого не значит, что реактивной враждебности не существует. Наконец, имеются всякого рода тактики оскорбительного поведения у человека агрессивного типа, который считает, что он борется за выживание. Я бы не назвала все эти виды агрессивных действий садистскими: хотя из-за них могут пострадать другие люди, но нанесение им обиды или ущерба является здесь скорее неизбежным побочным продуктом, а не первичным намерением. Проще говоря, мы могли бы сказать, что, хотя те виды действий, на которые мы здесь ссылаемся, относятся к числу агрессивных или даже враждебных, они совершаются без дурного умысла. От самого факта причинения боли человек не получает ни сознательного, ни бессознательного удовлетворения.
По контрасту давайте рассмотрим некоторые типично садистские виды отношений. Лучше всего мы сможем увидеть их у лиц, которые не испытывают никаких внутренних запретов в выражении своих садистских наклонностей по отношению к другим людям независимо от того, осознают ли они эти свои наклонности или нет. Когда в дальнейшем я говорю о человеке садистского типа, я имею в виду человека, чье отношение к другим носит преимущественно садистский характер.
Такой человек может хотеть порабощения других людей или, в частности, порабощения своего партнера. Его «жертва» должна быть рабом сверхчеловека, существом, не имеющим не только каких-либо желаний, чувств или собственной инициативы, но и каких-либо запросов в отношении к хозяину. Эта тенденция может принимать форму вылепливания или воспитания жертвы, подобно тому, как профессор Хиггинс из «Пигмалиона» формирует Элизу. В лучшем случае она может иметь некоторые конструктивные аспекты, как в случае с родителями и детьми или учителями и учениками. Иногда этот аспект присутствует в сексуальных отношениях, в особенности, если партнер-садист является более зрелым. Иногда он ярко выражен в гомосексуальных отношениях между старшим и младшим партнерами. Но даже здесь «рога дьявола» вылезут наружу, если раб обнаружит хоть какой-нибудь признак желания поступать по-своему, иметь своих друзей или собственные интересы. Часто, хотя и не всегда, хозяина снедает ревность собственника, и он использует ее как средство пытки. Специфическая особенность садистских взаимоотношений этого типа заключается в том, что именно в сохранении власти над жертвой, а не в собственной жизни состоит всепоглощающий интерес такого человека. Он будет пренебрегать своей карьерой, отказываться от удовольствий или многообразных встреч с другими людьми, но не допустит ни малейшего проявления независимости своего партнера.
Характерны те способы, которыми он удерживает партнера в порабощении. Они варьируются лишь в пределах сравнительно ограниченного диапазона и зависят от структуры личности обоих членов пары. Человек садистского типа будет давать своему партнеру ровно столько, чтобы их взаимоотношения казались имеющими смысл. Он будет удовлетворять определенные потребности своего партнера, хотя едва ли более того, чтобы поддерживать его на минимальном «прожиточном уровне» в психологическом смысле этого слова. При этом он будет внушать мысль об уникальности того, что он ему дает. Он будет подчеркивать, что Никто иной не смог бы дать ему такое понимание, такую поддержку, столь полное сексуальное удовлетворение или разнообразие интересов; на самом же деле это его самого никто иной не смог бы терпеть. Он может цепко удерживать его посулами лучших времен: явно или косвенно он будет обещать любовь или брак, более прочное финансовое положение или лучшее обращение. Иногда он будет подчеркивать свою собственную потребность в партнере и этим привлекать к себе. Все эти тактики тем более эффективны, что, проявляя столь собственническое и пренебрежительное отношение к партнеру, он изолирует его от других людей. Если последний достиг достаточной степени зависимости, он может даже угрожать ему тем, что бросит его. Естественно, мы не можем понять, что происходит в таких взаимоотношениях, не принимая во внимание характерные черты партнера. Часто он принадлежит к уступчивому типу и, следовательно, страшится быть покинутым; или он может быть человеком, который очень глубоко вытеснил свои собственные садистские побуждения и по этой причине, как будет показано далее, стал беспомощным.