Где опасности бред, там живые могилы… Ю. Шевчук
Широко простирает Безопасность руки свои в дела человека. В дела, мысли, карманы… Слово «безопасность» вошло в повсеместный обиход — стало поистине заглавием современного уклада жизни, может быть — национальной идеей. Наша задача — показать, чем может быть опасна безопасность для общества и человека, а также найти патологические симптомы, найти и обезвредить.
Гуманизируя гуманиста Маслоу
Концептуально потребность в безопасности рассмотрел, конечно же, Абрахам Маслоу. Выстроив свою знаменитую и широкоизвестную иерархию, он поставил потребность в безопасности на среднее место между базовыми (физиология) и душевными и социальными потребностями человека.
Он объяснял суть потребности в безопасности на примере ребенка, младенца, который стремится к порядку, к определенности, к повторению ритуалов. Якобы ничем не ограниченный ребенок, которому все разрешено, испытывает тягу к безопасности, дающей твердую почву под ногами, уверенность в своих силах, уменьшение тревожности. Хорошо, конечно, рассуждать за младенца, но вряд ли можно узнать у него, что именно он хочет. Я думаю, ограниченный в возможностях и обезопашенный ребенок будет кричать столь же сильно и долго, как и испуганный (светом, звуком, потерей опоры). И неизвестно, чего больше в том крике, призыва к безопасности или требования свободы познавать мир и действовать.
Уважая опыт Маслоу как отца и основываясь на собственном опыте, могу сказать: пример с ребенком в описании этой потребности является не вполне уместным. Абсолютно все потребности в безопасности и страхи опосредованы культурой и являются внешними по отношению к ребенку. Ребенок воспринимает мир таким, каков-он-есть, а бояться начинает лишь того, чего боимся мы сами. Мы сообщаем ребенку об опасности, мы прививаем ему эту потребность.
Как-то раз мы приехали на дачу. Мой годовалый сын всю дорогу проспал, а проснувшись, оказался в абсолютно новом мире среди солнца, травы и цветов. Оставленный на поляне, он не мог ходить так же, как ходил дома по твердому гладкому полу. Он стоял без малейших признаков беспокойства и смотрел вокруг. Я отошел на небольшое расстояние, не теряя его из вида, и удивился тому, что Марк спокойно ведет себя, занятый изучением травы. Он сделал шаг и, запутавшись, упал. Стал вставать, но ни малейшей тревоги в абсолютно новом для себя пространстве не проявил. Наверное, Маслоу сказал бы, что от страха мой сын потерял способность кричать. Через некоторое время я принес его на «стройку», где трое абсолютно незнакомых ему мужчин сооружали невысокий фундамент. Марк тут же принялся мешать раствор и возиться с водой. Он смотрел на новых людей, они обменивались улыбками, и сын не обращал ни на меня, ни на жену никакого внимания, мы стояли за пределами этой большой «песочницы», огражденной фундаментом.
Через месяц Марк уже довольно свободно двигался в траве, а когда мы пошли с ним в лес, я был просто поражен тем, что ребенок в год и месяц абсолютно спокойно остается один в лесу, теряя родителей из поля зрения. Он никогда не двигался за нами, наоборот, мы вынуждены были ходить за ним, чтобы он не потерялся.
«Среднестатистический ребенок и — что не так очевидно — среднестатистический взрослый представитель нашей культуры стремится к тому, чтобы жить в безопасном, стабильном, организованном, предсказуемом мире, в мире, где действуют раз и навсегда установленные правила и порядки, где исключены опасные неожиданности, беспорядок и хаос, где у него есть сильные родители, защитники, оберегающие его от опасности»,— пишет Маслоу в 4-й главе своего труда «Мотивация и Личность», и он прав в том, что касается культуры.
Но если культура представляет собой культивирование страха и демонстрацию опасности, мы вольны ее изменить и переработать, чтобы дети наши меньше боялись и большего достигали.
Более того, пугающий поначалу объект магически притягивает внимание ребенка-исследователя, становится объектом повышенного интереса.
И еще более того, где, интересно, Маслоу видел тот мир, в котором правила установлены раз и навсегда и в котором нет неожиданностей?
Итак безопасность, как потребность, абсолютно искусственна и второстепенна по сравнению с потребностью познавать и действовать (читайте статью о влечении к новизне в предыдущем выпуске). «Потребность в безопасности» можно без ущерба для теории Маслоу заменить на «потребность в аксиоматических постулатах», сродни тем, что устанавливает любой исследователь до написания теории и постановки эксперимента.
Образ угрозы как архетип
Потребность в безопасности нельзя объяснить без внимания к образу угрозы, нашему собственному о ней (сознательному или бес-) представлению. Младенец кричит, когда слышит резкий звук, видит яркую вспышку света, вздрагивает, когда теряет опору. Все остальные страхи и фобии опосредованы общением его со взрослыми.
Наша способность к фантазии и рождает тот самый яркий (и довольно завершенный) гештальт опасности, для каждого свой. Но существуют и универсальные гештальты, подаренные нам великим лагерным прошлым и ставшие архетипами (образ тюрьмы, пыток, принуждения к труду, образ тюремщика и палача), неизбывные и знакомые каждому, от рыночного торговца до олигарха. Вероятно, то, чего боится торговец, абсолютно не пугает производителя-творца, способы и интенсивность фантазии у них разные.
Вперед, в убежище
В нашей «тяжелой и безрадостной действительности» очень хочется порой поискать убежище. Найти такое место, где никто и никогда тебя не достанет. К этому нас подвигает все информационное пространство, но обратимся к реальности. Что угрожает нашей жизни, нашему здоровью? В реальности — эти угрожающие силы представляют собой многие предметы и людей. Кирпич «просто так» упадет, или маньяк выскочит на темной улице, или занесет-закрутит твой автомобиль на снежной дороге. Все это реальная угроза организму, который стремится не быть убитым или покалеченным.
Итак, друзья, вперед — в убежище, давайте изолируем себя в премудропескарской пещерке под берегом и сохранимся! Да не тут то было. СМИ принесут угрожающую действительность прямо в вашу крепость. И заставят думать о национальной безопа…
На уровне массового сознания бренд «безопасность» раскручен до размеров национальной (и даже всемирной) идеи. Ну а хорошо ли это, плохо, что мы имеем с этого — давайте подумаем вместе.
Инструменты безопасности: пассивные и активные
Обороняться и строить границы и барьеры мы можем. Можем придумать соломку постелить, накопить «подушку», грохнуть о бетонный куб автомобиль с манекеном и построить идеальный кузов, берегущий человека от последствий аварии. Автомобильные метафоры вполне подходят — всякие там аирбэги, АБС, АПС. Можно выстроить дом за бетонным забором, купить бронированный автомобиль. Можно поставить фаерволл и защитить компьютерную сеть, можно спастись от вируса.
Роль пассивных средств велика, но неоднозначна. Зачастую такие средства препятствуют формированию эффективного информационного обмена между людьми и становятся тормозом в развитии, будь то экономика, торговля или производство, будь то личное общение. Ну да бог с ними, не затормозишь — не поедешь, хоть автомобиль и покупают обычно для того, чтобы ездить, а не для того, чтобы тормозить и стоять в пробке.
Лучший способ защиты — это нападение (метафора активности). Активные средства безопасности требуют гораздо больше физических и душевных усилий, но и являются более продуктивными. К сожалению, шаблонный подход к организации таких действий срабатывает не всегда, поэтому, Дамы и Господа, творчество — основной способ разработки таких активных инструментов. Хотите достигнуть безопасности на дороге? Пройдите курс экстремального вождения — и это принесет гораздо больший результат, чем все подушки и ремни.
Параноидные тенденции
Идея интернациональной и национальной безопасности преследует нас всюду и везде. Проходят саммиты, определяют общего врага, какую-нибудь алькаеду или Хусейна с вирусом в кармане, и тут же находят, что идея безопасности — это здорово! Вот вокруг чего стоит объединяться и за что стоит бороться!
И если в реальности существует некий вселенский или всеобщий разум или бог-по-Вернадскому, то уже сейчас, да и несколько лет назад можно было бы заявить: бог болен паранойей. Если идея одна, и она навязчиво презентуется — это именно так. Ну а патология и беда в том, что у адептов этой идеи сужается фокус внимания, и мир становится черно-белым, без богатства оттенков, связей, возможностей.
Мы точно не знаем, кто взрывает дома и самолетом падает на небоскребы, но путем логических рассуждений можем прийти к выводу, что те структуры и организации, которые продают нам безопасность, крайне заинтересованы в том, чтобы безопасность продавалась. Концепция железного занавеса прекрасно защищала СССР и от терроризма и от навязывания господства безопасности. Это господство пронизывало государство и не давало возможности посмотреть со стороны, не давало возможности представить все как паранойю, так как воспринималось всеми НОРМАЛЬНО. Но ни прошлая НОРМА ни сегодняшняя болезнь нас не привлекают.
Очень грустно жить ради безопасности. Человеку свойственно стремиться к познанию и изменению мира, к жизни в мире. Поэтому — основная непривлекательность жизни в современной России именно в том, что, похоже, безопасность стала национальной идеей, причем идеей одной и навязчивой.
Несмотря на то, что идея такая есть, мы вооружаем третьи страны, даже не ставя в тела самолетов чип, способный все экспортированные самолеты и ракеты уронить по радиокоманде из Штаба.
Гипертрофированная безопасность встречает нас на каждом входе и заставляет тратить время на пропуск — от 1 до 10 минут. Наши автомобили несколько раз в день останавливают и досматривают, тратя бензин, время и усилия сотен тысяч милиционеров, которые могли бы продуктивно заниматься несложным физическим трудом. Электронные письма наталкиваются на чужие заслоны, поставленные для защиты от спама (безопасность!).