С течением времени эту гимназию реформировали, завели в ней некоторые порядки, определенный курс, устроили пять классов, а позднее даже восемь. Но толку в гимназии все же было очень мало. Предметы были следующие: языки русский, латинский, греческий, немецкий, французский, логика, риторика, история, география, арифметика, геометрия, рисование, танцы. Казалось, на что лучше форменная гимназия. Но только казалось, а на самом деле было вот что: сущность дела заключалась в изучении латинского языка, проходившего через все классы и разветвлявшегося на множество отдельных упражнений: этимология, вокабулы, синтаксис, экзерциции, разговоры, репетиции грамматики, чтение избранных стихотворений, хрестоматий, отдельных авторов. В двух старших классах проводился греческий язык. В этот основной филологический курс малым числом часов, причем опорой постоянно оставалась латынь; так, изучение риторики должно было опираться на "Цицеронову науку", морали на Цицеронову же книгу о должностях в преподавании древней истории рекомендовалось "тщательно последовать Непоту и фразесы употреблять".
Но это еще не все, это только одна сторона дела. Изложенный учебный план в полном объеме распространялся не на всех учеников, а только на казеннокоштных, готовившихся в университет, а затем к ученой деятельности в академической службе. Прочие учились так: присланные в гимназию семинаристы доучивались по особенному порядку, занимаясь только дополнительными к имевшимся у них знаниям предметами, дворянские недоросли обучались в большинстве одному или двумя иностранным языкам, танцам, рисованию; некоторые обучались еще арифметике и географии. Иные ученики учились лишь несколько месяцев и недель языкам, рисованию, танцам, а затем "отставали" без позволения и "без абшида". От конца 1736 года сохранилась характерная роспись учеников гимназии с разделением их на сословные группы и с показанием, чему кто обучается. Вот эта роспись.
1.Самую многочисленную группу составляли дворянские дети: их было 39 человек и каждый из них обучался по собственному выбору определенной группе предметов: 1) немецкому языку, рисованию и танцам учились 15 человек; 2) немецкому языку и рисованию — 3; 3) немецкому и французскому языкам, рисованию и танцам — 7; 4) немецкому языку 4; 5) немецкому языку, географии, арифметике, географии, рисованию, танцам — 5.
2.Вторую группу в 24 человека составляли дети гражданских и прочих чиновников (солдат, дворовых людей), почти все учившиеся лишь одному немецкому языку, а немногие еще и рисованию.
3. Третья группа — академические ученики на жалованье: 15 человек учились одному немецкому языку, 1 — французскому.
4. Четвертая группа состояла из 29 адмиралтейских учеников, обучавшихся одному немецкому языку.
5. Пятая группа в 13 человек — из учеников преображенского полка. Чему учились — не показано.
Вот какова была академическая гимназия 7.
Таким образом, первая попытка насадить общее образование окончилась полной неудачей. Да иначе и быть не могло: академия наук при отсутствии университетов может существовать только с законтрактованными иностранными учеными; университет при отсутствии гимназий не будет иметь слушателей; гимназии без элементарных школ общеобразовательного характера могут только прозябать с набираемыми почти насильно учениками. Вообще, затея Петра, выраженная им в указе об основании академии наук: "Таким бы образом одно здание, с малыми убытками, тоеже бы с великою пользою чинило, что в других государствах три разныя собрания чинят" (т. е. академия наук, университет и гимназия), обнаруживает весьма большую наклонность к экономии в области просвещения, но и в то же время крайнюю наивность и полную педагогическую несостоятельность. Одним взмахом сделать то, что требует долговременного, упорного и разностороннего труда, невозможно.
Вообще нужно заметить, что в петровское время мало понимали все трудности насаждения просвещения. Государство, до сих пор не работавшее совсем на поприще народного образования, не умело обращаться с этим делом, не знало, за что и как в нем взяться. Поэтому многим оно казалось весьма простым и легким. Стоит только проявить добрую волю и энергию, и просвещение быстро распространится по всей России. Появлялись наивные проекты просвещения русского народа в самое короткое время путем полицейского принуждения. Современник Петра Федор Салтыков полагал достаточным для всероссийского просвещения "велеть во всех губерниях учинить по одной академии или по две, а на те академии отдать несколько монастырей, а из тех монастырей вывесть чернцов... И в те академии собрать мастеров из иных государств... В те же монастыри велеть набрать учеников дворянских и купеческих детей и всяких иных разных чинов и учинить штраф на отцов, чтобы они привозили своих детей от 6 лет: быть им там до 23 лет, велеть их там записывать... В тех академиях велеть из разных языков и наук сделать библиотеки, как в Англии, в Оксфорде и Кембридже". Программа учебных предметов предполагалась самая широкая, на одном конце стояли разные языки, науки, философия, а на другом — фехтование и танцы. По расчету Салтыкова, учреждая по две академии в губернии, можно сразу набрать 18 000 студентов, а через 17 лет "мы по сему образцу сравняемся со всеми лучшими европейскими государствами".
Вот как скоро и просто, стоит только велеть, набрать и оштрафовать. И Петр сочувствовал салтыковскому проекту. Таким же принудительным и скорым путем предполагалось просветить и женщин, "чтобы и женский народ уровнялся с европейскими государствами равно".
Не один Салтыков составлял проекты о возможности скорого и легкого просвещения России, были и другие благодетели в том же роде. Так, в 1718 году Генрих Фик представил Петру доклад о необходимости позаботиться "о нетрудном обучении о воспитании российских младых людей, чтобы оных в малое время в такое совершенство поставить, дабы ваше величество все гражданские и воинские чины в коллегиях, губерниях, судах, канцеляриях и магистратах и прочая своими природными подданными наполнить, також и собственной своей земли из детей искусных купеческих людей, художников, ремесленников, инженеров и матросов получить могли". Эта мысль также понравилась Петру.
Согласно с такою легкостью педагогической мысли шло и практическое законодательство о просвещении. В регламентах и инструкциях отдельным областным учреждениям и единоличным органам управления обязанность заботы о народном просвещении выражается в виде афористических приказов, без выяснения и определения подробностей и указания средств для осуществления соответствующих мероприятий. Так, в инструкции воеводам вносился пункт: "о академиях, школах и госпиталях надлежащее иметь попечение" — и только. Инструкция земскому комиссару предписывала "стараться, чтобы подданные при всех случаях страху Божию и добродетели... обучены и наставлены были; також, что они своих детей в таких добрых порядках воспитали и, сколь возможно, читанию и письму обучали". В главе XXI регламента главному магистрату сказано: "Понеже академии и школы дело есть зело нужно для обучения народного, в чем уже по Его Царского Величества высокому соизволению и доброе начало учинено, дабы такое нужное и благоугодное дело по всей возможности в действо произвесть; того ради надлежит магистрату учреждения того не пренебрегать, но по должности всякое к тому вспоможение чинить; а что до содержания малых школ принадлежит, в которых токмо читать, писать и арифметике обучатися будут, о том во всех городах магистратам самим иметь старания".
Приказывать, творить на бумаге в виде кратких статей и указаний легко; но вот когда дело доходит до осуществления на деле, до расходов на школы, то оказывается, что "о том во всех городах магистратам самим иметь старание". Мы приказываем прекрасные вещи, а вы находите деньги на осуществление этих прекрасных вещей, устройте их как умеете. Поэтому получился и соответственный голому приказанию результат: наказ от главного магистрата, составленный для законодательной комиссии 1767–1768 годов, удостоверял, что учреждений, проектированных XX и XXI главами регламента, в том числе школ для обучения чтению, письму и арифметике, "ни в одном городе не сделано".
И приведенные факты не единственные. Новгородский митрополит Иов в одном письме к Я. П. Корсакову от 16 октября 1710 года, жалуясь на притеснения, чинимые государевыми писцами духовенству, сообщал, между прочим, такой факт: переписчики "их же священников бессрочно неволят на всяком погосте строити школы и велят учити разным наукам, а чем школы строити и кому быти учителями и каким наукам учеников учити и по каким книгам учитися и откуда пищу имети и всякую школьную потребу приимати, того они, переписчики, определити не имеют, точию говорят: впредь указ будет. А у нас и своих издавна много обретается школьников и пищи указныя требуют".
Чрезвычайно характерный факт наряду с историей цифирных школ, прекрасно обрисовывающий государственные способы насаждать просвещение. Но очевидно, что одних приказов строить школы, без средств на содержание школ и выработки их организации, одних запретов жениться, без предварительного устройства самих школ (цифирных) было недостаточно для распространения просвещения в народе. Государство совершенно не умело взяться за дело народного образования.
Другие две доекатерининские гимназии были учреждены в Москве в 1755 году, в Казани в 1758 году. Особенность их организации заключалась в сословности: одна половина гимназии назначалась для дворян, другая для разночинцев. Разница была в содержании курсов для дворян и разночинцев. Дворянские дети занимались преимущественно изучением новых языков и зачатков разного рода наук, причем обязательного курса не было. Курс был весьма разнообразный, пестрый, изучали шесть иностранных языков: два древних и четыре новых — французский, немецкий, английский и итальянский, а для желающих прибавлялись халдейский и еврейский языки; из наук преподавали математику, философию, историю, географию, словесность, начала политики, геодезию, различные искусства и т. д. Понятно, что весь такой курс изучить было невозможно, и потому начатки разных предметов "показывались" учащимся по их выбору в различных сочетаниях, как и в петербургской гимназии. На отделении для разночинцев курс был ограниченнее, стройнее и, можно думать, обязательный для всех учащихся. Главным предметом в нем был латинский язык, это была латинская школа, подготовлявшая к университету. И в Казани, и в Москве учение зачиталось в службу, и большинство гимназистов получало казенное жалованье.