Единственное средство для разрешения таких вопросов и приобретения твердых убеждений есть самопознание. Убеждения даются не каждому, они — дар неба. Только тот может иметь их, кто хоть однажды проницательно взглянул на себя, точнее — в себя. Начало перевоспитания — познание себя. А это неимоверный труд. Самый главный результат самопознания — сознание непрерывной борьбы между наружным и внутренним человеком, между влечениями инстинктов и силой воли. Такая двойственность и есть наше зло, борьба с двойственностью есть основная задача нашей деятельности. Победа над двойственностью ведет к бессмертию, обещанному откровением. Кто дошел до убеждения в необходимости борьбы с двойственностью, тот убежден вместе с тем и в предстоящем ему бессмертии. Но с нашей двойственностью нужна борьба, а не вражда. Не враждуя с материей, не враждуя с окружающим миром, нужно вступить в борьбу ради недосягаемого на земле идеала. Вражда предполагает ненависть, осуждаемую откровением; борьба же — присутствие духа и сознание внутренней силы, доставляемое верою в откровение и самопознанием. "Боритесь без вражды. Любите то, с чем вы вступаете в борьбу; имейте привязанность к тому, что вы хотите победить". В предвечных законах природы наше различие добра от зла исчезает. Наши понятия о добром и злом относительны. Тот для себя не зол, кто не имеет двойственности. Если природа снабдила кого-нибудь всеми свойствами к убийству, грабежу, разврату, не дав ему ни воли, ни рассудка для удержания инстинктов, ни малейшей способности к отвлечению, у того нет двойственности и тот для себя не зол. Он относительно себя совершенно таков же, как и другой, которого природа создала для любви и добродетели, но который так же не способен отвлекаться и созерцать себя. Но совсем другое дело — человек в отношении к другим людям. Откровение, поставив нам в образец первобытную, не разделенную дуализмом природу человека — детский возраст и бедную простоту духа, — повелело через борьбу с собою и миром стремиться к уничтожению нашей двойственности. И злодею и добродетельному открыта эта цель (вторая редакция).
Читая в настоящее время эту некогда знаменитую статью, наделавшую столько шума, с первого раза решительно не понимаешь, каким образом она могла возбудить большой интерес. Статья представляет несколько общих мыслей, только набросанных, совсем неразвитых и недоказанных, мыслей, не блещущих ни особой новизной, ни глубиной. Идеалы, подобным образом очерченные, слишком туманны и неопределенны, это какие-то черточки, какие-то обрывки мыслей, а не нечто целое и стройное. Подобно Редкину, Пирогов стоит еще отчасти на богословской точке зрения при обсуждении педагогических вопросов, и указываемая им главная задача деятельности человека — борьба с двойственностью нашей природы — есть известное богословское учение о повреждении первоначально прекрасной человеческой природы грехом и отсюда — о двойственности человеческого существа, совмещающего отстатки доброго начала с наклонностью к греху и злу. Это признавал и сам Пирогов, говоря, что "отвлечением и самопознанием вы достигаете и до познания начал святого откровения, основную мысль которого составлят эта же самая борьба на земле, для достижения блаженства за гробом" ("Вопросы жизни", вторая редакция). Правда, указанной мысли Пирогов дает своеобразное развитие, утверждая, что и величайший злодей для себя не зол, если не сознает двойственности, т. е. своего злодейства. Но такие люди очень редки, если они душевно здоровы, а главное-то, нам не столько интересно знать, каков человек для себя, сколько важно с полною отчетливостью представлять, каков человек в отношении к другим, ибо на этом держится общественность. А злодей в отношении к другим есть злое, враждебное существо, каков бы он для себя ни был. Частые упоминания Пирогова об откровении, бессмертии, весь тон его суждений напоминают убеждения проповедника, что признавал и сам Пирогов. "Люди с притязанием на ум и чувство, — говорит он, — не хотят быть ни смиренными поклонниками мертвой буквы, ни дерзновенными противниками необходимаго на земле авторитета, ни суемудрыми поборниками грубого материализма, ни восторженными поклонниками одного разума. Хотя этот идеал и пахнет проповедью, но он действительно таков" (вторая редакция). Изменить направление общества, по мнению Пирогова, "есть дело Промысла и времени" (первая редакция).
Вообще "Вопросы жизни" — статья по содержанию довольно отвлеченная и написана не только в высоком, но и в приподнятом тоне и даже с пафосом. Автор как будто боится говорить о важных вопросах жизни простым языком, спокойно, он как будто нарочно себя взвинчивает. Впрочем, Пирогов прямо высказывает убеждение, что все высокое и прекрасное на земле — искусство, вдохновение, наука — не должно слишком сродняться с повседневной жизнью из боязни утратить свою первобытную чистоту и запылиться прахом. Поэтому автор пишет отрывисто, часто образно, постоянно торжественно и несколько туманно. "Вы вырвались из хороводов. Конец ликованию. Вы уже бросили испытующий взгляд на кружащиеся толпы, с которыми вы еще за час пред этим так бессознательно кружились. Пред вашими глазами Вальпургиева ночь земного бытия" и т. д. Определение процесса отвлечения автор дает такое: "Нестройный хоровод одних заветных предчувствий, одних туманных призраков мысли, вызванный вдохновением из бездонной глубины и видимый горизонт души, — вот сущность отвлечения" (вторая редакция).
Может быть, все это и прекрасно сказано, и красноречиво и выражает глубокие мысли, но, нельзя не сознаться, крайне туманно и даже не совсем вразумительно.
Чтобы правильно судить о статье и идее Пирогова и понять их большое историческое значение, нужно сравнивать их не нынешними статьями и идеями, а со статьями Редкина и со старыми, дореформенными воспитательными идеалами. Те идеалы были подчас довольно низменны и шаблонны, вращались неизменно в одних и тех же рамках, издавна установленных. Пирогов же призывает к проверке обычных результатов воспитания, требует перевоспитания. Существенный недостаток русского общества — отсутствие философского понимания и осмысления жизни. Общество разбилось на маленькие кружки, преследующие весьма узкие цели, главным образом материального свойства. Над серьезными вопросами о цели жизни и нашем назначении, о том, к чему нужно стремиться в жизни, чего искать, почти никто не задумывается. Громадное большинство общества легкомысленно гонится за ближайшими материальными и внешними радостями и утехами жизни. А между тем обществу нужно прежде всего перевоспитаться, познать свою духовную несостоятельность, разрешить вопросы жизни, чтобы жить истинно по-человечески. Познай самого себя, говорит Пирогов современному обществу, разберись беспристрастно в своей душе, произведи суд над самим собой, и ты выйдешь на надлежащую дорогу в деле своего обновления и возрождения. Без познания самого себя, без внутреннего анализа себя ни один человек не может сделаться настоящим человеком.
Но особенно много рассчитывать на возрождение старшего поколения в обществе, которое являлось деятелем на исторической сцене, в руках которого были власть и сила, не имелось твердых оснований. Оно слишком закоренело в своих взглядах и в своей массе было малоспособно к процессу самоанализа и суда над самим собою. Вино новое не следует вливать в мехи старые. Нужно было искать спасение в новых поколениях, только готовящихся к деятельности, еще не испорченных, свежих, восприимчивых, и путем разумного их воспитания подготовить дело обновления и возрождения России. "Истинного прогресса, — говорил Пирогов, — мы можем достигнуть одним-единственным путем — путем воспитания".
Таким возрождающим общество воспитанием, имеющим целью внести в русский народ начала новой жизни, может быть только воспитание вполне гуманное, истинно общечеловеческое, чуждое сословности и узкой национальной исключительности, устраняющее слишком раннюю специализацию и профессионализацию.
В прежних педагогичесикх идеалах царила вера, а в пироговских — критика; прежде господствовал авторитет, а у Пирогова — самосознание, правда, всецело авторитетов не отрицающее; прежде призывали к послушанию, к переламыванию воли, а Пирогов говорит о выработке высоких идеалов и служении им, о том, чтобы "сделать нас людьми", т. е. тем, чего не достигнет ни одна реальная школа в мире, если будет заботиться лишь о том, чтобы сделать из нас, с самого нашего детства, негоциантов, солдат, моряков, духовных пастырей или юристов. "Не спешите с вашею прикладною реальностью. Дайте созреть и окрепнуть внутреннему человеку... Дайте ему время и средства подчинить себе наружного, и у нас будут и негоцианты, и солдаты, и моряки, и юристы; а главное, у нас будут люди и граждане". "Все, готовящиеся быть полезными гражданами, должны сначала научиться быть людьми" (первая редакция).
Призывая к решению вопросов жизни, Пирогов сам дал в упомянутой статье идеал довольно туманный 2. А жизнь между тем не ждала, приближалось освобождение крестьян, педагогам нужно было действовать, нужны были сейчас руководящие идеалы и начала, совершенно живые и определенные, уже готовые и сформулированные. Что было делать, когда уже чувствовался, а после эпохи освобождения чрезвычайно усилился образовательный голод, а своих запасов для его удовлетворения оказалось очень мало? Ждать и голодать, пока вырастет своя педагогия? Но скоро ли создашь свою? А голод не тетка. Где же было искать совершенно ясный и определенный, готовый идеал, руководящие педагогические начала? Очевидно, там, где уже давным-давно и серьезно занимаются педагогическими вопросами, — в Западной Европе, и преимущественно у немцев. Немцы любят говорить об общечеловеческих идеалах, любят философствовать, у них можно найти не только нечто специфически немецкое, но и пригодное для всех народов и стран. Все мы люди, все человеки, а потому пригодное одному народу пригодно и другим. Немцы не на луне живут, брать у них как соседей можно смело, никакой беды и вреда от этого не будет. Пожалуй, можно взятое несколько изменить и приспособить к русской почве. И вот русские педагоги не только пошли в науку к немцам, но и начали обирать их со всех сторон.