Каптерев П. Ф.
Уже в изложенных взглядах Рачинского на устройство народной школы довольно ясно пробивается церковность; но этот церковный элемент уравновешивается и даже подавляется собственно народным и остается пока в тени. Рачинский заявлял в начале своей педагогической деятельности, до возникновения церковно-приходских школ, что священники в большинстве случаев отказываются от преподавания Закона Божия. Поэтому, как ни желателен надзор духовенства за школами там, где есть "священники, стоящие на высоте своего призвания", "даровать право надзора нашему сельскому духовенству огульно было бы величайшим злом". В то время Рачинский был убежден, что руководящая сила истинно доброго сельского священника совершенно независима от официального наименования школы, т. е. от того ведомства, которому она принадлежит и которому подчинена; он даже утверждал по появлении правил о церковно-приходских школах, что практическое значение этих правил "совершенно ничтожно, ибо должное влияние священника на школу, находящуюся при церкви, вполне обеспечено силою вещей, если только он священник добрый, усердно и искренно преданный школьному делу; духовное же ведомство в низших своих инстанциях ни охотой, ни уменьем взяться за школьное дело не отличается" (в статье Sursum corda).
Сообразно с таким убеждением Рачинский и действовал: свою Татевскую школу, в которой он работал, и другие, им основанные, он держал в ведении земского училищного совета. Другими словами, это были земские школы. А когда какой-то благочинный вздумал перевести их в разряд церковно-приходских школ, Рачинский оказал сопротивление и удержал их в земском ведомстве. Но мало-помалу его взгляды на значение духовенства в народном образовании изменяются, народность школ отступает на задний план, а на передний выдвигается церковность; вместе с тем Рачинский и администрацию всех народных школ признал полезным передать духовенству. После 1894 году Рачинский свои школы передал в ведение епархиального училищного совета и сделался почетным попечителем церковно-приходских школ IV благочиннического округа Бельского уезда Смоленской губернии, за что и был в 1899 году удостоен Высочайшим рескриптом и пожизненной пенсией.
В этом втором периоде своей школьной деятельности Рачинский уже мало говорит о национальной школе, а лишь о школе церковной 1. Таким образом, то широкое основание, которое он прежде указал для народной школы, чрезвычайно суживается. Главнейшие положения, которые он развивает в это время о народных (они же церковные) школах, следующие:
1) лучший из мыслимых руководителей начальной школы есть добрый священник;
2) самый желательный из доступных нам сельских учителей есть диакон, подготовленный долгим учительством;
3) школы низшего разряда никому, кроме священника, поручены быть не могут.
О школах земских и министерских Рачинский теперь весьма невысокого мнения. Школьная деятельность земств, по его мнению, заслуживает безусловной похвалы и благодарности в количественном отношении, но не в качественном. Руководство школами — деятельность совершенно непосильная и несвойственная земствам, она была им поручена в период крайнего шатания умов, в период бурного разлива противоцерковных идей, в период всеобщего увлечения популярными отголосками западного материализма и позитивизма. Мудрено ли, что школьная деятельность земств грешила совершенным непониманием роли церковного элемента в начальном образовании, а зачастую даже и враждебностью по отношению к этому элементу? Ныне замечается несомненный поворот к лучшему. Огульную передачу земских школ духовенству в настоящее время Рачинский признает "пока преждевременной", но, очевидно, ничего не имеет против такой передачи в принципе.
Пример школьной деятельности земств за минувшее тридцатилетие неопровержимо доказывает, по мнению Рачинского, сколь неуместно и опасно предоставлять руководство школой учреждениям, неизбежно отражающим переменчивые настроения минуты. Школа должна стоять вне этих случайных, часто беспорядочных, веяний. Она должна стоять на основе твердой и вечной.
О деятельности Министерства народного просвещения Рачинский говорит следующее: "Кое-что по школьному делу делается также Министерством народного просвещения. Им устроены кадры правильного надзора, пока невозможного, за малолюдством персонала; но кадры эти могут быть пополнены. Им основаны многочисленные учительские семинарии сомнительного достоинства и несомненной дороговизны; но оно, конечно, озабочено тем, чтобы деньги, на них ассигнованные, тратились более производительно. Им содержится немало образцовых училищ, ничем, кроме дороговизны, не отличающихся от школ, коим они призваны служить образцом; но эти училища, наряду со школами других наименований, удовлетворяют местным потребностям".
Итак, единственная сила, способная действовать в народном образовании вполне твердо и благотворно, есть церковь. Приняв это, Рачинский из педагога-народника превратился в педагога-церковника и поплыл по несшемуся узкому, но быстрому течению. С виду Рачинский оставался как будто прежним деятелем по народному образованию, но внутренне изменился глубоко. Прежде Рачинский не был защитником церковно-приходской школы, он защищал необходимость школы народно-приходской или народно-церковной, а это далеко не то же, что защищать необходимость церковно-приходской школы. Рачинский основывал в первый период своей деятельности свой идеал школы прежде всего на народных началах, для чего и старался охарактеризовать русский народ и русских детей. Религиозности и церковности он придавал важное значение, потому что эти явления составляют, по его мнению, характерные особенности русского народа; следовательно, они же должны отличать и русскую школу от всех других. Таким образом, церковность есть только один из элементов народной школы, основание народной школы гораздо шире церковности; будучи церковной, школа может быть и не народной, потому что свести все внутреннее душевное существо русского народа к одной церковности невозможно. Русский народ и русские дети, по Рачинскому, одарены богато, а не скудно, и их народный характер невозможно отождествлять только с церковностью. Церковно-приходская школа сходит с этого широкого основания, на котором хотел основать Рачинский народную школу, и цепляется только за церковность, принимая часть за целое. Рачинский признавал церковно-славянский язык в народной школе "педагогическим кладом", изучение его благотворным для развития ума. Церковное богослужение он высоко ценил за его глубокий догматический смысл и высокопоэтический характер; церковное чтение и пение считал весьма важными искусствами, имеющими великую воспитательную силу.
Друзья и последователи Рачинского как педагога-церковника усвоили его идеи о церковной школе, но лишили их глубины и поэтических черт, характерных для трактовки их друга и учителя; они оставили одну лишь церковность, в ней усмотрев все, всю педагогию и психологию русского народа. О развитии учеников школьным обучением, о воспитательной силе отдельных предметов курса народной школы они или совсем не говорят, или же говорят только отрицательно (за исключением Закона Божия и связанных с ним славянского чтения и церковного пения). Свободное развитие человеческих способностей ими признается чисто протестантским началом, а протестантизм и неверие — ветвями одного и того же ствола. Русской православной школе, считают они, ставить своим началом развитие детских способностей нельзя, это значило бы изменить православию и сделаться протестантской школой. Сами науки ярыми педагогами-церковниками разделяются даже на научные и православные, на христианские и нехристианские, а задачей воспитания ставится подчинение авторитету. О народности в образовании также ничего не говорится, или же она без всяких околичностей сводится к церковности, исчерпывающейся преимущественно внешним благочестием с соблюдением разных обрядов. Так прямо и говорят: "Русская школа должна быть православной, т. е. церковной школой", между тем это далеко не одно и то же, так как и земская школа является, несомненно, православной. Задачей такой школы ставится введение учащихся в церковную жизнь, приучение к постам, церковным песнопениям и пр. Это только для немецкой школы, полагают они, сущая смерть отказаться от стремления развивать, потому что вместе с отказом от такого устремления исчезнет самая школа, и у нее ничего более не останется; русская же школа счастливее, у нее помимо развития учащихся, что не составляет ее задачи, есть другая прямая и весьма важная цель — приучение детей к церковности и подчинению авторитету.
Происхождение церковно-приходской школы, по мнению ее защитников, обусловливалось чисто церковной потребностью, ее дело есть то оглашение, которое для взрослых должно предшествовать крещению, а для младенцев — следовать за ним. Из этого оглашения и возникла первоначальная церковно-приходская школа. Древнейшая и знаменитейшая огласительная школа в христианстве была александрийская. Следовательно, церковно-приходская школа происхождения не русского, она ведет свое начало с Востока и по самому своему существу теснейшим образом связана с таинством крещения. Она есть простое орудие церкви, подготовительное вероисповедное учреждение, его сущнось, задачи и цели миссионерские. Такое происхождение церковно-приходской школы определяет ее программу, организацию и всю ее жизнь.
Православная церковь имеет не только неоспоримое право, но и непременную обязанность воспитывать православных детей в исповедуемых ею началах веры и жизни, это ее неотъемлемое право и одновременно долг; осуществлять же их она может лишь через полномочного истолкователя ее голоса — священника. Пастырь церкви является естественным руководителем воспитания и всего образования детей; свет веры, дух церковности должен пронизывать и объединять все действия учителя, направленные на раскрытие в ребенке нравственно-сознательной личности. Поэтому учитель должен сам стоять в деле воспитания под руководством и наблюдением священника, как его младший брат и сотрудник.