Александра Юрьевна Веселова
Радикальные изменения последних 15–20 лет в политической, социальной и культурной жизни нашей страны привели к бесследному исчезновению многих реалий советского времени. Возможно поэтому наша недавняя история, свидетели которой не только живы, но по-прежнему социально активны, видится сегодняшнему школьнику столь же далекой, как, скажем, эпоха XVIII–XIX веков. Между тем это по-прежнему актуальное прошлое, оставаясь существенной частью жизни старшего поколения, неизбежно вторгается в нашу повседневность, и ребенок волей-неволей составляет о нем какое-то представление. Однако разговоры со взрослыми, их зачастую полярные оценки — от резкого неприятия всего советского до сожаления об ушедших временах — далеко не всегда проясняют складывающуюся в детском сознании картину. Подрастая, ребенок начинает обращаться к многочисленным и разнообразным источникам информации, крайне неоднородной и требующей серьезного осмысления. Но школьники очень часто не умеют соотносить сведения, полученные из разных областей, и связывать их в единое целое.
Тем не менее, какой бы противоречивой, хаотичной, идеологически разнородной ни была доступная детям информация, они каким-то образом ее усваивают и упорядочивают. Особенности детского восприятия достаточно наглядно иллюстрируются школьными сочинениями на вольную (свободную) тему, которые учащимся было предложено написать на материале отечественной истории ХХ столетия[1].
Чтение школьных сочинений обнаруживает две существенные проблемы. Первая из них — наметившийся культурный разрыв между поколениями, который может привести к полной утрате единого культурного языка. Вторая заключается в том, что требования современной школьной программы не совпадают с ее содержанием: от детей в школе рассчитывают услышать то, чему их там не учат. Последнее, видимо, происходит потому, что педагоги все еще хорошо помнят советское прошлое и не считают нужным пояснять некоторые его реалии так, как они это делают в отношении других исторических периодов. До сих пор не пришли к мысли о необходимости снабжать культурологическим комментарием события истории 1917–1980-х годов и составители школьных учебников. В результате школьник может усвоить факты и даже отчасти их толкование, но реальное содержание жизни предыдущего поколения остается ему неведомо. Сколько-нибудь внятного ответа на вопрос «Как жили люди при советской власти?» ребенок не получает ни в повседневной жизни от взрослых, ни в школе от учителей.
Положение осложняется еще и тем, что информационная свобода — это несомненное достижение постсоветской эпохи — нередко оборачивается информационным хаосом, на фоне которого выверенная советская система преподавания отечественной истории выглядит довольно продуманной. При всей своей идеологической схематичности и упрощенности эта система была по-своему логична и последовательна. Она строилась вокруг нескольких центральных оппозиций (народ — царь, крестьяне — помещики, пролетариат — буржуазия, до революции — после революции и т. д.), постепенно, но настойчиво внушаемых ребенку. Информация и способ ее подачи соответствовали его возрасту и уровню развития; при этом знания, полученные на уроках, не противоречили сведениям, поступающим из художественной литературы и СМИ, а наоборот, подкреплялись ими. Если же до школьника от родителей или старших товарищей доходили альтернативные исторические свидетельства, то они неизменно маркировались как антисоветские, запрещенные и в качестве таковых закреплялись в памяти. То есть с самого раннего детства советские граждане осваивали тот культурный язык, на котором говорили старшие. (Точнее, в характерной для любой тоталитарной системы ситуации культурного двуязычия все члены общества овладевали двумя «языками».) К старшим классам хороший ученик, усвоивший ключевые слова и ожидаемые от него основные логические ходы, мог без труда охарактеризовать любую эпоху, и подобная характеристика не вступала в противоречие с написанным в учебнике, газете или романе. Тем самым поддерживалось внешнее единство социума.
Сегодня мы наблюдаем иную картину. С начала 1990-х годов стала ясна несостоятельность учебников типа «Рассказы по истории СССР» для младших классов, но функционально аналогичные пропедевтические курсы так и не были разработаны, хотя именно в них, по замыслу методистов, упор должен делаться на пояснение бытовых и культурных реалий. Теперь к изучению истории родной страны приступают только в восьмом классе, а с историей XX века учащиеся знакомятся лишь в выпускном. К этому времени у ребенка уже спонтанно формируется представление об истории советского периода, причем довольно причудливое. В качестве примера можно привести фразу из сочинения ученика восьмого класса: «Валерий и его жена жили счастливо, ходили в колхоз каждый день». В данном случае смешение выражений «работать в колхозе» и «ходить на работу» свидетельствует как о непонимании самой сути колхоза, так и о невладении языком советской эпохи, и потому текст строится по иным, известным из современной жизни, законам.
Кроме того, для сегодняшнего школьника новейшая история отечества начинается с распада СССР, а все предшествующие события сливаются с историей XIX и даже XVIII века и представляются очень давними: «Когда-то в давние времена была война. Тогда город Ленинград взяли в кольцо блокады» (7-й класс). По той же причине часто происходит подмена понятий; например, слово «управляющий» из классической русской литературы может использоваться в значении «председатель колхоза», следующем из контекста (9-й класс), а выражение «сослали на фронт» (8-й класс), относящееся к событиям 1941 года, явно отсылает к распространенному в той же русской литературе словосочетанию «сослать на Кавказ в действующую армию». Приметы же современного быта школьники склонны считать новейшим достижением (так, часто встречается утверждение вроде: «Тогда не было ни телевизора, ни радио», 6-й класс).
В то же время в сознании школьников советская история существенно более стереотипна, чем история XIX или XVIII века. Есть ряд устойчивых образов, неизменно ассоциирующихся с советской властью. Одной из наиболее частотных ассоциаций является понятие «репрессии», смысл и способы осуществления которых остаются неясными. Показательный пример — фрагмент из выполненного ученицей одиннадцатого класса анализа стихотворения А. Ахматовой «Заклинание». Отправной точкой для разбора стало время написания стихотворения — 1935 год. Этот факт заставил школьницу искать (и с успехом обнаружить) политический подтекст в стихотворении, так как большинство современных старшеклассников уверены, что такой подтекст есть в любом советском художественном произведении. (Причем содержание возможного подтекста понимается довольно прямолинейно: советские писатели пишут о чем угодно, но на самом деле всегда пытаются хотя бы намекнуть читателю о репрессиях, которым они, как и все советские граждане, постоянно подвергаются.) «В самом начале стихотворения Ахматова пишет: “Путем нехоженым, лугом некошеным, сквозь ночной кордон...” Стихотворение написано в 1935 году, когда, во время репрессий и строгого контроля, на улицах стояли патрули. Таким образом, становится вполне ясен образ героя стихотворения. Это человек, находящийся вне закона, который тайно приходит к ней. Тогда образы, привычные для этого жанра, обретают новый смысл. “Из высоких ворот, из заохтенских болот...” — герой, по-видимому, скрывается на болотах, за городом (за городскими воротами). Таким образом, внешне сохраняя форму гаданий, Ахматова передает реальную ситуацию из жизни, вводя в текст мелкие детали реальности, такие как “кордон” и “ужин”. Повидимому, герой плохо питается, терпит всякие лишения и ходит к ней плотно ужинать… Героиня приготовила ужин, сидит, ждет и зазывает героя». Поскольку именно такая ситуация — некто скрывается за городом от политических преследований, но каждый вечер является к своей возлюбленной ужинать — принципиально невозможна, ее изложение — свидетельство полного непонимания реалий описываемого времени. В то же время автора нельзя упрекнуть в незнании исторических фактов: 1935 год — действительно период массовых репрессий, и советская литература в самом деле нередко выражалась эзоповым языком.
Интересно, что популярная в школьных сочинениях тема насилия над человеком и посягательства на его личность часто сводится к теме посягательства на собственность граждан, что свидетельствует о значимости для современных детей самой этой категории. Именно наличие собственности характеризуется как залог благополучия и даже счастья, причем подчеркивается не столько ее материальная ценность, сколько важность осознания ее «своей». Собственность индивидуализирует личность, государство же стремится лишить человека его имущества, а значит, и личности. Поэтому в описаниях школьников советские люди всеми силами стараются сохранить то, что им принадлежит и постоянно подвергается опасности: «Его родители с детства привили ему любовь к родному дому и к небольшому участку, который еще не успели у них отнять» (9-й класс). Переставая быть собственниками, люди становятся практически рабами государства — некоторые школьники даже именуют советскую власть рабовладельческим строем (9-й класс) — и отнюдь не метафорически. Мотив непрерывного тяжелого физического труда советских людей — один из наиболее распространенных в школьных сочинениях. В этом же смысле часто интерпретируется символика серпа и молота — «много работы» (8-й класс).
Нередка в школьных сочинениях и тема тотальной лжи и обмана, представленная как устойчивая оппозиция: «лживая власть» и «искренне верящий в коммунистические идеалы народ» («Они думали, что скоро их страна будет в светлом бу дущем, осталось лишь подождать одну пятилетку, и счастье неизбежно будет и в их доме…», 9-й класс). Одна сторона этой оппозиции, власть, с 1917 года постоянно пребывает в заговоре против народа. «Революция произошла из-за того что: вначале несколько преступников начали говорить крестьянам: “вас обманывают, дурачат. Вся земля принадлежит вам (конечно сельскохозяйственная). Если хотите быть свободными не привозите хлеб в города”» (6-й класс). Все последующее развитие страны воспринимается как реализация этого заговора, а склонность к обману собственного народа — как наследственное качество отечественных политиков.