- падение, под влиянием новых социальных условий, подлинно народной культуры – песни, сказки, народной музыки; подавление национального чувства, национальной индивидуальности.
Может показаться, что Сорока-Росинский отвергал то направление, по которому развивалась жизнь России в первое десятилетие 20 века. Однако это не так. Обладая широкой культурой и подлинно диалектическими взглядами на процессы, происходившие в обществе, он сумел увидеть за этими неприглядными фактами и явлениями их истинную, объективную сущность, которую следовало учитывать при реформировании русской школы. Этой сущностью стала, по его убеждению, демократизация жизни, хотя данная тенденция проявлялась в ряде случаев в варварской форме. Но позитивные моменты этой глобальной тенденции, считал ученый, надо направить в русло демократизации системы образования и воспитания, и делать это необходимо следующим образом:
- Школа должна стать всеобщим, обязательным для всех воспитательным учреждением, обеспечивать равное и достаточно глубокое образование, чтобы помочь народным низам, жившим доселе патриархальной жизнью, приспособиться к новым условиям.
- Школа должна быть вне политики, ибо школа и политика лежат в разных плоскостях, и всякая политическая пропаганда среди учащихся есть лишь развращение несовершеннолетних.
- Педагогика – не столько наука, сколько этическая система, которая должна опираться на общие этические ценности, связанные с пониманием истины, добра и красоты.
- В условиях общественных потрясений, ломки традиций именно школа должна взять на себя функции, во многом утерянные семьей, и, прежде всего, заботиться о сохранении здоровья нации. Из этого следует вывод, что школа должна быть в первую очередь национальной.
- Задача школы – воспитать человеческую личность, для которой нет ни эллина, ни иудея, для которой Родина всюду, где работает человеческая мысль, где идет борьба за справедливость, за высшие идеалы, дорогие всему человечеству.
Отрицая старинный «интеллектуализм» (идеи Просвещения в системе образования, ставившие во главу угла накопление знаний, умений и навыков), Сорока-Росинский противопоставляет ему «энергетизм», т. е. деяние. «Не познание, а деяние является высшим проявлением человеческого духа. Человек живет не для того, чтобы воспринимать только, но чтобы творить, отдавая жизни все взятое от нее», - писал ученый. 8
§ 3 Антрополого-гуманистический подход к образованию и воспитанию в Школе имени Достоевского
Школа имени Достоевского стала одной из многочисленных школ-коммун, возникших на территории нашей страны в первые годы Советской властью. Их появление было вызвано суровой жизненной необходимостью. Беспризорничество – одно из следствий социальных потрясений, связанных с революцией, - стало страшной язвой на теле нарождающегося нового общества.
В повести «Республика ШКИД» мы встречаемся с несколько идеализированным, романтизированным и героизированным образом беспризорника. Это, возможно, объясняется психологическими мотивами, - авторам спустя годы хотелось забыть все плохое и видеть себя, школу и своих товарищей в самом лучшем свете. Возможно, здесь кроются и мотивы политические: нельзя было в то время слишком ярко описывать пороки и беды молодого Советского государства.
Как бы то ни было, жизнь маленьких бродяг представляла собой несколько иную картину, чем та, что описана на страницах повести «Республика ШКИД». Основными источниками средств существования были попрошайничество, воровство, грабежи и проституция. «Пацаны», как они сами себя называли, могли воровать самостоятельно, а могли и «ассистировать» взрослым карманникам и взломщикам. Примерно с пятнадцати лет они уже принимали самостоятельное участие в грабежах, прочно втягиваясь в криминальный мир. Основными увлечениями были кокаин, водка, самогон и азартные игры. Первые места в шкале ценностей занимали пища и табак, добыть которые на улицах голодающих городов было чрезвычайно трудно.
Поэтому, организуя первые колонии, государство использовало формулу «сытость в обмен на свободу». Неподалеку от мест скопления «пацанов» создавалась бесплатная столовая. Поначалу те приходили за «шамовкой» (пищей) изредка. Потом привыкали и забредали пообедать ежедневно, а то и целыми днями вертелись у кухни. К этому моменту у столовой уже строилось подобие бесплатной ночлежки. «Пацанам предлагали переночевать, а чтобы они могли занять свободное от приема пищи время, устраивали при ночлежке школьные классы и мастерские. От нечего делать беспризорники пробовали учиться и работать, а там и втягивались в эти занятия. Колония для трудновоспитуемых была практически готова. Прирученных беспризорников летом вывозили за город, где уже был выделен участок земли под хозяйство. Те, кто проводил летние месяцы в деревне, с качественным и разнообразным питанием, уже не стремились возвращаться на улицу. 9
Школа имени Достоевского – типичный пример превращения ночлежки в колонию.
«Шамовки было много, несмотря на то, что в городе, за стенами школы, сидели еще на карточках с «осьмушками». Происходило это оттого, что в детдоме было пятнадцать человек, а пайков получали на сорок. Это позволяло первым обитателям Шкиды вести сытую и даже роскошную жизнь.
Уроков в первые дни не было, поэтому вставали лениво, часам к двенадцати, потом сразу одевались и уходили из школы на улицу.
Часть ребят под руководством Гоги шла крохоборствовать, собирать окурки, другая часть просто гуляла по окрестным улицам, попутно заглядывая на рынок, где, между прочим, прихватывали с лотков зазевавшихся торговцев незначительные вещицы, вроде ножей, ложек, книг, пирожков, яблок и т. п.
К обеду Шкида в полном составе собиралась в спальне и ждала, когда принесут котлы с супом и кашей. Столовой еще не было, обедали там же, где и спали, удобно устраиваясь на койках.
Сытость располагала к покою. Как молодые свинки, перекатывались питомцы по койкам и вели ленивые разговоры. 10
Но эта вольготная жизнь продолжалась в школе недолго.
Установился четкий распорядок дня и расписание школьных занятий. Как свидетельствуют воспоминания Г. Белых и Л. Пантелеева, ежедневно в школе было по десять уроков: с десяти часов утра до обеда – четыре, после обеда отдых, потом опять четыре урока до ужина и после ужина два урока. Изучали русский язык, русскую литературу, зарубежную литературу, историю древних цивилизаций, отечественную историю, немецкий язык, математику, географию и о ряд других дисциплин. Как видно из этого перечня, предпочтение отдавалось предметам гуманитарного цикла. Наиболее полно ребятам посчастливилось усвоить русский язык и литературу – их преподавал сам директор. Так Сорока-Росинский реализовывал в своем маленьком мирке – республике ШКИД – годами лелеемую идею национальной школы.
Огромную проблему представлял собой подбор педагогических кадров. В голодном, полуразрушенном и опустевшем Петрограде трудно было найти квалифицированных педагогов. Если таковые и имелись, то мало кого из них прельщала перспектива работы в интернате для трудновоспитуемых подростков. На работу зачастую устраивались простые люди, даже без педагогического образования, и шли они туда явно не из любви к детям, а ради бесплатного пайка. Многие воспитатели оказывались невинными младенцами, очутившись лицом к лицу с этими прожженными, видавшими виды ребятами. Острым, наметанным глазом шкидцы сразу же находили у педагога слабые стороны и в конце концов выживали его или подчиняли своей воле. Так было, к примеру, с человеком в котелке, имени которого не сохранила история, или с племянником Айвазовского. На ребят не действовали ни грозные окрики, ни наказания. Еще рискованнее были попытки заигрывать с ними. Сам того не замечая, педагог, подлаживавшийся к ребятам, становился всеобщим посмешищем или невольным сообщником и должен был терпеливо сносить не только издевательства, но о побои.
И все же Сорока-Росинский прилагал все мыслимые е немыслимые усилия, чтобы воспитанники не только прочно усвоили необходимые знания по общеобразовательным предметам, но и вынесли в себе из стен школы систему истинных ценностей. Классы создавались не столько по возрастному признаку, сколько по способностям и по уровню знаний, с которым ребята приходили в школу. Одни в свои тринадцать-четырнадцать лет едва умели читать и писать, другие, подобно Цыгану, обладали блестящими познаниями в области математики, или свободно изъяснялись по-немецки, как Японец. В таком разношерстном детском коллективе индивидуальный подход был просто неизбежен – и он реализовывался, по мере сил и возможностей.
По каждому предмету ребята получали «домашние задания», на их выполнение было отведено специальное время после вечернего чая, и воспитатели следили за этим процессом. А для более тщательной и детальной проверки знаний существовал учет. «Учетом» В Шкиде называлась устраиваемая несколько раз в году проверка знаний, полученных в классе. Обычно к учету готовились заблаговременно. Преподаватели каждого предмета давали ученикам задания, по этим заданиям составлялись диаграммы, схемы и конспекты, устраивались подготовительные учеты, репетиции. Но спешное зазубривание курса не практиковалось. И вообще подготовка к учету не носила характера разучиваемого спектакля. Просто как следует готовились к торжеству». Вот лишь некоторые из заданий к учету, характер которых лишний раз свидетельствует о «культе» гуманитарных наук, царившем в школе. «Японец, Цыган и Кобчик… переписывали готическим шрифтом на цветных картонах переведенный ими коллективно отрывок из гетевского «Фауста». Пантелеев писал конспект на тему «Законы Дракона» по древней истории, Кальмот и Дзе – о Фермопильской битве, о Фемистокле и Аристиде. Саша Пыльников разрабатывал диаграмму творчества М. Ю. Лермонтова в период с 1837 по 1840 год и писал о байроновском направлении в его творчестве. Тихиков и Старолинский рисовали географические, экономические и политические карты РСФСР». 11 Успешное выполнение всех этих заданий требует не только глубоких знаний, но и умения размышлять и рассуждать, и творческого подхода к проблемам.