Политическая связь русских психоаналитиков с Троцким недооценивается в западной литературе, посвященной истории психоанализа. В пользу нашей гипотезы о зависимости раннего советского психоаналитического движения от Троцкого свидетельствуют, конечно, не одни только публичные высказывания самого Троцкого и ссылки на него коммунистических энтузиастов психоанализа. Исторические рамки движения однозначно совпали с зигзагами политической карьеры Троцкого. Расцвет движения в начале 20-х годов — время максимального влияния Троцкого. (927 год — год его падения — совпадает с бегством Моисея Вульфа и стагнацией Русского психоаналитического общества. Начало 30-х годов, время расправы со всем, что напоминало об интеллектуальном сопернике Сталина, — время исчезновения всякой памяти о недавней бурной деятельности русских аналитиков. В идеологической полемике конца 20-х психоаналитиков (а впоследствии и педологов) нередко обвиняли в троцкизме. И действительно, некоторые из членов Русского психоаналитического общества — например, писатель А. Воронский или дипломат и, одно время, вице-президент Общества В. Копп — были видными деятелями троцкистской оппозиции.
Участие московских аналитиков в коммунистическом строительстве было активным и добровольным. Эти люди были зачарованы открывшимися перспективами научного переустройства жизни, их увлекала непривычная близость к власти и захватывало участие в политической интриге. Они искренне верили, что их психоаналитическое знание внесет свой большой или даже решающий вклад в победу новых идей, частью которых это знание, с их точки зрения, и являлось. К тому же те необычные привилегии, которыми пользовались психоаналитики в начале 20-х годов, вроде снабжения продуктами от немецких профсоюзов, наверняка не могли состояться без прямой поддержки верховной власти. В советской системе содействие политических верхов осуществляется анонимно и благодаря этому безответственно. Мы видели, что есть некоторые признаки поддержки деятельности Общества и его Детского дома со стороны разных лиц — Крупской, Радека и даже Сталина. Но эти косвенные свидетельства не могут, конечно, сравниться с прямыми и политически обдуманными акциями Троцкого.
Группа московских аналитиков и близких к ним философов, популяризируя и защищая идеи Фрейда в марксистской печати, одновременно развивала и защищала тезисы Троцкого, хорошо известные их читателям. С одной стороны, они отстаивали свое право заниматься любимым делом, в полезности которого были уверены; с другой стороны, участвовали в серьезной политической игре, исход и ставки которой еще никому не были известны.
Этот политический аспект деятельности Русского общества очень важен. Неправильно было бы представлять себе его лидеров ни как диссидентов, мужественно противостоящих системе, ни как интеллигентных аути-стов, не обращающих внимания на политический процесс и занимающихся исключительно своими больными и своими книгами: и то, и другое понимание лишь уподобляет людей 20-х годов тем, кто получил свой политический и клинический опыт в России полувеком позже. Несходна эта ситуация и с мгновенным подавлением психоанализа в нацистской Германии, которое Джонс характеризует как „одно из немногих удавшихся Гитлеру свершений", Ничуть не похожа она и на привычные для западных аналитиков формы мирного и отчужденного сосуществования с государством.
Перед людьми, сделавшими революцию, стала тогда одна главная проблема, включавшая все остальные: новое общество создано, но люди в нем жить не могут, не умеют и, главное, не хотят. Доказательства общеизвестны, советские люди отличаются от остального мира тем, что пережили их на себе. Задумаемся лучше о вариантах выхода из этой ситуации, которые были у тех, кто столкнулся с ней впервые и считал себя имеющими власть над ней.
Один вариант был — отступление. Дать людям жить так или почти так, как они хотят, могут и умеют. Этот путь связывают с Лениным и НЭПом.
Был другой вариант: искусственный отбор тех, кто готов жить в новом обществе, и устранение всех остальных. Нам знаком и этот путь, он ассоциируется со Сталиным и ГУЛАГом.
Кажется, Троцкий, которого его политические противники без конца упрекали в высокомерии, искал третий путь — самый амбициозный и романтический, самый несбыточный. Люди не способны жить в новом обществе — значит надо переделать людей. Переделать природу человека! Но как? Марксизм здесь помочь не мог, он сложившейся ситуации не предусматривал. Приходилось совершать рискованные броски в сторону...
Когда читаешь работы Троцкого 20-х годов, начинает казаться, что кремлевский мечтатель искренне верил: вот сейчас он найдет в самой современной науке философский камень, который позволит людям быть счастливыми в созданном им с товарищами обществе. А найдя, он сумел бы оправдать все. Поэтому он, наверно, и был так пассивен в решающие для него и для истории годы, что его ставка была больше, чем власть. Помирить Павлова с Фрейдом; заключить с ними союз от имени победившей партии и взять, наконец, в практическую работу уважаемого хомо сапиенс.1. Как тут не выглядеть высокомерным!
Райх в Коммунистической академии
В 1929 году в Москву на два месяца приезжает Вильгельм Райх, психоаналитик и коммунист, всю жизнь пытавшийся воплотить фрейдо-марксистский синтез в практическом действии. По его мнению, „сексуальность осознала себя во Фрейде так же, как ранее экономика осознала себя в Марксе". Когда-то именно в его защиту Фрейд написал свое знаменитое эссе „О диком психоанализе", утверждавшее право тех, кто не имеет медицинского образования, практиковать психоанализ. Благодаря этому заступничеству Райх был освобожден из-под суда, где находился в связи со своей аналитической практикой.
Его коньком была сексуальная революция, и в начале 30-х годов он с невероятной энергией пытался вовлечь в дело своей „сексполитики" и Германскую компартию, и 4-й троцкистский Интернационал. В 1931 году Райх организовал „Германскую ассоциацию сексуальной политики пролетариата", так называемый Секспол. Что касается России, то в октябре 1933 года, обобщая свои впечатления, он писал Троцкому: наступление реакции там объясняется фактом, что „сексуальная революция была остановлена в 1923 году". Как свидетельствует их переписка, Троцкий вежливо уклонился от приглашения участвовать в мировой сексуальной революции. Годом позже Райх пытался привлечь на свою сторону С. Эйзенштейна, но и тут потерпел неудачу.
Пропагандируя свои идеи в Москве 1929 года, Райх прочел несколько лекций в Комакадемии и напечатал статью в журнале „Под знаменем марксизма". Других результатов его вояж не имел, ему не удалось убедить Комакадемию в необходимости сексуальной революции.. Позднее он обвинял „подхалимов Москвы" в организации направленной против него кампании в Германской компартии.
По возвращении в Вену Райх опубликовал в психоаналитическом журнале отчет о своем путешествии. По его словам, русские выступают не против психоанализа как эмпирического метода, а против „фрейдизма", в котором они видят неверное социальное учение. Молодежь очень интересовалась психоанализом; но правящая партия выступает против него, потому что дискуссии о психоанализе отвлекают от политической работы. Агрессивнее других Райха критиковал в Москве, по его словам, А. Залкинд: он упрекал Райха в дипломатичности, с которой тот пытался скрыть от Комакадемии подлинное содержание фрейдизма. В Берлине же против Райха выступил недавно эмигрировавший из Москвы М. Вульф: „Райх пытается доказать приемлемость психоанализа для марксистов. Но с психоанализом это не получится, потому что то, что при этом остается, с трудом заслуживает название психоанализа". По словам Вульфа, „в стране, в которой господствует партийная цензура, где нет свободы слова и свободы мысли", психоанализ обречен. Вульф констатировал, однако, „большой интерес, который психоанализ вызывает за пределами Коммунистической партии — у ученых, педагогов, юристов и даже у врачей".
В своей книге „Массовая психология и фашизм", опубликованной несколькими месяцами спустя после прихода нацистов к власти, Райх констатирует массовую поддержку фашизма рабочим классом и объясняет это, никогда не признанное ортодоксальным марксизмом явление, как реализацию авторитарных структур характера, сформированных у сексуально подавленных людей в условиях патриархальной (отцовской) власти. Венгерский исследователь его идей Ф. Эрош полагает, что „все позднейшие теории фашизма и авторитарного характера берут свое начало у Райха".