Если учесть, что «по всем данным, кризис перехода к ценностному сознанию приходится на предподростковый возраст. В районе 11,5 -12 лет мир ребенка превращается в достаточно устойчивую «действительность»» [Галажинский, Клочко с.93], то можно полагаясь на наш взгляд утверждать, что подростки современного мира не транслируют ценности, а транслируют ценности нетрадиционной культуры.
Довольно в кризисной ситуации находятся этносы. Многие из них исчезают в следствии метисации народов (об этом предупреждал еще Гумилев). Этносы поглощаются глобализацией с его специфическими формами мультикультурной коммуникации, этикой. Еще Н.Я. Данилевский (1822– 1885) писал: «Цивилизационный процесс развития народов заключается именно в постепенном отрешении от случайности национального, для вступления в область существенности и всеобщности – общечеловеческого» [с. 235]. Этносы носители ценностей. Специфические национальные ценности не могут удовлетворить современную жизнь. Они вступают в противоречие с иными ценностями, поэтому направление их изменений идут к обобществлению, ассимиляции иных ценностей. Но по законам аккультурации по этим новым ценностям могут жить нормально только внуки их носителей, поэтому-то мы живем в мире с разбросом ценностей и их неопределенности.
Меняется социум, в котором множатся нетрадиционные субкультуры, вытесняющие традиционные культуры, нарушая и подрывая нормы и правила взаимодействия, статусно-ролевые отношения и способы жизнедеятельности. Субкультуры как переходная форма между диффузной группой и оформленной культурой формирует свои правила и нормы, которые довольно неустойчивы и противоречивы. В ситуации социальных изменений произошли, по мнению К.А. Абульхановой (1997), глубокие и массовые деструкции индивидуального сознания, ломка соотношения эмпирического и теоретического [с. 8]. Отдельные феномены трансформации менталитета на уровне системы человека и мира описаны в отдельных работах. Социальнопсихологическими феноменами трансформации российского менталитета могут выступать следующие явления, происходящие с жителями постсоветского пространства России – деперсонализация, деиндивидуализация, деперсонификация отношения к миру, снижение толерантности к себе и к миру, социальная ориентация направлена во вне (Г.М. Андреева, Б.С. Братусь, И.Б. Котова, В.А. Лабунская, Т.П. Скрипкина, А.В. Иващенко, В.С. Аганов, И.В.
Барышникова и др.). Рассмотрим данные феномены.
«Если единство и целостность Я разрушается, то наблюдается болезненное функционирование личности: нарушаются способности прогнозировать, управлять своим поведением, предвидеть оценки окружающих, точно оценивать себя, корректировать неадекватное представление о себе. Расстройство Я приводит к деперсонализации» [Иващенко]. Деперсонализация выражается в том, что индивидуальности отторгают социальные нормы и ценности.
Это, по мнению В.А. Лабунской, приводит «к тому, что индивид в определенных жизненных условиях (например, в ситуации «встречи с иным») может не переживать своей отдельности от других, соответственно личной ответственности. Но самое главное заключается в том, что данные явления приводят к поведению, ориентированному не на постижение своих и чужих смыслов и ценностей, своей и чужой культуры, истории, а на присвоение или отвержение внешних атрибутов (одежда, некоторые способы обращения, элементы образа жизни и т.д.). Данный вывод подтверждается наблюдаемым усилением роли внешних компонентов в структуре стереотипов поведения, сужением их репертуара. Деиндивидуализированное, деперсонализированное отношение к себе и к другим – это феномен, результирующий влияние единого социо-культурнопсихологического пространства общения, нацеленный на нивелирование индивидуальности, этнической специфичности. Данный феномен, объединяющий представителей различных групп, проживающих на территории России и СНГ, имеет огромный потенциал разрушения отношений, возникновения интолерантного общения. «Сила» деиндивидуализации в том, что переживающий ее человек отрицает, обесценивает мысли, чувства, желания, интересы, ожидания другого. Другой человек воспринимается как объект, требующий воздействия, поэтому не вырабатываются навыки аргументации своего поведения в общении, принятия решений в процессе взаимодействия и т.д.» [ ].
Деперсонофикация заключается в том, что человек обвиняет в своих неурядицах, связанных с быстро меняющейся средой, только внешние объекты. Также отметим, что человек обезличивает свое общение, он не выражает на прямую свои желания – «Я желаю», а опирается на авторитеты, на абстрактных субъектов – «Кто-то это делает, они говорят».
Но самым главным является дезинтеграция личностей, то есть не принятие вкладов других людей и как следствие личная закрытость. В.А. Лабунская подчеркивает, что: «Интериоризация отношений «игнорирования» другого неизбежно приводит к недоверию самому себе, к боязни собственных личностных проявлений, что в свою очередь является основой для формирования деструктивных, интолерантных форм поведения» [ ].
Это подтверждают исследования В.Н. Павленко, Н.Н.Корж, в которых показана тенденция снижения уровня социальной идентичности, сопровождающейся гиперперсонализацией и десоциализацией. Люди все больше ориентированы на собственную систему ценностей, убеждений и отторгают внешние социальные представления []. В.В.Муратов интерпретирует такую индивидуалистическую тенденцию как защитный механизм от общественной деперсонификации, когда личностные отношения движутся к безличным. Во многом авторы объясняют данные социально-психологические явления доминированием в обществе материально ориентированных установок, приводящее к обесцениванию личности [с.41].
М.Р. Битянова пишет: «В тревожные дни личной и общенародной судьбы потребность в подтверждении возрастает. Можно честно, без каких-либо натяжек утверждать, что сегодня вся наша страна, все мы нуждаемся в значительном объеме подтверждения» [ ]. Там же автор поясняет, что «Подтверждающая позиция – это позиция самораскрытия, обеспечивающая партнеру по общению подлинное чувство сопереживания, понимания, а следовательно, и подтверждения» [ ].
Там же: «Некоторые авторы указывают также на такую социально-психологическую особенность постсоветского человека, как заниженная самооценка, ощущение бессилия, которые являются, как известно, факторами возникновения эмоционально–насыщенного общения. С точки зрения теории фрустрации, агрессивное, деструктивное поведение возникает в связи с постоянной неудовлетворенностью базовых социальных потребностей, сопровождаемой постоянным переживанием чувства неудачи. Фрустрированный человек – озлоблен, агрессивен и жесток, поэтому становится «средством» организации конфликтных отношений и, в целом, нетолерантного общения.
Кроме вышеобозначенных социально-психологических особенностей, ряд авторов отмечают фрагментарность, стереотипность мышления, порожденные как информационной изоляцией, так и избыточностью информации в последнее время. Данные явления не способствуют видению фактов, общественных процессов в единстве их положительных и отрицательных черт, приводят к однозначным оценкам, к разделению на друзей и врагов. В практическом взаимодействии эти параметры мышления проявляются в поиске врагов, «наших» и «не наших», в создании единственной идеализированной модели действительности. Понятно, что такого рода идеализации и выступают одной из причин возникновения интолерантного общения» [ ].
Указанные выше особенности современного россиянина указывают, прежде всего, на трансформационные процессы, происходящие в российском менталитете.
А.В. Сухарев отмечает: «Субъективное восприятие и переживание человеком изменений в климато-географических условиях его жизни (в связи с миграциями, нарушением экологических условий, урбанизации), в социо-культурной сфере (в связи с миграциями, развитием средств массовых коммуникаций и информации, культурным обменом, свободой вероисповедования, плюрализмом ценностей и т. д.) и в сфере биолого-морфотипической (метисации с представителями других рас, изменение типа питания, появление экзотических инфекций и др.) сопровождается определенными психическими проявлениями» [ ]. Как указывает автор в современном мире наблюдается большое распространение депрессивных расстройств, что ведет к искаженному восприятию окружающего мира и деструктивным формам поведения в нем, характеризующих начальный этап адаптации человека к изменениям. Это также характеризует трансформацию менталитета человека.
Ученые предполагают, что возникающая в условиях трансформации социальной системы и модернизации российского менталитета неопределенность (энтропия) сознания личности, утрата ее самоидентичности во многих случаях выступают как латентный стресс-фактор, провоцирующий девиантное поведение, дисфункции социальных ролей, психосоматические и нервно-психические заболевания (И.М. Мирошник, 1998).
Исследования, проведенные в лаборатории психологии личности ИП РАН, подтвердили, что «личность и ее сознание оказались в состоянии полной неопределенности как своей социальной позиции и жизненной перспективы, так и происходящего в социуме в целом» (К.А. Абульханова, 1999).
Данная неопределенность обуcловлена ценностно-нормативным кризисом. «Кризис выражается не только и не столько в отсутствии социальных норм и ценностей, сколько в том, что сегодня они не образуют четко структурированных нормативных моделей. В итоге, переходя на новый этап социализации, человек оказывается не только на традиционном для данного этапа «перекрестке» социальных выборов, но и в ситуации, когда установленные на нем общественные «светофоры» дают противоречивую информацию, а то и не работают вовсе» [Е.П.Белинская, 2001, c.30].