опиатными рецепторами клеток мозга, что и морфин. (Подробнее о механизмах действия эндорфинов см. п. «Нервные механизмы мотиваций и эмоций».)
Теперь становится ясно, почему ориентировочный рефлекс, т. е. рефлекс любопытства, из которого со временем рождается и любознательность, обладает действием положительного подкрепления. Становится понятным, почему не только люди, но и животные,и особенно молодые, активные и деятельные,столь любопытны. Действительно, разве не должен вызывать удивление, например, факт, что для того чтобы обучить обезьян различать близкие по тональности звуки, достаточно разрешать им в случае правильного ответа открывать окошко и наблюдать за тем, что происходит в соседней лаборатории. Эндорфинное самоподкрепление в ответ на новизну объясняет постоянное стремление животных к получению новой информацию, а значит,и к взаимному общению как одному из важных источников такой информации.
Интересным аспектом эндорфинного эффекта новизны является его индивидуальная специфика. Хорошо известно, что величина ориентировочной реакции и степень ее угасания значительно отличается не только у разных людей, но и у разных животных. Например, даже щенки и котята одного помета четко различаются по характеру, по склонности к игре и по степени реакции на новизну. На основании всего сказанного можно предполагать, что врожденные, наследственно приобретаемые индивидуальные особенности характера в определенной степени формируются в зависимости от количества рецепторов специализированных клеток мозга, воспринимающих нейрогормоны, в том числе и эндорфинного характера, в зависимости от характеристик этих рецепторов, например, от степени связывания этих рецепторов с нейрогормонами, от скорости разрушения этих комплексов и т. д. С другой стороны, другие жизненно важные мотивации, связанные с безопасностью, также требуют активного общения между отдельными особями сообщества социальных существ, вне зависимости от того, являются ли эти особи людьми или животными. Причем, как следует из результатов экспериментов по сопереживанию у животных, оборонительное поведение, поведение, связанное с защитой, играет огромную роль у животных разного уровня развития. В качестве примера можно привести, скажем, хорошо известные факты поведения птиц-родителей при защите своих птенцов, факты воспитания различных навыков, связанных с обороной, коллективной взаимообороной, скрытностью, поведением в сообществе и т.д. Те же самые выводы о необходимости социального поведения, общения и обмена информацией могут быть сделаны и при анализе любых других первичных мотиваций, таких, как потребность в пище, тепле, воде и т.д.
Таким образом, социальное поведение животных во всех своих проявлениях представляет собой способ удовлетворения комплекса мотиваций, т. е. исходных, спонтанных, абсолютно первичных потребностей живых организмов. В свою очередь, социальное поведение выражается через наличие таких взаимных отношений между отдельными особями, которые имеют смысл «сопереживания» или «эмоционального резонанса». При этом следует проводить очень тонкое и очень четкое различие между фактами, описывающими такие взаимные отношения у животных, и смыслом, который вкладывают люди, когда говорят о подобных отношениях в своей среде.
Попытаемся рассмотреть некоторую модель такого различия. Будем исходить из предположения, что у животных эффект сопереживания реализуется только на уровне передачи специальных сигналов, сообщающих информацию об опасности или наличии пищи. Определенные движения, позы, определенная мимика воспринимаются другим животным как сигнал, сообщение об опасности или наличии положительных воздействий.
Кстати говоря, происхождение этих сигнальных движений, поз и мимики, по-видимому, непосредственно связано с поведением, соответствующим этим сигналам. Например, болевое воздействие вызывает вполне определенную реакцию в виде поджимания лапы, втягивания головы, визга, отпрыгивания и т.д. Для восприятия такого рода сигналов и для наличия правильного на них реагирования от животного не требуется совершения никаких действий по осознанию ситуации, никаких рефлексий и мысленных процедур с использованием таких понятий, как «я», «он», «внешний мир», «сочувствие» и пр.
Тем не менее наличие такой комбинации сигналов мимики, поз, движений дает воспринимающему животному (животному-реципиенту) прогнозную информацию о том, что может случиться с ним в ближайшем будущем. В связи с этим представляется неудивительным и вполне вероятным возникновение у воспринимающего животного того же самого комплекса потребностей и эмоций, что и у особи, передающей информацию. Смысл такого изменения внутреннего эмоционально-мотивационного состояния состоит в заблаговременном формировании упреждающего поведения. В итоге для нескольких особей рождается не только некоторое общее, совместное поведение, но и некое общее, объединяющее их когнитивное и эмоционально-мотивационное состояние.
Причины, источники возникновения и необходимости такой группы чувств, как сострадание, сочувствие, жалость, мы уже рассматривали ранее, при анализе поведения животных. Могут ли что-то сообщить нам исследования на животных об истоках таких чисто человеческих чувств, как, например, любовь или дружба? Следует специально отметить, что, говоря об истоках, причинах возникновения чувств, совсем не обязательно иметь в виду прямую передачу по наследству каких-то нейронных или молекулярных механизмов, ответственных за возникновение предпосылок для появления этих чувств. Дело может обстоять иначе и в каком-то смысле не менее сложно. В эволюционной теории такой механизм называется конвергентным приспособлением, и его суть состоит в неизбежности появления у неродственных видов одинаковых приспособлений и механизмов в тех случаях, если эти виды находятся в одинаковых условиях существования. Классическими примерами является появление аналогов крыльев — летательных перепонок у белок и у летающих рыбок, аналогов волос и ног у некоторых видов придонных рыб и т. д. С другой стороны, не следует забывать и о том, что самые разные представители животного и даже растительного мира обладают во многом общим биологическим материалом, служащим для построения различных сложных белковых и небелковых молекул тела. Например, по данным молекулярной биологии такая типичная для живых существ молекула, как гемоглобин, являющаяся, как известно, основным функциональным компонентом красных кровяных телец и связанная с функцией переноса кислорода, отличается у человека и обезьяны примерно по 4% аминокислотных остатков. При этом, однако, стоит отметить, что у молекул гемоглобина многих морских червей, насекомых, примитивных рыб также имеется определенное сходство с молекулами гемоглобина млекопитающих (2, I, 279).
Возвращаясь к проблеме возникновения чувств, стоит вспомнить описанные выше эксперименты, показывающие наличие «эмоционального резонанса» и сострадания у животных. Эти и многие другие данные свидетельствуют о том, что по своему происхождению чувства любви, сострадания, милосердия и сочувствия имеют родственные корни. Но при этом сама сущность таких корней поражает и вызывает удивление. Многие этологи, т. е. люди, детально и профессионально изучающие поведение животных, считают, что истоки таких чувств, как дружба, любовь, справедливость, связаны не с чем иным, как с подавленной агрессивностью!
Личные отношения, т. е. отношения, в которых отдельные особи узнают друг друга, помогают друг другу в совершении общих дел, например, таких, как забота о потомстве, добывание пищи или охрана территории, имеют место только у животных с высокоразвитой внутривидовой агрессией. Причем такие дружеские узы тем прочнее, чем большей агрессивностью обладает соответствующий вид. Стайные животные, лишенные внутривидовой агрессии, т. е. не вступающие в борьбу друг с другом за полового партнера, пищу или территорию, казалось бы, в первую очередь должны демонстрировать дружеское поведение. Однако ничего подобного не бывает никогда, объединение таких животных, по образному выражению К.Лоренца, всегда анонимно.
Особенно ярко связь агрессивности и личного дружелюбия проявляется у животных, которые в зависимости от времени года и стадий своего развития попеременно становятся то агрессивными, то индифферентными друг к другу. К таким животным относятся, например, многие типы рыб или птиц. Оказывается, что любое персональное взаимодействие у представителей таких видов имеет место только в периоды агрессивности и исчезает, как только исчезает агрессия. Персональные узы, личное взаимодействие конкретных особей, конечно, возникли для целей совместного решения тех или иных задач, связанных с сохранением вида, в первую очередь, в связи с задачами заботы о потомстве. Однако механизм реализации такого совместного поведения оказался возможен только при использовании энергии заторможенной агрессии.
В этом плане интересно остановиться еще на одном способе использования агрессивного начала в процессе совместного решения задачи. Этот способ получил название «науськивания» и заключается в особом поведении птиц, связанных узами личных отношений. В этом поведении одна из птиц, обычно самка, в процессе агрессивного поведения указывает клювом не на партнера, а на соседнюю птицу, обычно самца, зашедшего на территорию пары. После нескольких повторов такого рода подбиваемый к агрессии самец, как правило, вступает в бой и отгоняет противника от гнезда или от центра своей территории.
При этом следует отметить, что внутривидовая агрессия, естественно, намного старше, чем самые первые проявления личных связей. Так что симметрия в данном случае отсутствует: внутривидовая агрессия без личных связей возможна, однако личные отношения без внутривидовой агрессии — нет.