Исследования подтверждают, что системы управления или руководства людьми, стимулирующие самоэффективность, будут на самом деле способствовать их здоровью и счастью (Deci & Ryan, 1987).
- Заключенные, у которых есть какая-то возможность контролировать обстановку вокруг — передвигать стулья, включать и выключать свет, решать, смотреть ли телевизор, испытывают меньшее напряжение, реже болеют, среди них меньше случаев вандализма (Ruback & others, 1986; Wener & others, 1987). - У работников, имеющих большую свободу при выполнении заданий и принятии решений, лучшее моральное состояние (Miller & Monge, 1986).
- Обитатели домов престарелых и тому подобных учреждений могут прожить дольше и, без сомнения, чувствуют себя более счастливыми, когда им предоставляется свобода выбора в таких вопросах: что съесть на завтрак, когда пойти в кино, встать ли рано, лечь ли поздно и т. д. (Timko & Moos, 1989). - Обитатели приютов для бездомных, осознающие, что у них нет выбора даже в том, когда им есть и спать, и что в их жизни многое определяется не ими самими, скорее всего будут беспомощны и пассивны в поисках работы и жилья (Burn, 1992).
Размышления о самоэффективности
Хотя психологические исследования, посвященные изучению самоконтроля, начались сравнительно недавно, сама мысль, что для человека очень важно ощущать личную ответственность за свою жизнь и реализовать свои потенциальные возможности, не нова. В свое время фраза «ты можешь сделать это» — лейтмотив книг Горацио Элджера о быстром обогащении — стала настоящей американской мечтой. Ее можно найти и в бестселлере 50-х годов «Сила позитивного мышления» Нормана Винсента Пила (Norman Peal «The Power of Thinking») («Если мыслить позитивно, то и результаты будут позитивными. Все очень просто»), а также в многочисленных брошюрах и видеокурсах из цикла «Помоги себе сам», которые ведут людей к успеху через создание у них позитивного настроя мышления.
Изучение самоконтроля дает нам большую уверенность в таких традиционных добродетелях, как настойчивость и надежда. Однако Бандура подчеркивает, что самоэффективность вряд ли возрастет от одного только самовнушения («Я могу, я могу, я могу...») или от чрезмерного восхваления, что возносит человека в небеса, как воздушный шарик («Ты просто гений!»). Главный источник ее роста — пережитый опыт успеха. Если ваши первые усилия похудеть, бросить курить или улучшить школьные оценки эффективны, ваше самоуважение возрастает.
Освоив физические навыки сопротивления насильнику, женщины чувствуют себя менее уязвимыми, меньше тревожатся и лучше владеют собой (Ozer & Bandura, 1990). После первых академических успехов у студентов растет мнение о своих способностях, что, в свою очередь, нередко побуждает их трудиться еще упорнее и добиваться большего (Felson, 1984; Marsh & Young, 1997). Сделать все возможное и достичь желаемого — значит почувствовать себя более уверенным и могущественным.
Это и есть сила позитивного мышления. Но давайте вспомним, с чего мы начали наше рассуждение о самоэффективности: любая истина, оторванная от окружающих ее истин, это только половина истины. Истина, заключенная в идее самоэффективности, может вдохновить нас не смиряться перед неблагоприятными обстоятельствами, не отступать после первых неудач, прилагать усилия, борясь с сомнениями. Но, чтобы маятник не качнулся слишком далеко в сторону этой истины, мы должны вспомнить, что это еще не вся история. Если с помощью позитивного мышления можно создать все, что угодно, то тем, кто несчастлив в браке, беден или подавлен, некого винить, кроме самих себя. Черт побери! Если бы мы только были упорнее, дисциплинированнее, вели бы себя умнее! Не признавая, что иногда трудности вызваны социальными условиями, мы можем впасть в искушение обвинять во всех проблемах и провалах исключительно самих людей, в том числе и самих себя. Ирония судьбы заключается в том, что все величайшие в жизни разочарования, так же как и величайшие достижения, рождаются из высочайших надежд. Чем грандиознее наша мечта, тем большего мы можем добиться — и тем больше мы рискуем сорваться.
Кроме того, критики ставят под сомнение утверждение популярной психологии, что позитивная самооценка — секрет успешной, счастливой жизни. Если ребенок плохо успевает в школе и непослушен, если его травят товарищи или, наоборот, если он слишком стремится к лидерству, популярная психология заключает, что у него дефицит самоуважения. С этой точки зрения решение проблемы будет укреплять самоуважение ребенка, отчасти с помощью позитивных утверждений, которые заверяют наших детей в том, что они хороши такие, какие есть. Взрослые тоже могут подкармливать свое самоуважение заклинаниями «О, какой я замечательный» или «День за днем так или иначе я становлюсь все лучше и лучше».
Низкая самооценка, как мы видели, действительно взаимосвязана с злоупотреблением наркотиками, правонарушениями и плохой успеваемостью. Однако психологи Уильям Дэймон (William Damon, 1995), Робин Доуз (Robyn Dawes, 1994), Марк Лири (Mark Leary, 1998), Рой Баумайстер (Roy Baumeister, 1996) и Мартин Селигман (Martin Seligman, 1994) колеблются в выборе, где здесь причина, а где следствие. Они также сомневаются в том, что самоуважение, произрастающее от позитивного мышления, действительно «броня, что защищает ребенка» от подобных проблем. Быть может, все происходит с точностью до наоборот: это трудности и неудачи ведут к низкой самооценке. Не исключено, что самооценка отражает то, как в действительности у нас идут дела; и посему лучший способ повысить ее — это добиться нелегкой победы.
Вопреки широко распространенному мнению, вряд ли низкая самооценка — беда нашей культуры в целом. (Вспомните наше обсуждение пристрастия к «игре в свою пользу».) Более того, и у самоуважения есть темная изнанка. Мальчики-подростки, вступающие в сексуально активную жизнь в «недопустимо раннем возрасте», обычно имеют самооценку выше среднего уровня. То же наблюдается у главарей подростковых банд, крайних этноцентристов и террористов, отмечает Робин Доуз (Robin Dawes, 1998). Молодой человек с ощущением особой значимости своего «я», будучи принижаемым или подавляемым обществом, становится потенциально опасным (Bushman & Baumeister, 1998).
«Все эти горячие призывы поднимать свою самооценку большей частью находятся где-то на уровне от фантазий до пустой болтовни», — пишет Баумайстер (Baumeister, 1996), который подозревает, что, возможно, именно он «опубликовал больше всех результатов по исследованию самооценки». Эффект самоуважения на самом деле «незначительный, ограниченный и не во всем положительный».
Обладатели завышенной самооценки, сообщает Баумайстер, чаще других бывают несносны, перебивают в разговоре и нелицеприятно комментируют слова собеседника (в противоположность более скромным обладателям низкой самооценки). «Я прихожу к выводу, что самоконтроль в десять раз лучше, чем самоуважение».
В таком случае стоит пожелать себе не заниматься ни раздуванием своего эго, ни циничным самоуничижением. Лучше смешать хорошую дозу позитивного мышления с достаточным количеством реализма, дающего возможность отделить вещи, которые мы можем контролировать, от вещей, которые мы контролировать не можем. Прийти к такой мудрости поможет вам знаменитая молитва теолога Рейнхольда Нибура: «О Боже, ниспошли нам благодать спокойно принимать то, что мы не в силах изменить, мужество изменить то, что нужно, и мудрость, чтобы отличить одно от другого».
Понятия для запоминания
Локус контроля (Locus of control); лат. locus — место, месторасположение — один из терминов социальной психологии, используемый относительно воспринимаемого источника контроля над собственным поведением. Люди в разной степени воспринимают свою жизнь как контролируемую «изнутри», то есть зависящую от собственного поведения, или «извне», то есть зависящую от внешних сил.
Приобретенная беспомощность (Learned helplessness) — ощущение безнадежности и покорности, испытываемое людьми или животными, которые воспринимают себя как неспособных контролировать повторяющиеся неприятные для них события.
Самоэффективность (Self-efficacy) — чувство собственной компетентности и эффективности. Отличается от самоуважения и чувства собственного достоинства. К примеру, у спортсмена может быть высокая самоэффективность и низкая самооценка.
Глава 9. Поведение и убеждения
Что первично — убеждения или поведение? Внутренние установки или внешние действия? Характер или образ действий? Какова взаимосвязь между тем, что мы есть (внутри себя), и тем, что мы делаем (во внешнем мире)?
Ответы на эти вопросы (из той же серии, что и вопрос о курице и яйце) могут быть прямо противоположными. «Прародительница любого действия есть мысль», — писал в 1841 году американский эссеист Ральф Уолдо Эмерсон. Премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли высказал прямо противоположное: «Мысль — это дитя действия». И все же большинство людей на стороне Эмерсона. В основе наших наставлений, нравоучений и рекомендаций, как правило, лежит предположение, что поведение в обществе определяют личные убеждения: если мы хотим изменить поведение людей, прежде всего нам нужно изменить их души и разум.
Влияют ли установки на поведение?
Установки — это убеждения или чувства, способные влиять на наши реакции. Если мы убеждены, что некий человек нам угрожает, то можем чувствовать к нему неприязнь и поэтому действовать недружелюбно. «Измените у людей образ мыслей,— говорил борец за гражданские права южноафриканцев Стив Бико, эхом вторящий Эмерсону, — и действительность никогда уже не будет прежней».
Веря в правоту этих слов, социальные психологи в 40-х и 50-х годах тщательнейшим образом изучали факторы, влияющие на установки. И как же они были шокированы, когда десятки исследований, проведенных в 60-е годы, показали: то, что люди думают и чувствуют, зачастую имеет совсем мало общего с их реальным поведением (Wicker, 1971). В частности, было установлено, что отношение студентов к шпаргалкам весьма слабо связано с тем, насколько часто они к ним прибегают. Заявление о том, как человек относится к церкви, позволяет лишь отдаленно догадываться, посещает ли он воскресные службы. А то, что люди говорят о своем отношении к представителям других рас, подразумевает некоторые вариации в поведении при столкновении с реальными межрасовыми ситуациями. Создается впечатление, что люди говорят об одном, а играют в совсем другие игры.