К тому же выводу, следуя аналогичным, через изучение взаимоотношений языка и сознания, но все же своим путем, приходит А.Р. Лурия [16, с. 59]. Психологизация анализа опосредования познавательных процессов привела его к выделению внутренней и внешней стороны значения. Вне
шняя сторона закрепляется в самом слове, в его структуре (например, суффиксы «оньк — еньк» обозначают уменьшительно-ласкательный оттенок значения). Под внутренней сущностью значения имеется в виду «отвлечение известных признаков и обобщение их, отнесение их к известной категории. Это известная система значений или связей, которая скрывается за словом, независимо от наличия или отсутствия его внешних морфологических признаков». Продолжая анализировать специфику мыслительных процессов, А.Р Лу-рия приходит к выводу, что «смысловая структура слова не исчерпывается значениями, выделяется еще его другая сторона, которая обычно обозначается термином «смысл» [16]. Под смыслом слова А.Р. Лурия понимал его индивидуализированное, субъективное значение, которое слово приобретает в конкретной ситуации. Каждое слово имеет потенциально много значений, т.е. вызывает много альтернативных связей. Выбор альтернатив имеет разную вероятность. «Для одного человека из многих альтернатив с большей вероятностью будет выбрана одна и с меньшей вероятностью — другая, а для другого — наоборот» [16, с. 84]. Смысл как раз и является тем субъективным компонентом, который позволяет раскрыть психологический контекст сущности психического. «В значении зафиксирована... когнитивная тенденция, и в нем самом по себе не представлены волевые и личностно-смыс-ловые образования. Значение в отличие от смысла надинди-видуально и надличностно» [16, с. 94].
Рассмотрение познавательных процессов лишь через призму значений неминуемо приводит к объективистической ошибке, «к псевдообъективному пониманию, в котором потеряна субъективная оценка», привнести которую можно лишь через смысл. «Сознание как отношение к миру психологически раскрывается именно как система смыслов, а особенности его строения — как особенности отношения смыслов и значений. Развитие смыслов — это продукт развития мотивов деятельности, развитие же самих мотивов деятельности определяется развитием реальных отноше
ний человека к миру, обусловленных объективно-историческими условиями его жизни. Сознание как отношение — это и есть смысл, какой имеет для человека действительность, отражаемая в его сознании» [8, с. 241]. Значение и смысл в сознании отнюдь не тождественны, они почти всегда расходятся, и эти расхождения зависят от устойчивого общественного опыта человека («уголь» для художника — это то, чем рисуют, для истопника — то, чем топят печь, для химика — это вещество), от контекста, в котором фиксируют данные понятия (слово «уголь» в учебнике по химии будет означать совершенно другое, чем в книге о живописи), от индивидуального и особенно от эмоционального опыта человека, определяют специфику внутреннего противоречия сознания, стимула интеллектуальной продуктивности. «При определенных условиях несовпадение смыслов и значений в индивидуальном сознании может приобрести характер настоящей чуждости между ними, даже их противопоставленности» [8, с. 198].
Положение А.Р. Лурия о том, что «значение слова есть предмет лингвистики, а смысл есть предмет психологии» [16, с. 34], подчеркивает их альтернативность, но одновременно говорит и о том, что вне этого противоречия, раскрытого в разных аспектах, невозможно понять сущности мышления. «Смысл — это всегда смысл чего-то. Поэтому субъективно смысл как бы принадлежит самому переживаемому содержанию. Хотя смысл и значение интроспективно кажутся слитыми в сознании, они все же имеют разную основу, разное происхождение и изменяются по разным законам. Они внутренне связаны друг с другом, но только отношениями: скорее смысл концентрируется в значении (как мотив в целях), а не значения в смысле» [8, с. 249].
«Отношение значения и смысла есть отношение главных «образующих» внутреннего строения человеческого сознания, мы бы сказали более категорично: это отношение и есть его главная «образующая» [8, с. 198].
Решение проблемы соотнесенности значения и смысла позволило раскрыть содержание перехода от внутреннего
мыслительного плана к внешнему, охарактеризовать не только структуру, но и психологическую сущность «пути от мысли к речи» (Л.С. Выготский) как пути воплощения внутреннего свернутого смысла во внешнюю развернутую систему значений, глубже понять экстерио- и интериоризацию.
Интерес психологов к данной проблеме породил целую плеяду практических исследований. Так, Г. Меске выделил субъективный смысл как мотивационный компонент конкретной учебной деятельности, А.Г. Асеев при характеристике мотивации пользуется так называемым психологическим смыслом, В.Е. Кемеров при разработке методологических исследований проблем опирается на жизненный смысл, А.В. Запорожец, наблюдая за своеобразием функционирования интеллекта шахматистов, выделяет операциональный смысл и т.д.
А.Р. Лурия, раскрывая сущность индивидуального смысла, и, тем самым, подчеркивая его ситуативность, так или иначе, акцентирует внимание на тех характеристиках индивида (декодирование внутреннего смысла, проблема семантических или смысловых полей), которые можно рассматривать исключительно как личностные, как представляющие особую субъективную ценность для данного индивида. По-видимому, это определяется самой природой смысла, «порождаемого не значением, а жизнью».
Определяя смысл через отношения, А.Н. Леонтьев вводит категорию «личностный смысл», выражающую не ситуативный выбор из семантического поля, а интегрированную целостность психического. «Личностные смыслы отражают мотивы, порождаемые действительными жизненными отношениями», и «выражают именно его (субъекта) отношения к сознаваемым объективным явлениям» [13, с. 72].
Личностный смысл является, по существу, отношением мотива к цели, имеет объективную предметную сторону и характеризует уникальную субъективность данного индивида. «Личностный смысл — это всегда смысл чего-то: «чистый», непредметный смысл есть такая же бессмысленность, как и
Hf-предметное существо» [8, с. 244]. Именно через личностные лы значения, как устойчивая система обобщений, сто-ая за словом, одинаковая для всех людей, начинают принадлежать конкретному человеку и выражать его индиви-"альность. «Функционируя в системе индивидуального со-нания, значения реализуются не сами по себе, а через движение воплощающегося в них личностного смысла — этого для себя — бытия конкретного субъекта» [8]. «Личностный смысл, следовательно, связывает значения с реальностью жизни субъекта в этом мире, с его мотивами. Личностный смысл и создает пристрастность человеческого сознания» [8].
Конкретизируя вопрос о соотношении личностного смысла и смысла в его более общем понимании, А.Н. Леонтьев отмечал [13], что между ними существует так называемая смысловая дистанция. Она может быть значительной, средней и короткой, в зависимости от степени совпадения личностного смысла воспринимающего субъекта и смысла, который заключен в контексте воспринимаемого. Короткая смысловая дистанция возникает лишь при условии соответствия смысла контекстуального с предметным миром коммуникатора, сферой действительных мотивов его деятельности, его целостного бытия. Только при этом условии личностный смысл может стимулировать усвоение и осо-знавание смысла, помогает субъекту постигнуть всю глубину авторского замысла при прочтении книги, просмотре спектакля, восприятии произведений искусства.
Будучи производным от реального бытия субъекта, ориентированным на предмет деятельности и, тем самым, — предметным, личностный смысл, однако, не зависит в значительной степени от осознания, его переживающего, и полностью некодифицируем. Суть личностного смысла невозможно воплотить в систему значений, поскольку генетически он принадлежит всем уровням психического отражения, а не только сознаваемому.
3 Психо.1
Формы личностного смысла
В.К. Вилюнас различает эмоционально-непосредственную и вербализированную формы существования личностного смысла, которые в то же время являются и стадиями развития смысла. Вербализованная форма «шире» и «богаче» непосредственной, поскольку в ней происходит восстановление в значениях мотивационной обусловленности смысла, т. е. осознание породивших его отношений. Зато эмоционально-непосредственная форма «истиннее» вербализованной, так как мотивационная обусловленность выступает здесь прямо, вне опосредования процессами осознания. Однако далее при вербализации личностного смысла неправильно было бы полагать, что «мы можем выразить его в «готовом», суммированном и целостном виде» [3]. Интроспективно личностный смысл не выявляется абсолютно, в осознавании он существует лишь в относительных формах, осознанный более или менее глубоко. Эта особенность становится понятной, если рассмотреть взаимодействие уровней личностного смысла с точки зрения систем более и менее высокого порядка, согласно которой, система более высокого порядка подчиняет себе систему менее высокого порядка. Следовательно, вербализованный личностный смысл включает в себя и эмоционально-непосредственный, неосознаваемый смысл, влияющий, однако, на личностно-смысловые проявления.