Смысл директивы «не делай» Гоулдинги расшифровывают так: «Не делай сам: это опасно, за тебя это сделаю я». Дети и взрослые, попавшие под влияние этой перспективы, мучительно страдают в начале каждого нового дела, даже хорошо знакомого — подготовка тезизов к конференции, стирка белья или генеральная уборка. Они бессознательно откладывают начало своих действий, часто попадают в цейтнот, бессознательно ожидая помощи мамы и тогда, когда мамы нет в живых. Они напрасно упрекают себя в слабоволии. Дело здесь в бессмысленном послуша
нии: ведь мама уже не придет. Таким людям полезно начинать новое дело в присутствии кого-то из значимых людей или в группе, «обязываться» точными сроками исполнения работы.
Директива «не чувствуй себя хорошо» передается близкими или теми, кто воспитывает ребенка, когда они говорят в его присутствии, что, он слабенький (больной и т.д.), написал контрольную на отлично или убрал в квартире. Сам факт присутствия в классе, на рабочем месте больного человека ассоциируется с ощущением собственного подвига, а у остальных должен вызывать чувство вины: ведь он, плохо себя чувствующий, более эффективен. Эти люди не симулируют болезнь: они используют реальное заболевание для получения психологической выгоды. Им нужно постоянно быть в состоянии нездоровья: в результате ухудшается и их состояние, особенно, если кто-то из окружающих пренебрегает его состоянием или неуместно, некорректно язвит на этот счет. Постепенно история жизни таких людей трансформируется в историю болезни.
Все названные выше и прочие симптомы деструкции семейных отношений можно свести к следующим основным критериям деструкции: односторонняя субъектность в общении членов семьи и низкий уровень позитивной генерализации восприятия ими друг друга и себя [14]. В проведенном нами исследовании супружеских конфликтов показано, что в 62% случаев брачный партнер впервые осознался как личность, способная принимать решения, лишь, когда заявлял о своем уходе из семьи [14]. Как правило, субъект-объектный стиль общения распространяется и на других членов семьи, прежде всего на детей. Следствия подобного отношения к детям становятся особенно очевидными в подростковом возрасте последних, когда возрастная потребность в доверительном общении, воспринимаясь личностью как витальная, побуждает растущего ребенка к поискам качественно иных отношений вне дома, обычно в среде сверстников.
В супружестве и в семье в целом особую значимость приобретает взаимное восприятие партнера как личности. При этом мужу важно знать, что он самый умный и мужественный мужчина; женщины же особенно чувствительны к недооценке своей личности, качества своего домашнего труда и собственной внешности; детям жизненно необходимо чувствовать, что уж в родительском доме их принимают и любят безусловно. Потребительское же отношение к себе, собственная «объектность» в глазах близких воспринимается обычно драматично и чрезвычайно болезненно: «Я для нее словно кухонный шкаф, который замечают, лишь если отвалилась дверца. Мною можно манипулировать, не справляясь о моих чувствах. Встретив A.M., я впервые понял, что могу интересовать кого-то как личность. Лишь в 35 лет я, доктор наук, узнал, как много это значит для человека».
Для большинства женщин идеал мужчин, за которых они хотели бы выйти замуж, описывается фактически несочетаемыми качествами: достаточная мужская сила и нежность, доверчивость и независимость, способность бесконечно говорить теплые слова, легкость и умение общаться с женщинами, а также — необыкновенная преданность семье. Подобная картина выявляется и при опросе мужчин. Идеальная жена, по их мнению, должна уметь заработать на жизнь, быть хорошей хозяйкой, нежной и заботливой женой, матерью, образованной женщиной, готовой к самопожертвованию во имя семьи, ее терпимость к жизненным трудностям должна сочетаться с неревнивостью и умением защитить интересы мужа и детей.
В приведенных «идеальных портретах» желаемых супругов представлен жизненный, любовный и сексуальный опыт в сочетании с ориентацией на прочные моногамные отношения.
Отсутствие в реальной жизни такого человека блокирует сколько-нибудь постоянные связи с лицами противоположного пола, мешает вступлению в брак, а в браке,
будучи нескорректированным, может провоцировать конфликты.
Описанный психологический феномен обозначен нами как «модель принца». «Модель принца» — это тот идеальный масштаб, относительно которого оценивается потенциальный или реальный супруг. Особенности функционирования этой модели могут быть диагностическим и прогностическим признаками качества отношений между партнерами. Высокий уровень позитивности восприятия в стабильных парах поддерживается устремленностью личности увидеть, активно отыскать в характеристиках брачного партнера положительные качества, подтверждающие идеальный масштаб. Отрицательные черты супруга оцениваются как нормальные, неизбежные, менее значимые либо как преходящие. Напротив, в нестабильных парах субъект активно ищет и обнаруживает негативные характеристики, подтверждающие его «главную идею» о несоответствии партнера идеальному образу. Все эти факты часто встречаются в практике психолога.
Например, молодая женщина имеет множество претензий к мужу, его родителям и готова к разводу. Консультативная беседа помогает ей осознать главную причину конфликтов в семье: Юра изначально не соответствует девичьим фантазиям о «достойном» муже. Он не высок, избыточно «кругл», излишне зависим от родителей, наконец, он принадлежит к той ветви адыгов, которая до наших дней тщательно следует национальным семейным обычаям, априорно предписывающим женщине определенный образ жизни и прежде всего в семье. Но ведь эти особенности семьи будущего мужа были известны Замире до брака. Внешне приняв их, но внутренне тяжело страдая от значительных ограничений личностной свободы, она по сути копит обиды, которые уместнее было бы адресовать истории и самой себе. Кроме того, девушка походя сообщает, что ее не интересуют мысли и чувства свекрови и мужа, но тут же красочно описывает свои переживания оттого, что в этой
семье ее никто не понимает, никто не интересуется ее внутренней жизнью, не разделяет ее тревог.
В быту существует еще один миф — образ желаемого для родителей ребенка. Об этом свидетельствуют данные литературы и предпринятого нами небольшого исследования [15]. В нем приняли участие 100 мужчин и 100 женщин разных возрастов. Мы пытались выявить признаки, желательные для мальчика и девочки. Разброс мнений был велик, но, в целом, детям обоего пола предписывались такие качества: физическое здоровье, послушание, самостоятельность, любовь к родителям, практицизм, высокий интеллект, преданность семье, самодостаточность, нежность, доверчивость, критичность ума.
Приведенные выше качества даны в порядке предпочтения и фактически являются взаимоисключающими. Однако суть большинства из них сводится к тому, чтобы «быть удобными» для родителей и воспитателей. Хороший ребенок причиняет минимум беспокойства. Это отмечал Я. Кор-чак [8], когда писал, что все современное воспитание направлено на то, чтобы ребенок был удобен. Для этого взрослые последовательно, шаг за шагом, стремятся усыпить, подавить, истребить все, что является свободой и волей ребенка, стойкостью его духа, силой его требований. Вежлив, послушен, хорош, удобен, но у взрослых и мысли нет о том, что будет внутренне безволен и жизненно немощен. Объяснительный же принцип этой установки сводится исключительно к интересам ребенка: чтобы не вредил себе. К несчастью, часто именно фактор мифического «удобства» инициирует избыточную «воспитательную» активность членов семьи по отношению и к взрослым членам семьи: супругам, прародителям и т.д. Люди довольно быстро привыкают к тому, что другие и, прежде всего, их близкие вполне соответствуют их идеальной «модели принца», ведут себя вполне приемлемым образом [14]. Все достоинства близкого человека (партнера по браку, ребенка, родителей) воспринимаются как раз и навсегда данные, как некая
норма, которая по определению не требует хотя бы ответной психологической поддержки (подкрепления) в форме высказываемой вслух искренней благодарности или ответного подобного поведения.
Так, Марина подробно рассказывает о своих муках в браке, о несовершенстве мужа, о «несуразных» его родителях. Только уступая настойчивой просьбе психолога, она, будучи вовлеченной в актуальный конфликт с мужем, с трудом воспроизводит его образ: «Ну, он обыкновенный. Ему 27 лет. Он, как все, институт окончил с отличием. Начальник СМУ Он, как многие сейчас, английский и компьютер знает. Зарабатывает на основной работе в целом нормально — около 2,5 млн. Как всякий, он жену и ребенка любит.... Затем она безуспешно пытается найти среди широкого круга своих знакомых подобного «нормального» мужа и отца. И понимает, что давно перестала ценить реальные достоинства мужа, что, к несчастью, в семью перенесла навыки общения инспектора налоговой полиции с недобросовестными клиентами, что ее «психологические эксперименты» с мужем фактически спровоцировали его к супружеской измене, а теперь планомерно ведут к разводу.