75
ком сильно отделены друг от друга, и от всесторонне образованного воспитателя ожидается, что он имеет некоторую осведомленность не только в соматических детских болезнях, но, по-видимому, и в отношении душевных расстройств. Существует пять основных групп душевных расстройств у детей. Интеллектуально дефектный ребенок. Самый частый случай - это имбецильность, которая характеризуется главным образом низким интеллектом и общей неспособностью к пониманию. Больше всего выделяется тип флегматичного, медлительного, тупого и глупого ребенка. Среди них бывают такие, которые, несмотря на значительное интеллектуальное убожество, отличаются богатством сердца, а именно верностью, привязчивостью, преданностью, надежностью и самоотверженностью. Более редким и трудным для распознания в качестве имбецила является тип легко возбудимого и раздражительного ребенка. У него, несомненно, такой же дефицит интеллекта, как и в первом случае, но зачастую он выражен односторонне. От этих врожденных, практически неизлечимых и едва ли вообще поддающихся воспитанию форм следует отличать ребенка с отстающим интеллектуальным развитием. Его развитие очень замедленно, по временам почти неприметно, и часто требуется искусная диагностика сведущего психиатра, чтобы разобраться, идет ли здесь речь об идиотии или нет. Нередко такие дети обнаруживают чувственную реакцию, свойственную имбецилам. Однажды я консультировал мальчика в возрасте шести лет, страдавшего сильными припадками бешенства, во время которых он крушил свои игрушки и чуть ли не всерьез угрожал своим родителям и воспитательнице; кроме того, "он не желал говорить", как это мне представили родители. Это был маленький, откормленный ребенок, в высшей степени подозрительный, своенравный и нигилистически настроенный. Он явно был идиотом и просто не мог говорить. Он никогда этому прежде не учился. Однако его идиотия была не столь тяжела, чтобы объяснить дефект речи. Его общая манера поведения указывала на невроз. Если бы маленький ребенок не выказывал симптомы невроза, не следовало бы тра-
76
тить слишком много времени на исследование его бессознательного. Следовало бы начать разыскание в другом месте - прежде всего у матери, потому что, как правило, почти всегда родители являются либо прямыми инициаторами невроза у ребенка, или по крайней мере его важнейшими компонентами. В данном случае я обнаружил, что ребенок был единственным мальчиком среди семи девочек. Мать была честолюбивой и своенравной женщиной, которая восприняла как оскорбление, когда я ей сказал, что ее сын ненормален. Она умышленно вытесняла знание о недугах мальчика; он просто должен был быть интеллектуальным - если же не мог, то, значит, не хотел из-за скверных намерений и злобного упрямства. Естественно, мальчик ничему не научился, и это было много меньше того, что он был бы способен усвоить, если бы ему выпало счастье иметь разумную мать; кроме того, он охотно повиновался тому, к чему его принуждало честолюбие матери, а именно к злобству и своенравию. Так как он был совершенно бестолковым и замкнутым в себе, то его приступы бешенства исходили из одного только отчаяния. Однажды имел место случай, когда четырнадцатилетний мальчик при очень сходных обстоятельствах - в приступе гнева - убил топором своего приемного отца - к нему также предъявляли чрезмерные требования. Отставание в интеллектуальном развитии нередко случается у первенцев или у детей, чьи родители отчуждены друг от друга из-за душевных неурядиц. Оно может быть и последствием болезней матери во время беременности, или затянувшихся родов, или деформации черепа и кровотечения при разрешении от бремени. Если таких детей не губит честолюбие воспитателей, то они обычно в течение ряда лет достигают относительно нормального интеллектуального уровня, пусть даже позже, чем их товарищи. Вторая группа - морально дефектные дети. В случае морального слабоумия расстройство вызвано либо врожденными, либо органическими повреждениями отделов головного мозга в результате ранений или болезней. Такие пациенты неизлечимы. Они порою становятся уголовными преступниками, и источник такого злостного рецидивизма надо искать в детстве.
77
От этой группы следует тщательно отличать ребенка с остановившимся моральным развитием - патогенноавтоэротический тип. Эти пациенты являют собою жуткое концентрированное выражение эгоцентризма, душевной холодности, ненадежности, бесчеловечности, извращенности, преждевременной сексуальной активности и т. д. Такие случаи часто бывают у незаконнорожденных или приемных детей, которые никогда не вкушали счастье быть вскормленными в душевной атмосфере настоящих родителей или вкушали его недостаточно. И впрямь, эти дети страдают чуть ли не от органического недостатка того, в чем каждый ребенок имеет витальную необходимость: в психически "кормящем" внимании родителей, и особенно матери. Именно из-за этого обстоятельства внебрачные дети постоянно подвержены большей или меньшей опасности, но прежде всего и больше всего страдает их моральная сфера. К приемным родителям могут приспособиться многие дети, но не все: те, которые этого не могут, развивают крайне эгоцентрическую и безжалостную, бесцеремонно эгоистическую установку с бессознательной целью дать самим себе то, в чем им было отказано и чего им не дали родители. Такие дети не всегда излечимы. Я наблюдал одного мальчика, который в пять лет изнасиловал свою четырехлетнюю сестру, в девять - предпринял попытку убить своего отца и в восемнадцать превратился в нормального человека, удовлетворяющего стандарту, несмотря на диагноз "неизлечимое моральное слабоумие". Если фантастическая необузданность, часто склоняющаяся к таким патологиям, сочетается с хорошим интеллектом и если еще не произошло окончательного разрыва с социальностью, то эти пациенты могут, по здравом размышлении, отказаться от возможной криминальности. Конечно, при этом нужно принимать во внимание, что здравый смысл ставит болезни очень зыбкую преграду. Третья группа - случай эпилептического ребенка. Такие случаи, к несчастью, совсем нередки. Легко, конечно, распознать проявления эпилептического припадка, однако то, что известно как petit mal
* , зачастую является
* Малый эпилептический припадок (фр.).
78
очень темным и сложным состоянием, так как нет никаких видимых припадков, а есть только очень своеобразные и зачастую неприметные изменения сознания, которые тем не менее переходят в характерный психический склад эпилептика с его раздражительностью, свирепостью и алчностью, с его клейкой сентиментальностью, болезненной любовью к справедливости, его эгоизмом и суженным кругом интересов. Я, конечно, не имею здесь возможности перечислять все многообразные формы эпилептического состояния; однако, для того чтобы проиллюстрировать симптоматику, я лишь упомяну случай одного маленького мальчика, который примерно с семи лет стал обнаруживать странности. Первое, что было замечено,- время от времени он исчезал: его находили либо в подвале, либо спрятавшимся в темном углу чердака. Невозможно было получить от него объяснения, почему он вдруг убежал или спрятался. Порою он внезапно сбегал во время игры и прятал лицо в коленях матери. Сначала это случалось так редко, что на его странную манеру поведения просто не обращали внимания, но когда он потом начал делать то же самое в школе (внезапно оставлял парту и бежал к учителю), его домочадцы забеспокоились. Никто между тем не думал о возможности серьезного заболевания. Иногда посередине игры - или даже посередине фразы - он мог умолкнуть на несколько секунд, не давая объяснения и, повидимому, даже сам не ведая о факте своего затмения. Постепенно у него развился достаточно неприятный и раздражительный характер. Порою у него были припадки бешенства; однажды во время такого припадка он с такой силой бросил ножницы в свою сестру, что они пронзили ей черепную кость точно над глазом. Он чуть было не убил свою сестру. Так как родители не подумали о том, чтобы привлечь психиатра, то этот случай остался неопознанным и к мальчику отнеслись просто как к злому ребенку. Двенадцати лет он имел первый объективно наблюдаемый эпилептический припадок, и только после этого болезнь была обнаружена. Несмотря на большие затруднения, мне все же удалось выведать у него, что в шесть лет им внезапно завладел страх перед неизвестным существом. Когда он оставался один, им овладевало чувство, будто кто-то присутствует. Позже он
79
заметил маленького человечка с бородой, которого он, правда, никогда прежде не видел, однако мог описать во всех деталях черты его лица. Этот человек однажды вдруг появился и так его застращал, что мальчик впервые сбежал и спрятался. Трудно было разобраться, почему этот человек был таким страшным. Мальчик был явно смущен чем-то, что для него было страшной тайной. Потребовалось много часов, прежде чем он стал настолько доверчивым, что смог мне признаться. Он сказал: <Этот человек хотел дать мне что-то страшное. Я не могу сказать, что это было, но это было ужасно. Он подходил ко мне все ближе и ближе и все время настаивал на том, чтобы я это взял. Однако я был так напуган, что тут же убежал и не взял это>. Когда он мне это сказал, то побледнел и начал дрожать от ужаса. После того как мне наконец удалось его успокоить, он сказал: <Этот человек пытался дать мне вину>.- <Но что это за вина?> - спросил я. Тогда мальчик поднялся, недоверчиво осмотрелся и сказал чуть ли не шепотом: <Это было убийство>. Когда ему было восемь лет, он едва не убил свою сестру, о чем я уже упоминал. Позже эти припадки страха продолжались, но видение изменилось. Страшный человек больше не возвращался, но теперь он видел монашенку, похожую на сестру милосердия, сначала с лицом под вуалью, а с недавних пор - с открытым лицом, бледным как смерть, которое выражало нечто в высшей степени устрашающее. В возрасте между семью и восемью годами это видение его преследовало. Припадки бешенства прекратились несмотря на растущую раздражительность; однако вместо них начались манифестируемые эпилептические припадки. Очевидно, что видение монашенки означало превращение несовместимой криминальной тенденции, символизируемой бородатым мужчиной, в манифестацию болезни