Хотя Фрейд отказался от попыток свести психические процессы к материальным, нервно-психологическим, он не был готов признать психическое, как самостоятельную универсальную реальность.
Юнг смело отбрасывает характерный для европейской культуры дуализм материи и духа, плоти и души. Мир - един, душа и организм - одно целое. Понятие "чистого Духа", "чистой материи" Юнг трактует как отвлеченности, фикции. Человек знает лишь одну реальность - психическую, он в нее погружен и с нею должен сверять свои мысли и действия.
Фрейд, в соответствии с традициями европейской науки был детерминистом. В этом отношении различие его позиций и Юнга было особенно показательно. Юнг, следуя аристотелевской традиции, признавал не только причинное, но и телеологическое объяснение. Объяснить - значит выяснить не только причину, но и цель. Детерминизм Фрейда в области психологии многим представлялся неприемлемым потому, что лишал человека свободы воли. Между тем, Юнг не только отвергал психологический детерминизм, но и убедительно доказывал, почему индивид имеет богатый выбор возможностей поведения и почему он не только может, но и должен свободно выбирать свой жизненный проект. Дело в том, что индивидуальное бессознательное содержит, по Юнгу, множество неучтенных, непродуманных, непроявленных потенций, линий развития. Многие из них забываются, увядают из-за того, что бездействуют и не упражняются. Дарвин жаловался в своей "Автобиографии", что из-за неумеренности в научной работе совсем разучился воспринимать поэзию и литературу, которыми прежде наслаждался. Забытые дремлющие способности могут быть разбужены и развиты сознательным действием воли.
Разрыв Фрейда и Юнга имел подоплеку и в их личных отношениях. Из их переписки и отзывов друг о друге видно, что оба любили подвергать друг друга анализу. Но, согласно принципу переноса, отношения врача и пациента - не симметричны. Врач - отец, а пациент - сын. Если двое людей при близком общении стремятся занять позицию отца - между ними неизбежен позиционный конфликт. В конфликте Юнга и Фрейда была, можно сказать, разыграна "эдипова ситуация". Юнг сначала согласился играть роль сына, а затем - восстал против отца.
Косвенно это подтверждается еще и тем, что Фрейд дважды терял сознание в присутствии Юнга. Причем, оба раза Фрейд воспринимал смысл того, что говорил перед этим Юнг, как символическое пожелание смерти ему, Фрейду, который считал себя духовным отцом Юнга. Один раз Юнг говорил о духовном значении некрополей, а в другой раз - речь шла о Египетском фараоне Аменхотепе, восставшем против отца. Аменхотеп велел стереть имя отца со всех памятников. Фрейд, придя в сознание после обморока, произнес странные слова: "Как, должно быть, приятно умереть..." Позже он сам истолковал их как подаваемый Юнгу знак - занять его место во главе психоаналитической ассоциации, когда его не станет. При этом Фрейд вспомнил, что на родине Юнга, в Швейцарии, имя Фрейда никогда не упоминалось в журнальных статьях, то есть было "стерто".
Фрейд и Юнг - оба - переживали свой разрыв болезненно. Юнг часто в этот период (сразу после 1913 года) видел шизофренические сны, в которых нечто целое представляется разрубленным на части. Он видел, например, во сне океан крови, в котором плавают обрубки человеческих тел, "обломки цивилизации". В соответствии со своим принципом синхронности, то есть совпадения во времени сходных по смыслу событий: личных, коллективных, исторических, он истолковывал свой разрыв с Фрейдом, раскол в психоаналитическом движении и начало первой мировой войны, как события одного ряда, имеющие одну и ту же причину - конфликт между сознанием и бессознательным европейцев, конфликт между безудержным ростом империализма и рационализма - с одной стороны - и упадком христианских верований и морали - с другой. Результат конфликта - прорыв бессознательных сил в сознание, оформившийся в вооруженное столкновение.
Юнг отличался большой чувствительностью к историческим событиям, усматривал в них личный смысл. Исторический процесс в его понимании определялся естественным развитием "массовой души", массовыми психологическими противоречиями, а не политическими интригами или убийством в Сараево какого-то принца. Если бы не долго зревший в массовом сознании "нарыв", если бы не конфликт между цивилизацией и иррациональными силами массовой души - никакой войны бы не было. В этом смысле каждый человек - виновник войны. Он к ней подходит, стоит на ее пороге, делает шаг в ее сторону. Интересно, что известный поэт и теоретик русского символизма Андрей Белый в это время испытывал подобные же ощущения. Он писал в 1913 году: "Мне казалось в первую осень войны, что это я ее вызвал, во мне начиналась она".
После разрыва Юнг отдаляется от Фрейда и свободно предается своей склонности к мистике и оккультизму, которую ставил ему в вину Фрейд. По мнению Роже Дадуна оккультизм был полем соперничества между Фрейдом и Юнгом. Каждый желал водрузить над ним свое знамя. Фрейд хотел победить оккультизм и религию наукой, а Юнг - путем вживания в культурную традицию и ее реанимации.
После разрыва Юнг и Фрейд отзывались друг о друге довольно резко. В 1914 году Фрейд писал своему коллеге Карлу Абрахаму: "Мы, наконец, избавились от этой святой скотины и его приспешников"! Юнг, признавая, что во многом обязан Фрейду, обвинял его в тенденциозности, стремлении завоевать популярность. Вненаучные цели Фрейда исказили, по мнению Юнга, научную истину психоанализа и сделали Фрейда "твердолобым", "фанатичным". Юнг считал, что Фрейд, подобно Ницше и Марксу, был критиком и разоблачителем кумиров, но его видение культуры было узким, предвзятым и искаженным. Фрейд справедливо ополчился против викторианской эпохи, с ее фальшивыми ценностями: бюргерскими представлениями о "святости домашнего очага", "святом материнстве", за которыми часто стояла грубая и неосмысленная действительность. Он выступил против необоснованной репрессии сексуальности, сказал вслух то, о чем думал каждый, но не решался сказать. Однако Фрейд совершенно неправомерно отождествил викторианские ценности с культурой вообще. Викторианская эпоха - лишь миг в истории человечества, лишь тонкий слой пыли, покрывающий коллективную душу человечества. А что Фрейд выставил против культуры? "Неаппетитные идеи" детской сексуальности, эдипова комплекса, инцеста и вражды к отцу. Эти идеи, по мнению Юнга, имеют лишь частный характер и небольшую научную ценность. Фрейд был великим разрушителем, но не созидателем. И известность свою получил не потому, что открыл новый метод лечения неврозов и занялся проблемой бессознательного, а потому что "разворошил улей", прикоснулся к вопросам огромной религиозной и философской значимости, но разрешить их - не сумел. У Фрейда не было никакой позитивной программы. (Была ли она у самого Юнга?) Кроме того, Фрейд "не знал даже элементарных вещей" в области философии. Когда он строит свои теории о человеке и обществе в нем сразу же угадывается "врач по нервным болезням". Фрейд всегда видел пред собой невротика, который с плохо скрываемым удовольствием или же неохотно рассказывает под испытующим взором врача о своих сексуальных тайнах. Но облик здорового, естественного человека вовсе не таков. Фрейдовская теория вытеснения эффективна, когда речь идет об индивидуальных неврозах определенного типа. Будучи применима к культуре в целом, к объяснению религии, морали, искусства, она выглядит убогой и абсурдной. "За автора становится просто больно, когда замечаешь недостаточность его познаний в области философии и религии", - пишет Юнг. Фрейд фанатически не любил религию. Недаром одним из его любимых изречений было вольтеровское: "Раздавите гадину"! (Вольтер имел в виду церковь).
Погружаясь в мир идей Фрейда, мы ощущаем его глубокий пессимизм, оказываемся привязанными к сегодняшнему дню, не видим будущего. Нигде Фрейду не открывается перспектива освобождения. В его мире отсутствуют помогающие, исцеляющие силы, которые естественно, без помощи врача должны приводить больного к выздоровлению. Глубокое недоверие Фрейда к культуре нельзя расценить иначе, как невроз. Конечно, XIX век, уходя, оставил множество сомнительных верований, которые Фрейд удалял безжалостно, как зубной врач удаляет очаги кариеса. Но он ничего не предлагает взамен удаляемого вещества. Наука учит, что религиозная надежда иллюзорна, неразумна. Но какую-то же надежду дает она сама?
Нельзя сказать, что Фрейд вообще не имел надежды и веры. Он верил в науку, в психоанализ, в знание. Но какой наивной, мелкой была его вера! Об этом можно судить хотя бы по такому примеру. Фрейд верил, по словам Юнга, что если расшифровать все символы невротиков, то "неврозы будут абсолютно невозможны".
Юнг говорил, что ему "посчастливилось глубоко заглянуть в душу этого человека, который был "захвачен своей идеей, чувствовал, что держит в руках ключи к тайным подземельям души человека. Он был преисполнен решимости войти в эти подземелья и ничего подобного фаустовскому ужасу перед перспективой всезнания и всепонимания не умеряло фрейдовской самоуверенности. Он хотел превратить всякую одержимость, всякую надежду, всякую веру в психологическую формулу. Но победить демонический дух, по мнению Юнга, способен божественный дух, а не человеческий интеллект. Юнг вспоминает, что в одной из бесед призывал Фрейда "испытывать духов. От Бога ли они? Но тот оказался глух к этим призывам. Везде, где только можно, он пытался лишить дух его обаяния. Психология Фрейда развивалась в узких границах материалистического мировоззрения. Фрейд не отдавал себе отчет в слабости своей философской позиции. Сила же его шокирующих разоблачений состояла в том, что в них слышалась смена эпох, смена культур.