Смекни!
smekni.com

Введение в психоанализ. Социокультурный аспект, Соколов Э.В. (стр. 19 из 64)

Значение психогигиенических идей Фрейда снижается из-за того, что он не старался осмыслить их в социальном и духовно-этических аспектах. Душевное здоровье неразрывно связано с образом жизни людей, уровнем культуры народа, соблюдением законности, от которых зависят частота, глубина, массовость травмирующих впечатлений.

ј9. Остроумие и его отношение к бессознательному.

Работа Фрейда об остроумии была следующим шагом в расширении представлений о бессознательном. Понятие "остроумие" нелегко определить. Острота есть нечто схожее с эстетической категорией комического. Она сходна с юмором, сатирой, иронией. Остроумие отличается от художественно-образных его видов. Остроумными могут быть не только пьеса или эпиграмма, но и богословский трактат, решение научной проблемы. Если сновидения и психические аномалии обыденной жизни можно рассматривать как пограничные явления, то остроумие есть ценность, талант, дар. Остроумных людей - немного. Однако и остроумцы навлекали на себя гнев и раздражение лиц, над которыми им случалось подшутить. Шутили ведь не только над авторитетными людьми, но и над политическими лидерами, идеологическими принципами. В советские времена за рассказывание политических анекдотов давали десять лет тюрьмы. Рассказанный анекдот о начальнике сплачивает слушателей в сообщество и одновременно делает их потенциальными критиками существующих порядков. Остроумие тоже является чем-то "пограничным" - но не в смысле психической нормы и патологии, а в смысле социального и антисоциального.

Остроты, как правило, индивидуальны и ситуационны. Их нельзя повторить без ущерба смысла и эффекта. Однако многие остроты допускают обобщения и превращаются в анекдоты, которые имеют уже безличный характер. Анекдот, в свою очередь, может быть развернут в комический образ, который войдет в ткань художественного произведения. Остроты почти всегда задевают чье-то самолюбие. Но для придумавшего остроту и сочувствующих ему - она есть способ возвыситься над действительностью. Остряк наживает себе врагов, его вызывают на дуэль, наказывают в уголовном порядке - если объектом его насмешки оказываются политические или религиозные авторитеты. Но остряком восхищаются, его цитируют и прославляют. Острота, таким образом, есть не только вызов и насмешка, но и нечто высоко ценимое.

Книга Фрейда об остроумии изобилует шутками и анекдотами, большей частью еврейского и английского происхождения. Англия - классическая страна буржуазного либерализма и индивидуализма. Но с пуританской моралью англичан нередко ассоциируются такие черты, как ханжество и причуды. Типичное для англичан "расслоение" прокламируемых принципов и реального поведения, известное английское лицемерие, служат питательной почвой для юмора. Именно Англию называют иногда родиной анекдотов. Известны также русские, еврейские анекдоты. Но мало приходится слышать об анекдотах индийских или китайских. Культуры восточных народов кажутся в каком-то отношении чересчур серьезными. Это можно было бы объяснить отсутствием в них контраста между сознанием и бессознательным, "верхом" и "низом", духом и материей, а также ряда других смысловых оппозиций, характерных для европейского сознания. Индусы и китайцы не ощущают столь сильно противоречия между плотским и духовным, сексуальным и моральным, упорядоченным и хаотическим, рациональным и чувственным, как европейцы. А ведь именно столкновение этих противоположностей определяет содержание многих острот.

Фрейд обращает внимание на то, что остроты возникают с помощью тех же психологических механизмов, что и сновидения, фантазии, художественные образы, т. е. с помощью "сгущения", "смещения", "символизации". Англичанин, желая знакомому приятного "викэнда" вместо "гуд холидэйс" говорит "гуд алкохолидэйс". Острота облечена в форму оговорки, что делает еще более эффектным соединение в одном слове двух близких в быту понятий: алкоголь и выходной день.

Значение острот Фрейд видит в "разрядке" бессознательных импульсов, замене "опасной" мысли компромиссным образованием. В одной из лекций Фрейд рассказывает о том, как два богача, наживших состояние не очень честным путем, заказали себе портреты у знаменитого художника и затем пригласили на званный вечер известного критика, чтобы тот оценил произведения искусства. Критик долго смотрел на портреты и указав на свободное место между ними, спросил: "А где же Спаситель"? Крест, на котором был распят Христос, как известно, был вкопан между двумя другими крестами, к которым были пригвождены разбойники. Таким образом, острота состояла в уподоблении двух богачей - разбойникам. На этом примере видно, что остроты как бы легализуют, эксплицируют запрещенные общественным мнением, властью или культурой мнения и чувства.

Все запрещенные желания являются, по Фрейду, производными от двух главных инстинктов - сексуального и агрессивного. Поэтому и остроты он делит на два типа: освобождающие сексуальность и насмехающиеся над властью, законом. Эротический анекдот завоевывает любовь слушателей тем, что высвобождает их репрессированную сексуальность. "Муж много поработал и немного отложил (денег), жена немного "прилегла" и много заработала. (По-немецки слова "отложить" и "прилечь" звучат похоже).

Насмешку над законом или властью распознать труднее.

Один попрошайка, собираясь поехать на курорт, просит денег у богатого барона. Тот соглашается дать, но замечает, что курорт, о котором идет речь, слишком дорог и было бы лучше, если бы проситель подыскал курорт подешевле. "Господин барон", - отвечает попрошайка, - "когда речь идет о моем здоровье - мне ничто не дорого". Фрейд видит смысл этого анекдота в насмешке над законом, который запрещает отказывать просящему, даже если он - бездельник. Агрессивная насмешка над требованием морали проступает и в следующем старом анекдоте: "Как поживаете"? - спрашивает слепой у паралитика. "Как видите", - отвечает тот". Слепота и телесная немощь сами по себе не смешны. В данном случае они лишь отвлекают от истинного предмета насмешки - правил этикета, которые заставляют нас спрашивать от здоровье, обмениваться любезностями с тем, кто нам безразличен. Мы спрашиваем о здоровье, когда все в порядке, но не хотим видеть явных страданий ближнего.

Остроты открывают доступ в сознание вытесненным чувствам и идеям. Но "вытесненными" - оказываются не только сексуальные влечения, но и высшие принципы гуманности, добролюбия, честности. Вот, например, характерная острота немецкого революционного писателя XIX века Л. Берне: "Пифагор принес в жертву девять быков, доказав свою теорему. С тех пор, когда в мире открывается какая-нибудь истина, все скоты дрожат от страха". Здесь замечательны смелые сближения: научной истины - с истиной об обществе; скотов - с людьми низкой культуры, физического уничтожения жертвенных животных - с возможностью ниспровержения власть имущих, обманщиков и эксплуататоров. Смысл остроты не в насмешке над культурой - а в утверждении высшей истины и справедливости.

Суть остроумия и причина его привлекательности в сближении разнопорядковых, отдаленных друг от друга идей, в попрании "здравого смысла". Но язвительно-агрессивный пафос остроумия, его "алогичность" не сводятся к голому отрицанию. Обнаружение тайного зла выявляет подчас еще более глубокий пласт скрываемого добра. Ценность остроты, рождающейся в бессознательном, в том, что она проникает в суть вещей, недоступную поверхностной и прямолинейной логике рассудка.

Фрейд подчеркивает по преимуществу антикультурный смысл остроумия. Рассказывание анекдота - это, по его мнению, скрытая попытка "соблазнения". Фрейд исходит из предпосылки о принципиальной асоциальности и аморальности бессознательного, тогда как культура в этом случае вся оказывается в области морали. Но ведь даже агрессивные остроты утверждают какую-то солидарность смеющихся, выражают радостную обязательность коллективного смехового общения. Смеющиеся люди вдруг осознают, что говорят на одном языке, мыслят одинаково.

Сравнение анекдотов европейского типа с аналогичными формами словесности восточных культур, показывает ошибочность мнения о том, что удовольствие от мысли всегда есть следствие освобождения антикультурных стремлений. Вот характерный буддистский анекдот, (коан), подтверждающий эту мысль. Одни учитель построил хижину высоко в горах. В его отсутствие туда забрался вор и стал искать, чем бы поживиться, но ничего не нашел. В это время вернулся учитель и увидев вора, сказал: "Вы затратили столько сил, чтобы добраться сюда, и мне будет жаль, если вы уйдете ни с чем. Возьмите, пожалуйста, вот это". Учитель снял с себя рубашку и протянул вору. Тот, изумленный, взял рубашку и поспешил вниз. Тогда учитель сел на порог хижины и, наслаждаясь зрелищем полной луны, подумал: "Бедный парень, как жаль, что я не могу подарить ему и эту луну".

"Здравый смысл" пытается отыскать под добродетельным обличьем корысть и эгоизм. Но в данном случае как раз бескорыстие и альтруизм оказываются более глубоколежащими, более подлинными и естественными, чем стремление взять чужое или отплатить злом за зло.