- Получается, что вы сами себя в тупик загнали.
- Ну, естественно сам.
- Благодаря этому иногда бывают и опустошения?
- Конечно. Потому, что вроде бы, я иногда думаю, что я не трус, а потом когда задумываешься серьёзно и глобально, то это трусость. Этот метод существования - трусость! Можно себе придумать, что я ироничен, что мудрее…
- Это ваша психологическая защита иронизацией?
- Да. Это трусость.
На протяжении всей беседы я боролся с собой. С одной стороны, мне хотелось окунуться в ироничные реплики моего собеседника, но с другой, я с нежеланием пытался их ограничивать, боясь, что за ними не увидеть саму личность моего собеседника. И всё-таки, не всегда в жизни моего собеседника ирония и самоирония были защитной реакцией и трусостью. В них я почувствовал заботу и жалость к людям. Кроме того, мой собеседник чем-то притягивал к себе на протяжении всей беседы. Ведь истина всегда притягивает.
НА ПРИЁМЕ У ПСИХОЛОГА РАМИЛЯ ГАРИФУЛЛИНА РЕЖИССЁР-ПОСТАНОВЩИК КАРЕН ШАХНАЗАРОВ
- Хочется о чём-то выговориться? Чем наполнены?
- Нет. Я ничего такого… (смеётся). Сложно. Да много каких-то тем.
(Мой собеседник на протяжении всей беседы будет с некоей защитной осторожностью вести беседу, как бы выискивая во мне некий подвох. Насколько мне удастся снять этот неадекватный психологический перенос на меня, читайте ниже ).
- Есть какие-то темы, которые вас больше всего тревожат?
- Мне сложно это.
- Хорошо. Вас не выводят из психического равновесия слухи, которые ходят о судьбе Мосфильма.
(Задал этот вопрос в связи с тем, что ранее мне приходилось консультировать известных персон, в связи с неврозами, вызванными неадекватными слухами, запускаемыми СМИ.)
- Смотря, какие слухи. Слухов всегда ходило много о судьбе Мосфильма. Говорить, что есть какие-то слухи, которые могут меня задеть, я не могу. Я ничего такого не знаю.
- А слух такой, что территория Мосфильма – это золотая земля нашей столицы, на которую покушаются.
(Мой собеседник тяжело вздохнул).
- Действительно территория стала такой. Учитывая, что в Москве дефицит свободных площадей. Сказать, что есть давление, которое меня повергает в ужас и трепет, я не могу.
- Как ваш сон?
- Я не мучаюсь. Я нормально сплю. Я вырос в этом мире кино. Тут не успеваешь пройти коридор, как возникает масса слухов. Я привык к этому.
- А как вы боретесь с этими слухами?
- С ними вообще не надо борюсь. Просто я слушаю себя самого. И нормально к этому отношусь. На меня как-то это не действует. Я знаю, что и про меня много слухов сплетен ходит. Ну, что делать? Я нахожусь на таком месте. В этом нет не позы, не снобизма. Я так отношусь и не знаю почему. Кто-то нервничает, а я как-то спокойно отношусь.
(Далее я попытался понять имеет ли место у моего собеседника творческий кризис, вызванный долговременным пребыванием моего собеседника в прагматичной роли менеджера).
- Вы соединяете в себе крупного менеджера и художника. Возможно ли это?
- Вот так удаётся. Наверное, у меня есть способности к этому. Я не могу сказать, что на меня всё это упало с неба. Как-то вот так всё сложилось. Когда я стал директором. Я думаю, что в сфере, в которой я занимаюсь, режиссёр обязан иметь качества менеджера.
- И всё-таки, творческий кризис у вас сейчас есть или нет?
- Про это никогда не знаешь. Тогда я мог бы его избежать. Дело не в том, что он не может, а дело в том, что он не знает, что он не может и он делает совсем не так. И никто этого не знает.
(Защита интеллектуализацией).
- Межличностные взаимодействия могут опустошать истинного художника и тогда уже не до творчества?
- Когда кино снимаешь, тоже вступаешь в конфликты. Ты же не писатель и не сидишь просто в кабинете, а работаешь с людьми. Бывают очень жёсткие конфликты. Это нормально.
- Вас уважают на Мосфильме, как человека, который мудро разрешает свои и не свои конфликты?
(Смеётся).
- Бывает, наверное, принимаю неверные решения. Приходится конфликты переживать.
- И часто?
- Часто. Моя профессия такая. Делать кино это постоянно ощущать конфликт.
- И каков ваш любимый приём в разрешении конфликта?
- У меня нет любимых приёмов. Это зависит от конфликта. От его существа. Надо понять разрешима ли конфликтная ситуация. Если она разрешима, то её надо пытаться разрешить. Только тогда ты думаешь как конфликт разрешить. Находятся какие-то компромиссы. Тогда всё разрешается. Но если конфликт изначально не разрешим, то его не надо разрешать, а надо просто разрубить и всё. Надо решительно поставить точки.
- Я рад за вас, вы - личность без каких либо психологических проблем!
(Смеётся).
- Я бы не сказал, что у меня нет психологических проблем. Я человек, который пытается решать их.
- А может быть, вы уже давно и не художник?
- Это вопрос, который не мне судить. В моём понимании слово художник очень весомое. Я не употребляю это слово в отношении себя.
- Я так и предполагал.
- Что предполагали?
- Предполагал вашу скромную самооценку себя как составителя или скриптора, но не автора. Автором может быть сценарист или композитор. А где сам режиссёр-то?
(Конечно, я не прав, но я задаю этот вопрос, чтобы спровоцировать собеседника на то, чтобы в дальнейшем хоть как-то раскрыть личность моего собеседника через анализ его творчества).
- Я бы не сказал, что режиссёр – составитель. Это человек, который создаёт некое произведение. Он не составляет, а создаёт. Он создатель
- Тогда не могли бы вы посвятить меня, где в ваших лентах именно вы, как личность со своими душевными переживаниями?
- Это в любой картине. В любой картине ты выражаешь свои взгляды. Картина более близкая в этом плане - «Американская дочка».
- В «Американской дочке» где вы там?
- Я не где там. (Психологическая защита отрицанием. Тяжело вздыхает).Это мотив, который изначально был в моей жизни. Это история возникла из моей личной жизни.
- У вас когда-то была психотравма, вызванная вашей разлукой с дочерью?
- Называть это психотравмой, я бы не хотел. Травмы… Это не то слово. У меня была действительно история взаимоотношений с женой и с дочкой, которые уехали. И это в какой-то степени было толчком к созданию фильма «Американская дочка». Хотя нельзя сказать, что это про меня картина.
- Когда вы в «Американской дочке» выразились с помощью творчества, то вам легче стало?
(Долгая пауза).
- Легче стало?
(Пауза).
- Нет. Это неправильный вопрос. Во всяком случае не ко мне. Я не пытаюсь найти облегчения в жизни (И всё-таки мой собеседник до сих пор чувствует с моей стороны некий подвох, что, дескать, я хочу его уличить в паразитировании).
- Ну, вы же снимали фильм на основании своего внутреннего психического конфликта и он трансформировался в фильм? Не так ли?
- Вы пытаетесь найти какие-то… Это не ко мне… Я ничего не сублимирую. Я не пытаюсь облегчить себе жизнь. Я пользуюсь данными своей биографии для того, чтобы в какой-то степени создавать картину. Но это не значит, что я это делаю для того, чтобы что-то сублимировать, чтобы облегчить себе существование.
- Вы просто пока не осознаёте истинные истоки своих фильмов…
- Может я не осознал, но могу вас уверить у меня таких мотивов нету. Может быть, когда-нибудь я и осознаю (смеётся) и скажу вам, что вы правильно тогда мне сказали. Я просто не принадлежу к таким людям. Ну, был факт в биографии моей.
- То есть после съёмок вам легче не стало?
- Да мне… Я не могу сказать, что мне было тяжело. (Психологическая защита отрицанием). Вы думаете, что люди должны что-то делать, чтобы им легче становилось.
- Часто люди творят и облегчают своё душевное состояние. Истинное творчество всегда лечит.
- Абсолютно не правильно. Если они хотят, чтобы им легче стало, то вообще не надо ничего делать. Если ты хочешь что-то делать, то ты должен понимать, что тебе будет тяжело. Но смысл человеческого существования не в том, чтобы облегчаться. Я не для этого что-то делаю. То есть не для того, чтобы себе что-то облегчить. Чтобы облегчить, то лучше вообще ничего не делать. (Практика показывает, что бездеятельность приводит к депрессии и пустоте). Когда ты делаешь кино, ты себе только усложняешь жизнь.
- Ещё в каких ваших лентах можно узреть вас?
- В «Курьере» было много из моей жизни. Он вышел из той жизни, которую я знал хорошо. Я и сам такой был. В принципе во всех картинах можно найти то, что было близко к тебе.
(К сожалению, мне не удалось почувствовать личность моего собеседника на основании его интерпретаций своих фильмов. Попробую проанализировать ночные фильмы моего собеседника - сновидения).
- Какие у вас бывают сновидения?
- Нет. Это слишком личное дело. Я сновидения свои не рассказываю. И никому не советую. Не надо их рассказывать.
- Ну, психоаналитикам наверное можно рассказывать.
- Вообще никому, не надо рассказывать. Каждый по ним должен решать сам.
- А фантазии есть…
- Ну, бывают. Всё вам расскажи. То сновидения, то фантазии.
- Ваша интонация не предполагает завышенной самооценки, мании величия, какой-то больной пафосности. Всё это заслуга кого?
- Наверное, родителей. Воспитали таким.
- Вы голос отца слышите до сих пор?
- Голос отца… Я не могу так сказать, что я голос отца слышу. Он присутствует в моей памяти и я его достаточно часто вспоминаю. Он говорил о том, что человек должен помнить, что он не один, что вокруг него люди и нужно соизмерять свои желания и насколько они не вредят и не мешают другим людям.
- И сколько вам было лет, когда вы осознали эту глубокую мысль?
- Я был совсем молодым. Я в школе учился, мне было 14-15 лет. Отец мой был известным политиком и политологом. Он был советником Горбачёва.