- Согласитесь со мной, что в этом есть какой-то элемент постановки. Вы подаете руку как публичный человек.
- Нет, нет, ну почему они вот. Я иду, они говорят мне «здравствуйте». Я подойду к ним поинтересуюсь. Думаешь, что говорить, понимаете как. Сказать народу, что он хочет услышать и чтобы, ответив слово, что-то изменилось в его жизни.
- Я чувствую, что вы человек довольно-таки эмоциональный, чувствительный, сочувствующий, сопереживающий.
-. Вижу, когда идет нищий, больной. Думаю, господи вот почему я не Иисус Христос. Вот идет слепой человек с палочкой, я думаю, раз, и, сейчас подошел бы вот рукой провел и что бы он видел.
- Я чувствую в вас установки священника-целителя.
- Ну, возможно, но священник из меня не получился.
- Не получился? А может быть еще и не все потеряно?
- Да священником я никогда не стану.
- Вы хотите сказать, что у коммунизма и религии нет ничего общего?
- Христианство обещало людям рай на том свете, а коммунисты хотели построить рай на этом свете. Вот разница между ними. Когда я говорю с человеком, а у него недуг какой-то, потом значит приходит, звонит: Василий Иванович все прошло.
- У вас есть все данные необычная внешность, артистичность, глубина. Если бы вы закончили небольшие актерские курсы, у вас бы началась вторая карьера. Я в вас чувствую артиста. С другой стороны, я в вас чувствую священника. Иоан Павел II был актером по образованию, и одновременно политиком, полководцем, президентом. Почему бы вам не последовать примеру Иона Павла II?
- Да, с удовольствием последовал бы, если народ выберет меня на президента, то пойду.
- Все-таки вы в душе не артист, я вижу и слышу не имидж – это вы?
- Да, нет, не артист, не оптимист, не пессимист, я просто человек.
- А может быть вы уже устали от того, что играете? Устали от того, что вы забыли кто вы на самом деле?
- Я с вами согласен, я встречал таких людей, понимаете, вот они выступали на телевидении я со многими политиками выступал, и, знаете каждый политик меня старался укусить, особенно с той стороны…
- С какой стороны?
- С той стороны, что у меня нету высшего образования.
- А вот с Мосфильма к вам предложения не поступали сняться в роли какой-нибудь?
- Как-то поступали мне, но я отказался. Ну я же не артист, и не играю роль как артист.
- Но дело в том, что в кинематографе есть такой жанр – этюдный, когда снимаются не профессионалы, потом делается много дублей и делается монтаж.
- Да нет, я знаю. И Жириновский снимался, и Симаго. У меня ничего хорошего от съемок не получилось.
(В эпоху постмодернизма многие специальности сейчас переплелись. На телеэкране везде постановки, везде роли, в том числе и в информационных программах. Сам Лебедь называл Жириновского народным артистом России, при этом, он сам прекрасно отыграл свою роль тоже, ну не народного, но заслуженного уж точно?)
- Многие политики давно уже стали артистами…
- Да-да-да. Они артисты и клоуны. Это эпоха, когда не поймешь, что от известных людей, от политиков можно услышать и куда поведут они за собой страну.
- А в целом вы личность не теряющая самообладание, но стрессов бывает много, как вы снимаете их?
- Стрессы они у любого человека есть. Ну я просто, когда сильно переживаю очень много хожу ну в другой раз и 100 грамм выпью.
- Среднестатистический рабочий в России - пьющий, а очень часто даже и алкоголик. У вас с этим проблем не было?
- Когда пришел в Госдуму начал выпивать. Если мою выпивку измерять по Ельцину, то мало. Если по Горбачёву, то больше Горбачёв.
- Это интересно измерять пьянство политических субъектов в «ельцинах» или в «горбачёвах». И все-таки у вас не бывает с утра состояния похмельного синдрома, вставать тяжело?
- Нет, никогда у меня такого синдрома нет. Опохмеляться я пробовал так у меня еще хуже состояние, голова болит, понимаете, я никогда не похмеляюсь.
- Но вы наверно не пьете до такой степени, чтобы вас несли, вот такого наверно не бывает?
- Но такого, конечно, не было никогда и не будет. Сталину говорили не ставьте министру угольной промышленности, но он пригласил его в кабинет, стал наливать ему водки. Он пил, пил, потом говорит министр, говорит, что дескать знает свою норму и когда утверждали Сталин говорит, да он знает свою норму.
- Какие приходят в голову фантазии, мечты, картинки?
- Хочется, если есть во вселенной жизнь, хочется первым полететь на эту планету, где есть жизнь и рассказать, что происходит в стране, что происходит на нашей земле.
Чтобы наш народ хоть на отдаленной планете, кто-то пожалел, посочувствовал, помог ему.
(У моего пациента сформировалась профессиональная установка жалеть и сопереживать. Хочется верить, что она не используется моим пациентом, как средстсво манипуляуции)
- А не было фантазии об Америке? О Голливуде?
- Нет, у меня к Голливуду страсти нет. Хотя меня в Голливуд приглашали, но была выборная компания, я отказался. Приглашали сыграть одну роль.
Я почувствовал, что мой пациент артистичен, обладает актерским даром, но он не желает это развивать в рамках кино и телевидения, хотя известно, что это могло бы стать хорошим инструментом в области движения моего пациента к власти. Он прислушался к моим советам по этому поводу. Я почувствовал, что не он был отторгнут, а роль рабочего, на которой он зациклился, исчерпала себя и была отторгнута, но мы нашли для моего пациента другие роли (священника, шоумена, киноактёра). Мой пациент душой открыт к ним. Он в течении всего сеанса излучал доброту. Не было разочарования, не было той пропасти, между телеэкраном и реальностью. При этом необходимо признать, что доброта, простота, открытость, чувствительность, по-видимому, было всё-таки не ролью. Мой пациент носит эти качества в себе, как данность, а не как средство манипуляции, которым он также владеет. Я почувствовал, в чем основа успеха моего пациента. В заключении мой пациент был опять в своём духе. Он высказал наилучшие пожелания читателям и чтобы никто из них не болел и не страдал.
НА ПРИЁМЕ У ПСИХОЛОГА РАМИЛЯ ГАРИФУЛЛИНА ДРАМАТУРГ МИХАИЛ ВОЛОХОВ
- Наш сеанс ещё не начался, но я уже чувствую, что ещё мгновение и на меня хлынет большой поток энергоинформации, и, я не в силах буду удержать этот поток. О чём он?
- Вечную жизнь как бы не купишь своими гениальными творениями и есть элемент абсурдизма в моём существовании. Когда ты достиг уже каких-то вершин в искусстве, и, тебя уже окрестили Львом Толстым современной русской драмы, и, будучи в таком авторитете ты начинаешь как-то по другому смотреть на Пушкина, на Гёте, на Шекспира, на того же Толстого… Мы творим, и даже великие произведения, к сожалению, не для бесконечного космоса, а для социального миропорядка.
(Мой пациент на протяжении всего сеанса, в косвенной и явной форме, много раз будет напоминать мне о своей гениальности. Но почему гении так много говорят о своей гениальности и оправдываются. Об этом мы узнаем ниже.)
- Вы всё-таки верите в эти оценки, а может быть они не адекватны?
- Верю, ведь я уже в этом поле искусства существую, причём не только на территории России, но и на территории Франции, Германии, Швейцарии. Во Франции меня играют на очень высоком уровне, чем в России. Есть объективная оценка. Когда я написал пьесу «Игра в жмурики», то Григорий Петрович Горин позвонил и сказал, что пять раз прочитал, и, поэтому зови теперь меня не Григорий Петрович, а Гришой.
-И всё-таки, я чувствую в вас какой-то комплекс неполноценности, и, поэтому вы всё время доказываете и оправдываетесь о том, что вы гений.
(Резко прерывает и не даёт мне окончательно выразить свои чувства и мысли.)
- Этот мой комплекс возникает в силу того, что им страдают театральные критики, которые никак не могут принять то, что я явил «Игру в жмурики», которая на голову выше всех прочих драматургических шедевров двадцатого века.
(Защита интеллектуализацией. Ведь комлекс он и есть комплекс.)
- Значит, вы всё-таки уважаете этих критиков и не имеете достаточной уверенности и самооценки себя?
- Уважаемый или неуважаемый… Оставим такие оценки для более убогих. Я не вхожу в реестр уважаемых или неуважаемых. Если я посылаю на х…, это значит я посылаю на х…, если я говорю привет, значит я говорю привет.
(Это было сказано с такой особой интонацией, мелодикой и специфической эстетикой, что я ощутил, почему многие персонажи его выдающихся пьес говорят матом. В дальнейшем на протяжении всего сеанса мой пациент будет часто употреблять мат, но мы в силу определённых причин упустим эти выражения.)
- Хорошо, давайте подойдём к вашей гениальности с другой стороны. Есть известная книга моего коллеги Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство». Все гении – безумцы.
- У меня и с этим всё нормально. В психушке побывал. Когда в двадцать четыре года я написал первый свой роман, то родители решили, что я спятил и поместили меня в институт психиатрии имени Корсакова. Я там провёл двадцать дней. Я до сих пор вспоминаю как меня окружали сумасшедшие. Кто-то там начал мне пятку чесать, кто-то ещё что-то. Там были явно больные люди. Одному приносили шоколад, другому сосиски и они менялись, перебрасывали из угла в угол. Но я вышел из этой психушки, что я нормальный человек. Так что на этот счёт у меня есть справка. Я даже в том году сессию сдал досрочно.
- И всё-таки я не совсем понимаю, как твои родители пошли на это?
- Ну, во-первых, мне это было самому любопытно. Ведь Достоевский тоже прошёл через эти испытания. У мамы там была знакомая, врач, заведующая отделением. Меня много тестировали и определили, что я имею завышенный интеллектуальный уровень. У меня есть билет о том, что я не сумасшедший. Такой документ мало у кого есть. У меня есть. Так и должно было быть. Ведь отец у меня доцент, а мама преподаватель по химии. Ну нормально всё.