- Говоря об актёре, вы говорите о себе. Не так ли? Вы играете роль в музыке?
- Да. Я перевоплощаюсь в ту роль, которую мне нужно сегодня выполнить и я играю, и я пою, и я веселю народ, и я пишу музыку, а на душе у меня может быть, кошки скребут.Но никто не должен этого знать и видеть. Я должен всегда улыбаться. Знаете, есть такая книга и такой спектакль, и на самом деле, действительно я всегда улыбаюсь. И это я считаю наша профессия. Во всяком случаи кто мы такие: мы люди искусства, мы значит на самом деле развлекатели. Мы – шуты-клоуны, но в хорошем смысле слова. Человек, который дурачиться на арене цирка, который играет на скрипке на улице или, который играет в большом зале консерватории - принципиальной разницы нет. Это все одно и тоже. Разница в зарплатах. А делают они одно и тоже. Они развлекают людей и в этом наша святая обязанность. И ничего обидного и позорного в этом нет.
(И действительно, сила творческой личности заключается в том, чтобы творить не ради, а вопреки. Не ради тщеславия, аплодисментов, успеха, стремления оставить след и т.п., а вопреки, то есть, творить, ощущая ответственность перед слушателями, единение с миром. Всё это, опять таки, говорит о наличии духовно-смыслового подхода в творчестве моего пациента.)
- И всё-таки, вы - продукт солнца и когда солнце появляется, вы говорите себе: так надо успеть поработать пока оно светит?
- Ну, вообще-то, да. Когда появляется солнце, то у меня возникает прилив сил, и я неизбежно пишу. А пишу я практически каждый день. У меня не бывает дней, кроме тех, которые заняты, чем-нибудь другим. Когда какие-то записи. Но я практически стараюсь сочинять каждый день, изо дня в день, не останавливая этого.
- Каким образом прошлые переживания, ощущения, ситуации, которые у вас были, сказались в ваших произведениях. Могли бы вы привести какой-нибудь красивый пример?
- Такой прямой связи нет. Эта связь непрямая. Например, в моей жизни случилось два очень страшных события. Первое – это землетрясение в Ташкенте в1966 году. Второе – это страшное Нью –Йоркское событие 2001 года 11 сентября. Я был конкретно в том месте, где это случилось. Просто я был в 50 метрах от этого небоскреба. Обломки небоскреба падали не на меня, а на здания где я находился и там на крыше этого здания нашли обломки того самого самолета, который разбомбил небоскреб. Я пережил все это очень близко. Я просто конкретно находился в этом центре.
- И как это сказалось на вашей музыке?
- И очень многие творческие люди сразу после этого события начали писать реквием, симфонии, и оперы, посвященные этому событию. Я считаю, что это неправильно. Я ничего не стал писать. Но, конечно у меня сейчас созревает некое гигантское сочинение, я не буду его пока называть, но это будет такое трагическое сочинение, просвященное 20 веку, и тем ужасам, которые мы так сказать, пережили. Во мне это зреет очень долго, но непосредственно такой связи у меня почти не бывает.
- У Берлиоза есть «Фантастическая симфония». Создав это произведение, композитор в четвертой части этой симфонии избавляется от своей героини и тем самым избавляется от своей девушки, с которой по жизни дружил. И ему стало легче. Для Берлиоза музыкальное творчество было как бы психотерапией. Он уничтожил «свою внутреннюю девушку» с помощью своей музыки, а в реальности этого не произошло. Но ему стало легче, и он расстался со своей любимой девушкой легко, после того, как он «вылил» чувства и «умертвил» её в своем музыкальном произведении. Что-то подобное было в вашем творчестве.
- Берлиоз действительно любил, а она его нет. Это был особый случай. Он был человек очень литературный, очень напичканный, насыщенный, с разными ассоциациями. Вообще все его сочинения программные, они часто означают, а вообще то музыка не должна ничего обозначать. Во всяком случаи Стравинский нас так учил, что не надо ничего музыкой означать, она означает только саму себя. Музыка есть музыка и больше ничего. Но, многие люди, думают, что музыка что-то означает и Берлиоз был один из них. И он, в фантастической своей симфонии изобразил эпизод из жизни артиста. И он изобразил эпизоды из собственной жизни. Но у меня это так не происходит. У меня нет прямой связи между событиями моей жизни и конкретными моими произведениями. Я скорее отталкиваюсь от литературы, книг, романов, повестей, пьес, стихов. Вот я всегда был таким огромным книгочеем, любителем литературы.
(На протяжении всего сеанса мой пациент проявлял весьма высокую защиту интеллектуализацией, казалось бы, уводящую меня от психоанализа. Благодаря своей гигантской эрудиции, мой пациент мог подолгу отвлекаться и рассказывать о чём-либо и о ком-либо, не осознавая того, что тем самым он рассказывает о себе, как о личности с высоким уровнем любопытства, интеллекта, эрудиции, знаний, страха не познать и не узнать и т.п. При этом, вызывает удивление, что всё это некоим образом не убавляет в моём пациенте композиторских способностей, а лишь усиливает их.)
У меня сейчас огромная библиотека занимающая там целых две комнаты и это не просто книги, которые я там собирал. Все книги подобранны для меня, там много всяких таких редкостей. Там нет нудных книг. У меня нет книг, за которыми все гоняются. Например, библиотека детективов, или собрания сочинения там Дюма, нет у меня. У меня отобрана изысканная литература. Скорее всего, философского свойства и я от него как бы отталкиваюсь.
- . Вы читаете произведение, у вас возникает переживания, отсюда возникает определенная основа для музыкального творчества. Правильно?
- Да, наверно. И в этом смысле почти все мои сочинения имеют какой–нибудь литературный первоисточник. Ну, во-первых я написал примерно 35 мюзиклов и каждый из них конечно на какую-нибудь литературную тему. Каждый из них посвящен какому-нибудь литературному герою, или событию.
- Откуда берутся ритмы, интонации, паузы, определенная гармония. Они же откуда-то слышаться, вы их слышите в этих книгах, в этих героях?
- Но это же сложный вопрос. Ещё никто не мог внятно ответить, но я этот вопрос изучал, поверьте мне. Я ещё являюсь автором 3 книг, у меня выходит 4-ая книга, я очень серьезно занимался психологией творчества. И поверьте мне, ни один самый умный, самый великий композитор не смог внятно ответить, а как вы пишите музыку, почему вы именно выбираете эту интонацию, ноту, почему после ре у вас идет фа, а не соль. И не один композитор не смог на этот вопрос ответить. Потому что я так чувствую. Как не странно такой самый банальный ответ, потому, что я это вот так ощущаю. Но на самом деле есть абсолютно правильная теория, что музыку на самом деле пишем не мы, а кто-то другой через нас. А в нас находятся некоторые приемники, т.е. декодеры. Этот декодер некий сигнал декорирует и выдает мне на понятном всем языке. Вот, например, в мою голову приходит сигнал от Бога или от природы. Приходит сигнал, я его расшифровываю и выкладываю на нотную бумагу, а остальные люди воспринимают как мелодию. А мне поступил сигнал, который был закодирован каким-то не смышленым образом и тут в мозги приходит музыка. Так и у Баха и у Моцарта, и у Бетховена, и у Шопена и у кого хотите. Именно так, потому что никакого другого способа нет. Определить почему я написал, так или иначе. Конечно, есть огромный опыт, а именно мой опыт. В нем воплощено миллионы опытов моих предшественников, потому что я ведь долго учился музыке, я учился 20 долгих лет. Я начал учиться когда я был ребенком и закончил когда окончил аспирантуру, и две консерватории. Понимаете, люди чтобы стать программистом они учатся 6 месяцев, а я изучал музыку 20 лет. В моей голове заложено большое количество разных формул. Например, вы скажете: «Александр напишите грустную мелодию» и через две минуты вы будете стоять, а я уже сыграю прекрасную грустную мелодию, которую я сочиню у вас на глазах. Потому что я опытный профессионал, а потом вы скажете, быстро сочините танго и я сыграю вам танго. Оно будет абсолютно новое, склеено из тысяч интонаций. Потом вы скажете, напишите бешенный рок-н-ролл и я сяду и сыграю его.
- Ну это в психологии творчества называется диалектическим подходом, т.е. мы повторяем нечто старое только на новой основе. Мы всегда в себя впитываем то что создано нашими предшественниками.
- Но нужна такая особая голова, которая адаптирует и превращает это в новый продукт. Но это всё сделать легко, потому что это вопрос техники. Но для меня не стоит написать музыку в духе Моцарта, Бетховена и т.д. Но это будет в духе. Написать так же талантливо как они это уже требует адского напряжения, это очень не просто и к этому надо долго готовиться. Но, тем не менее, иногда что-то получается.
- Вы музыку подслушиваете иногда в мире? Например, скрип двери, ещё чего-то. Ведь музыка есть вокруг нас, есть пауза, есть свои такты.
- В общем да, какие-то звуки, интонации до меня доносятся. И я их наверное улавливаю, все это происходит скорее бессознательно. Я никогда сознательно ничего не ворую, так сказать не притаскиваю. А все это приходит само по себе.
- Удаётся ли вам организовать на нотном стане музыкальный диалог между композиторами, между вами и другими композиторами?
- Ну, да. Я в принципе довольно часто это делаю. И это давным-давно не я придумал. Это существует значительно раньше, чем называют постмодерном. И уже в начале 20 века композитор Малер очень успешно соединил музыку разных стилей, и вставлял музыку а ля Моцарта, а ля Бетховина, а ля Баха. Вставлял её в свои сочинения и она очень там органично звучала. Это делали многие. Тот же Шестокович и особенно активно это делал Альфред Шнике, который был мастером в поле стилистики. И у этих людей я учился, учился как это делать. И я использую музыкальные идиомы разных стилей, и это очень хорошо я умею делать. Для меня ни каких проблем не составляет написать музыку в любом стиле, от самого современного до самого классического. Но все-таки я пытаюсь найти какие-то свои интонации и один мудрец сказал, если мы будем составлять музыку из предыдущих поколений, предыдущих музыкальных слоев то, что будут делать композиторы следующих поколений. Они же не могут использовать нашу музыку поскольку ее как бы не будет существовать. Поэтому есть смысл искать собственную свою музыку 2006 года. И это конечно очень сложно, и это адский труд. Чтобы создать свой собственный стиль. На самом деле очень не много композиторов на свете за всю историю музыки десятка два, вообщем которые имеют ярко выраженный свой стиль. Если брать их музыку, то таких немного, и стать такими очень трудно почти не возможно, но я стараюсь.