- Я помню, это было сказано устами волшебника из «Обыкновенного чуда». Но мне всегда казалось, что тот волшебник - это вы? Не так ли? (Мой пациент оживился).
- Да вообще-то, да, но эту фразу я взял у Шварца.
- И всё-таки, как вы пришли к идее о красивом парне, который боится поцеловать девушку?
- Всё очень буднично. Как один поэт сказал, что если бы читатели узнали из какого сора произрастают стихи… Это муки творчества, муки любви. Ведь волшебник, как пигмалион создав принцессу, соединяя её с юношей-медведем, он полюбил её. Это был любовный треугольник. Ему было и радостно и досадно.
- По тому, что вы мне сказали, я чувствую, что проблема, страха любви в вашей жизни, по-видимому, присутствовала? Вы - человек мудрый и никогда не вовлекали себя в безумие любви?
- Да. От вашего зоркого психоаналитического взора не уйдёшь. (Пауза). Да, мне не везло в любви, в том смысле, что женщины мной никогда не интересовались. Но заинтересовались женщины только тогда, когда я стал режиссёром. Это я почувствовал.
- Теплее…
- Да это теплее... Может быть вы правы какое-то подсознательное чувство там присутствовало. Скорее, всё-таки, это была весёлая игра сочинителя, у которого что-то получается. Волшебник говорит, что ты мне не интересен, когда я сделал всё, чтобы ты мог поцеловать девушку, а ты испугался.
(Психоанализ показал, что эта творческая фантазия была вызвана страхом, отдаться безумной любви).
- По-видимому, ваш страх безумной любви, страх из-за неё потерять голову и воплотился в «Обыкновенном чуде»? Не так ли?
- Хорошо. Я допускаю, что это так. (Вздох с чувством удовлетворения). Я только сейчас вспоминаю некоторые слова волшебника и понимаю, что они значительно мудрее, чем казались мне во время съёмок.
- А что бы вы посоветовали мужской читательской аудитории «АиФа»? Целовать женщин и превращаться в медведей?
(Длительная пауза).
- Вы знаете. Целовать. (Пауза). Целовать! И превращаться в медведей потому что, может быть, не превратишься в медведя. (Мой пациент оживился. Я перевёл для себя эту последнюю реплику как его ответ самому себе: «Всё-таки надо было мне тогда целовать!»)
- Ваши сновидения показали, что вы мудры и осторожны…
- Были в периоде нашей истории когда цензура определяла всё, могли раздавить человека и уничтожить. Ломали, образно говоря позвоночники людям. Особенно в кинематографе. Мне как-то в силу благоприятного стечения обстоятельств удалось с двумя запрещёнными спектаклями выжить.
- Потому что вы - Сократ …
(Смеётся).
- Вы мудрец, а у других просто ума на это не хватало? Не так ли?
- Не знаю. Ну, спасибо. Что он там чашу яда пил. Если администрация президента мне подготовит такую чашу, то я выпью.
(Далее мной был проведён анализ предполагаемого у моего пациента творческого кризиса. Мой пациент осознал, что существует творчество на уровне личностных смыслов – это тщеславие, эгоизм, самовыражение, второй уровень – на уровне смысла жизни - это когда без него жизнь теряет смысл, и наконец, зрелый этап - на уровне смысла бытия, когда он творит не ради а вопреки, творит как миссию, как ответственность).
- Вы вышли, по-видимому, на этап зрелости – творчества не ради, а вопреки. Мир просит и вы должны эту просьбу оправдать, то есть вы впряглись и нужно тянуть, помимо своих желаний.
- Впрягся, но мне мешает то, что мне уже семьдесят лет… Иногда кажется, что ничего хорошего не может быть. Особенно в дальних прогнозах: потепление климата, демография, китайское нашествие, инфляции. (Мой пациент вновь, сам того не замечая, почему-то списывает причины своих страданий на социум).
- Не стоит уж так придираться к внешнему миру…
- Не надо да?... В последнем письме, которое я просил написать Абдулова коллективу, он написал, перефразируя Станиславского, что любите не столько себя в искусстве, любите и своё здоровье. За время сеанса вы мне много полезного дали. Спасибо! А это я даю читателям «АиФ»а: «Внимательно следите и на корню пресекайте всякие болячки!». (Мой пациент значительно оживился).
Мой пациент где-то подыгрывал мне (например, искусственным оживлением, которое быстро превращалось в естественную скучность и апатию), где-то защищался, но, по сути, полностью доверился мне, и, поэтому на протяжении всего сеанса я чувствовал ответственность за него. Когда мы прощались, то меня не покидала мысль, что всё-таки как хорошо, что мой пациент такой осторожный и мудрый, и, не отдавался безумствам жизни, дабы не превратиться в медведя. Как хорошо, что эта безумная энергия сублимировалась в творчество, которое меня всегда радовало.
НА ПРИЁМЕ У ПСИХОЛОГА РАМИЛЯ ГАРИФУЛЛИНА СЦЕНАРИСТ И ДРАМАТУРГ ВИКТОР МЕРЕЖКО
- В начале сеанса я хотел бы предоставить вам возможность свободно высказаться о своих настоящих чувствах и переживаниях.
- У меня двое детей. Это главная моя проблема. Это главный смысл моего существования. Работа, дети… дети, работа. (Улыбнулся). Это всегда в голове и ничего оригинального нет. Быстрее запустить работу, ну как быстрее… сроки просчитаны. И, чтобы дети были живы и здоровы. (Пауза. Мой пациент глубоко вздыхает и я понимаю, что этот вздох о прошлой жизненной утрате).
- По-видимому, это вздох о прошлой трагедии, утрате? Не так ли?
- Да. Моя супруга была очень красивой женщиной. Умерла в пятьдесят лет с небольшим. (Говорит с поникшим голосом. Пауза).
- И всё-таки несмотря ни на что, вы взяли себя в руки? Как вам это удалось?
- Я жёстко себе сказал, что тот отрезок жизни закончился и если ты начнёшь сейчас раскисать, выпивать, умирать от горя, ездить на могилу, убиваться на могиле, то ты лишишь своих детей отцовской и родительской опоры, и, кроме того, ты сам приблизишься к концу. Очень жёстко и очень точно я сформулировал, что надо жить. Своим детям я сказал, когда закончились похороны я сказал: «У вас мачихи не будет». Вот и всё! Для меня началась новая жизнь. Я свою жизнь делю на четыре части. Первая, до женитьбы. Вторая, с Тамарой. Третья, после её ухода. Четвёртое, это когда я стал заниматься режиссурой. Сейчас живу на четвёртом отрезке жизни. Это была абсолютная собранность, абсолютное понимание, что любое расслабление будет идти во вред и тебе, и твоим детям. Ты несёшь ответственность за своих детей, причём гиперболизированную ответственность. Потому, что, когда она была жива Тамара моя, то быт семья были на ней, а я зарабатывал деньги. Я был самым успешным сценаристом Советского Союза, одним из самых богатых.
(Частотный анализ показал, что на протяжении всего сеанса мой пациент много и много раз выражал свою ответственность перед своими детьми после смерти супруги и я предположил наличие комплекса вины перед вдовой).
- Не страдаете ли вы сейчас комплексом вины перед своей ушедшей супругой, и теперь, как бы своими действиями и поступками «апосля» хотите оправдаться перед ней? Как говорится, что имеем - не храним, потерявши – плачем…
- Нет… нет. Наоборот, я вам скажу. Когда она была, то я её ценил. Она была красива, умна, очень мудра по-женски. Была великолепная мать. Когда её не стало, я понял, что дооценивать, убиваться, то это значит, я буду жить прошлой жизнью. Я знаю кем была для меня моя жена. Но господь распорядился так, что я остался один с детьми. И такой, даже своеобразный прагматизм. Так случилось, так сверху было сказано. И конечно, морально было тяжело.
- Тогда вы остро ощутили проблему нового смысла жизни, хотя проблемой смысла жизни и одиночества пропитано было всё ваше творчество и до смерти вашей супруги? Не так ли?
- Ну, она есть у любого творческого человека.
- В фильме «Полёты во сне и наяву» представлен мужчина, испытывающий возрастной кризис, который потерял себя. Я всё время представлял, что это вы.
(Далее, я попытаюсь разобраться насколько неадекватными оказались эти мои представления).
- Я хотел быть таким.
(Мой пациент частично прав. Анализ показал, что часть сценарных фантазмов и «полётов» моего пациента являлись результатом нереализованных желаний).
Я страдал за персонаж. Но персонаж – это не я. Я влез в шкуру этого персонажа, но это не я. Это скорее мой родной брат. Он когда был жив и посмотрел эту картину. Он расплакался и сказал мне, дескать, слушай, это – я. А я сказал ему «да, это ты».
- Помните ваш персонаж дрожит весь в сене, а потом встаёт бежит и орёт с детьми от безысходности. Сцену этого орания вы придумали?
- Нет. Это Балаян. У меня был другой финал.
- Если бы у брата вашего не было такой истории, то сценарий вообще бы не был написан?
- Там не была такая история. Его судьба складывалась так, что инфантилизм, неприспособленность к жизни, неумение строить личные и семейные отношения, даже дружественные.
- Но там-то глубже снято по сравнению с тем, что вы говорите.
- Глубже. Я вам просто выразил схему.
- По-моему, в фильме персонаж глубок и не инфантилен.
- Нет. Он абсолютно инфантилен. Абсолютное одиночество. Куда мне идти?
(Было произнесено с такой интонацией, что я почувствовал, что эта проблема близка моему пациенту).
Чем заниматься? Как жить? На что рассчитывать? И в этом смысле у меня 55 сценариев снято и я надеюсь будет 56-й. . Вот сейчас продаётся везде моя книга «Кандидат». Мне интересно, что происходит в стране. Какой президент новый, какой ушедший. Какие службы, МВД, администрация президента, олигархи, жулики.
(И всё-таки, я предположил, что чувствительность моего пациента к вышеприведённой проблеме имеет место. Потому он эту проблему и узрел, что борется с ней в себе, так как она является скрытой неосознаваемой частью его психики – его психической неосознаваемой тенью. Мой пациент не приемлет эту проблему в себе и всячески выталкивает из своего сознания, утверждая противоположное. Ниже это моё предположение подтвердится).