I) См. M(a:)rchenstoffe im Tr(a:)umen. Intern. Zeitschriftf. (a:)i7.t. PsA. 1, 2 N. 2) Корректура при последующем рассказе: мне кажется, что я резал не дерево. Это — слияние с другим воспоминанием, которое также извращено гал-шцинациеч. будто я сделал надрез ножом в дереве и будто ' при этом из дерева появилась кровь.
Анальная эротика и кастрационный комплекс
445
провиниться, чтобы за тем за это их наказывать, который приносит в жертву своего сына и сынов человечества, и роторый отразился на характере отца, которого он, с другой стороны, старался защитить против этого бога. Мальчику предстояло тут выполнить филогенетическую схему, и он осуществил это, хотя его личные переживания этому не соответствовали. Угрозы кастрацией или намеки на нее, с которыми он сталкивался, исходили от женщин 1), но это не могло надолго задержать конечный результат. В конце концов, все же отец стал тем лицом, со стороны которого он боялся кастрации. В этом пункте наследственность одержала победу над случайным переживанием; в доисторическую эпоху человечества, несомненно, отец совершал кастрацию в наказание, а затем уменьшал его до обрезания. Чем дальше он в процессе невроза навязчивости продвигался по пути вытеснения чувственности, тем естественней было бы для него приписывать подобные, злостные намерения отцу, настоящему представителю чувственных проявлений. Отождествление отца с кастратором2) приобрело громадное значение, став источником острой, усилившейся до желания смерти бессознательной враждебности к нему и чувства вины, как реакции на эту враждебность. Но пока он вел себя нормально, т.е. как всякий невротик, находящийся во власти комплекса Эдипа. Замечательно, что и в этом отношении у него было противоположное течение, в котором отец был кастрированным и, как таковой, вызывал у него сострадание. При анализе церемониала дыхания в присутствии калек, нищих и т.д. я показал, что и этот симптом относился к отцу, который вызвал в нем сострадание при посещении им лечебницы. Анализ дал возможность проследить эту нить еще дальше. В очень раннем возрасте, вероятно, еще до соблазна (3 1/4 года), в имении был бедный поденщик, который носил в дом воду; он не мог говорить, будто бы потому, что ему отрезали язык. Веро-
I) Мы знаем это относительно няни и узнаем то же относительно другой женщины. 2) К самым мучительным, но также и нелепым симптомам его будущего страдания принадлежит его отношение ко всякому... портному, которому он заказывал когда-либо платье, его робость и уважение перед этим высокопоставленным лицом, его старание расположить последнего в свою пользу несоразмерными чаевыми и отчаяние по поводу результатов работы, независимо от того, какими они оказались в действительности.
446
3 Фреид
ятно, это был глухонемой. Ребенок его очень любил и жалел от всего сердца. Когда несчастный умер, он искал его не небе1). Это был первый калека, вызвавший в ним жалость; судя по» общей связи и порядку в анализе, он был, несомненно, заместителем отца. Анализ открыл в связи с этим калекой воспоминание о других симпатичных сл}тах, о которых он подчеркнул, что они были болезненны или евреи (обрезание!). И лакей, который помогал чистить его при его несчастьи в 4 1/2 года, был евреем, чахоточным, и вызывал в нем сострадание. Все эти лица относятся ко времени до посещения отца в санатории, т.е. до образования симптома, который посредством в ыдыхания не должен был допустить отождествления с внушающими жалость. Тут анализ в связи со сновидением снова повернул к самому раннему периоду и побудил его к утверждению, что при коитусе в первичной сцене он наблюдал исчезновение пениса, пожалел по этому поводу отца и радовался появлению нового органа, который считал потерянным. Итак, — новое чувство, опять-таки исходящее из этой сцены. Нарцистическое происхождение сострадания, за которое говорит само слово, здесь вполне очевидно.
1) В связи с эт1ш упоминаю о сновидениях, которые он видел позже, чем кошмарный сон. но еще в первом имении, и представлявших сцену коитуса между небесными те юми
Vin. Дополнения из самого раннего детства Разрешение
Во многих анализах бывает так, что при приближении к концу вдруг всплывает новый материал, остававшийся до того тщательно скрытым Или же однажды делается мельком незначительное замечание равнодушным тоном, как будто это нечто совершенно излишнее, к этому в другой раз присоединяется что-то новое, что уже заставляет врача насторожиться, и, наконец, в том обрывке воспоминаний, которому не придавалось значения, открывается ключ к самым важным тайнам, окутывающим невроз больного. Еще в начале мой пациент рассказал о том времени, когда его испорченность стала переходить в страх. Он преследовал прекрасную большую бабочку с желтыми полосками, большие крылья которой заканчивались острыми углами, т.е. адмирала. Вдруг, когда он увидел, как бабочка опустилась на цветок, им овладел ужасный страх перед насекомым, и он с криком убежал. От времени до времени он возвращался в анализе к этому воспоминанию, требующему объяснения, которое долго не давалось. Заранее можно было предположить, что подобная деталь сохранилась в воспоминании не сама по себе, а занимала место более важного, как покрывающее воспоминание, с чем она была каким-либо образом связана. Однажды он сказал, что это насекомое на его языке называется бабочка, старая бабушка; вообще, бабочки казались ему женщинами и девушками, а жуки или гусеницы — мальчиками. При той сцене страха должно было простться воспоминание о каком-нибудь женском существе Не хочу умолчать, что тогда я предположил, как возможность, что желтые полисы адмирала напомнили ему такие же полосы на платье, которое носила женщина. Делаю это только для того, чтобы показать на примере, как, обыкновенно, бывают недостаточны комбинации врача для разреше-
448
З.Фрейд
ния возникающих вопросов, и как неверно взваливать ответственность за результаты анализа на фантазию врача и на внушение с его стороны. В связи с чем-то совершенно другим, много месяцев спустя, пациент заметил, что распускание и складывание крыльев бабочки, когда она опустилась, произвело на него самое неприятное впечатление. Это было так, как если женщина раздвигает ноги, и при этом получается фигура римского V, — как известно, время, в которое еще в детские годы, но также и теперь обыкновенно наступало у него пониженное настроение. Подобная мысль мне никогда не пришла бы в голову, но ценность ее возрастала от соображения, что вскрытый ею ход ассоциаций носил чисто инфантильный характер. Внимание детей, как я часто замечал, привлекается гораздо больше движением, чем покоящимися формами, и часто на основании сходства движения у них являются такие ассоциации, которые взрослые упускают, не обращая на них внимания. Затем маленькая проблема снова приостановилась. Я хочу еще указать на то основательное предположение, будто острые, палкообразные концы крыльев бабочки могли иметь значение генитальных символов. Однажды очень робко и неясно всплыло у больного нечто вроде воспоминания о том, как очень рано, еще до няни, за детьми ходила девушка, которую он очень любил; у нее было то же имя, что у матери. Несомненно, он отвечал на ее нежность. Итак, забытая первая любовь. Мы согласились оба на том, что, вероятно, произошло нечто, что потом приобрело большое значение. Затем, в другой раз он исправил свое воспоминание. Ее не могли звать так, как мать, это было с его стороны ошибкой, которая показывала, что в его воспоминаниях она слилась с матерью. Настоящее ее имя припомнилось ему косвенным путем. Вдруг он вспомнил о сарае в первом имении, в котором хранились собранные плоды, и об определенном сорте груш великолепного вкуса, больших с желтыми полосками на кожице. На его родном языке эти плоды называются груша, — это и было ее имя. Таким образом стало ясно, что за покрывающим воспоминанием о преследуемой бабочке скрывалось воспоминание об этой девушке. Но желтые полосы находились не на платье, а на груше. Но откуда же взялся страх, когда ожило воспоминание о ней.
Дополнения из самого раннего детства
449
Возможна была следующая комбинация: у этой девушки он маленьким ребенком впервые увидел движения ног, которое и запомнил, как знак римского V, — движения, которые открыли доступ к гениталиям. Мы отказались от этой комбинации и ждали дальнейшего материала. - Скоро появилось воспоминание об одной сцене, неполное, но вполне определенное, поскольку оно сохранилось. Груша лежала на полу, возле нее стоял чан и метла из коротких прутьев; он был тут же, она дразнила или высмеивала его. То, что тут недоставало, легко было пополнить другими воспоминаниями. В первые месяцы лечения он рассказывал о навязчивой влюбленности в крестьянскую девушку, от которой заразился болезнью, послужившей поводом к дальнейшему заболеванию. Странным образом он противился тогда назвать имя девушки. То был совсем единичный случай сопротивления; обычно он безусловно подчинялся основному аналитическому правилу. Но он утверждал, что должен очень стыдиться, произнося это имя, потому что оно совсем мужицкое. Знатные девушки никогда не носили бы такого имени. Имя, которое, наконец, стало известным, было Матрена. Оно звучало матерински. Стыд был, очевидно, не по адресу. Самого факта, что это увлечение относилось к простой девушке, он не стыдился, а только ее имени. Если это приключение с Матреной могло иметь нечто общее со сценой с Грушей, то стыд нужно перенести на это раннее происшествие. В другой раз он рассказал, что, когда он узнал о жизни Иоганна Гусса, он был очень потрясен этой историей, и его внимание было приковано к связкам хвороста, которые тащили на его костер. Симпатии к Гуссу будят вполне определенное подозрение; я часто находил их у молодых пациентов, и мне всегда удавалось объяснить их одинаковым образом. Один из них сделал даже драматическую обработку судьбы Гусса. Он начал писать драму в тот день, когда лишился объекта своей тайной влюбленности; Гусе погиб от огня, и, как другие отвечающие такому же условию, он становился героем бывших энуретиков (enuresis — недержание мочи). Вязки хвороста на костер Гусса мой пациент сам поставил в связь с веником (связка прутьев) молодой девушки. Этот материал легко подошел к тому, чтобы восполнить изъян воспоминаний в сцене с Грушей. Глядя, как