У. Липпман первым четко сформулировал и ввел термин "социальный стереотип" в понятийный аппарат социологии, социальной психологии, теорию пропаганды, а также положил начало теоретическому изучению этого феномена; В монографии «Общественное мнение» (314), представляющей собой классический труд по теории пропаганды, У. Липпман определяет стереотипы как упорядоченные, схематичные, детерминированные культурой «картинки» мира «в голове» человека, которые экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и защищают его ценности, позиции и права[ii]. По его мнению, в обыденной жизни человек не всегда располагает всей необходимой информацией для формирования собственного мнения о событиях. Это вынуждает личность прибегать к шаблонным интеллектуальным решениям. У. Липпман обратил внимание не только на социально-психологичнские особенности исследуемого феномена, но указал также на некоторые закономерности его формирования и функционирования. Стереотипизированные формы социального восприятия трактовались им как явления, детерминированные моральными нормами и политической пропогандой. Рассматривая проблему истинности-ложности стереотипов, У. Липпман трактовал их как избирательный и неточный способ познания, ведущий к упрощению действительности. Его теория была с интересом воспринята не только в США, но и в западной Европе.
Западные социологи видят основное достоинство концепции У. Липпмана в том, что в ней подчеркивается особая роль эмоциональных и иррациональных факторов в процессе формирования общественного мнения. Американский социолог Янг, например, в книге "Социальная психология" вслед за Липманом абсолютизирует стереотипы, утверждает, что классовые идеологии состоят "из стереотипов, социальных мифов и легенд»Набор стереотипов, по его мнению, помогает "в определении прошлых, настоящих и будущих ситуаций".
Что касается теоретиков и практиков пропаганды, то они не только взяли на вооружение тезис о возможности психологической обработки людей с помощью иллюзорных стереотипов, но и углубили его тезисом о необходимости такого воздействии.
Феномен социального стереотипа последнее время привлекает к себе внимание не только социальных психологов, традиционно занимавшихся его исследованием, но и социологов, для которых изучение данного явления
становится освоением новой предметной области.
Обращаясь к изучению социального стереотипа с позиции социологического подхода, необходимо подчеркнуть, что в российской и зарубежной социологии практически отсутствуют самостоятельные, собственно социологические концепции, рассмотрения данного феномена. Под влиянием идеологических концепций о негативном характере явления стереотипа, попытки изучения данного феномена сводились преимущественно к критическим обзорам достижениям западной научной мысли.
Уже в 60-70-е годы выявилось несколько направлений исследования социальных стереотипов. С тех пор было предложено огромное количество конкретных определений социального стереотипа.
В зависимости от теоретической ориентации автора на первый план выдвигаются соответствующие аспекты этого социально-психологического явления. Так, Т. Шибутани определяет социальный стереотип как «популярное понятие, обозначающее приблизительную группировку людей, с точки зрения какого-то легко различимого признака, поддерживаемое широко распространенными представлениями относительно свойств этих людей».
Р. Таджури понимает под социальным стереотипом «склонность воспринимающего субъекта легко и быстро воспринимаемого человека в определенные категории в зависимости от его возраста, пола, этнической принадлежности, национальности и профессии, и тем самым приписывать ему качества, которые считаются типичными для людей этой категории».
Г. Тэжфел суммировал главные выводы исследований в области социального стереотипа:
- люди с легкостью проявляют готовность характеризовать обширные человеческие группы (или социальные категории) недифференцированными,
грубыми и пристрастными признаками;
- такая категоризация отличается прочной стабильностью в течение очень
длительного времени;
- социальные стереотипы в некоторой степени могут изменяться в зависимости от социальных, политических или экономических изменений, но этот процесс происходит крайне медленно;
- социальные стереотипы становятся более отчетливыми («произносимыми») и враждебными, когда возникает социальная напряженность между группами;
- они усваиваются очень рано и используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они относятся;
-социальные стереотипы не представляют большой проблемы, когда не существует явной враждебности в отношениях групп, но в высшей степени трудно модифицировать их и управлять ими в условиях значительной напряженности и конфликта.
Им также были выделены четыре функции стереотипов, две из которых реализуются на индивидуальном уровне, две – на групповом.
Значение стереотипа на индивидуальном уровне: когнитивная (селекция социальной информации, схематизация, упрощение); ценностно-защитная (создание и поддержание положительного «Я- образа»).На групповом уровне: идеологизирующая (формирование и поддержание групповой идеологии, объясняющей и оправдывающей поведение группы); идентифицирующая (создание и поддержание положительного группового («Мы-образа»). Исследование двух последних функций позволит, по мнению Тэжфела, создать теорию социальных стереотипов. Он подчеркивает, что социальной психологией, историей, культурантропологией и просто житейским опытом уже накоплен большой эмпирический материал, свидетельствующий о том, что на уровне группы социальные стереотипы действительно выполняют указанные функции.
В конце 50-х годов в западной научной мысли наибольшую популярность получило определение, предложенное американским психологом и социологом Кимбаллом Юнгом. Стереотип понимался им как «ложная классификационная концепция, с которой, как правило, связаны какие-то социальные чувственно-эмоциональные тона сходства и различия, одобрения или осуждения другой группы». После такого взгляда к стереотипам стали относиться как к чему-то заведомо ложному, неверному. Стереотип стал выступать синонимом ошибочной оценки или предвзятого мнения о явлениях или группах. Лишь с возникновением гипотезы О. Клайнберга стало распространяться суждение о наличии в стереотипах некоего «зерна истины».
Устойчивость культуры и ее жизнеспособность во многом обусловливается тем, насколько развиты структуры, определяющие ее единство и целостность. Имеются в виду не только семиотические связи, с помощью которых достигается слитность разнородных сфер культуры. Целостность культуры предполагает также выработку единообразных правил поведения, общей памяти и общей картины мира. Именно на эти (интегрирующий и стабилизирующие) аспекты функционирования культуры направлено действие механизма традиции, в основе которого лежит процесс стереотипизации опыта(1, с. 48).
Поведение человека вариативно и многообразно. В справедливости этой аксиомы сомневаться не приходится. Однако не менее справедливо и другое утверждение: поведение человека типизировано, т. е. оно подчиняется нормам, выработанным в обществе, и поэтому во многих отношениях стандартно. Такое положение является результатом действия двух противоположно направленных тенденций. Первую тенденцию можно назвать центробежной. Она проявляется в разнообразии поведения, росте его вариативности. Именно эта сторона поведения имеется в виду, когда говорится об индивидуальных особенностях, своего рода “стилистике” поведения. Однако многообразие поведения никогда не бывает абсолютным (в противном случае невозможным было бы общение людей, их объединение в различного рода социальные образования). На упорядочение разнородных вариантов поведения направлена противоположная (центростремительная) тенденция к унификации поведения, его типизации, выработке общепринятых схем и стандартов поведения. Эта вторая тенденция выражается в том, что всякое общество, заботясь о своей целостности, вырабатывает систему социальных кодов (программ) поведения, предписываемых его членам.
Поведение человека адаптивно, но эта направленность имеет ряд принципиальных особенностей. В классической этологии и смежных с ней дисциплинах под адаптацией понимается приспособление организма к условиям внешней среды, степень соответствия ее изменениям. Такого рода механизмы не являются определяющими для человеческого сообщества, и в ходе эволюции их роль неуклонно снижается(15, с. 67).
Проблема общего и специфического, сформулированная по отношению к стереотипам поведения, уже сама по себе предполагает наличие универсалий, с одной стороны, и специфических схем — с другой. Общечеловеческие модели поведения, казалось бы, детерминированы биологическими свойствами человека. Однако следует отметить, что они существенно корректируются культурными механизмами. Особенно ярко действие культурных факторов на универсалии поведения проявляется в тех случаях, когда “естественным” действиям придается социальная значимость. По словам С. А. Арутюнова, “даже такие, казалось бы, чисто биологические явления, как половой акт или роды, осуществляются у человека разными приемами, в которых имеются определенные, и очень существенные, этнические различия. Этнические различия проявляются в том, как люди одеваются, как они едят, в их излюбленных позах стояния или сидения, хотя все люди на земле и одеваются, и едят, и сидят”(1, с. 86). Вместе с тем регламентация в сфере “естественного” поведения затрагивает лишь внешнюю сторону действий, их “оформление” и осмысление, в то время как характер действий остается неизменным, универсальным и инвариантным. Можно спать на возвышении или на полу, в определенной позе, какое-то время воздерживаться от сна, но альтернативного действия (не спать вообще) не может быть (Лотман, 1970, с. 7). Выбор на этом уровне поведения осуществляется в рамках всевозможных “сдвигов” (ср. воздержание от половой жизни как вариант “неправильного”, аскетического поведения; воздержание от еды и питья; сдвиг времени сна — “ночная” графиня и т. п.), но никогда не носит абсолютного характера.