Соматическое заболевание также может оказаться источником психологической травматизации для личности. Ш. Тхостов отмечает, что особенности восприятия своей болезни, специфика мироощущения, изменения в структуре ценностей, поведение больного во многом связано со смыслом болезни для этого человека. Смысл болезни А. Ш. Тхостов определяет как жизненное значение для субъекта обстоятельств болезни в отношении к мотивам его деятельности. Им было выделено три основных смысла болезни: "преградный", "позитивный" и "конфликтный"[9].
По его мнению, болезнь, неся человеку как физические, так и психологические страдания, в большинстве случаев сужает свободу человеческого существования и ограничивает перспективу будущего, особенно в случае смертельно опасного заболевания. В случае если болезнь фрустрирует основные потребности физического и социального существования и препятствует самореализации человека, можно говорить о преградном (негативном) смысле болезни.
Используя понятие "позитивный смысл болезни", А. Ш. Тхостов обоснованно заявляет, что иногда болезнь помогает человеку избавиться от того, что мучило и угнетало его прежде; тогда она может быть использована как средство достижения какой-то цели. Например, диагноз психического заболевания как бы автоматически снимает с человека ответственность за неуспешность адаптации, а при помощи физической болезни можно добиться интереса и сочувствия у других людей.
Конфликтный же смысл болезни реализуется тогда, когда она способствует достижению одних мотивов и препятствует достижению других, например, когда больной ограничивает активность в целях сохранения здоровья, а целеустремленность, самореализация, достижения утрачивают свой смысл. Мотив сохранения жизни становится главной движущей силой, лишая своей побудительной и смыслообразующей функции многие другие мотивы. Таким образом, мотив сохранения жизни, становясь доминирующим, противоречит необходимости реализации других мотивов.
Как уже было отмечено, в концепции, апеллирующей к данному подходу, акцент делается на высокой вероятности длительных неблагоприятных изменений в поведении и психике человека, прошедшего через негативный опыт. Благодаря этим исследованиям, современной психологической науке стало известно о том, что тяжелые жизненные ситуации, и особенно выходящие за рамки обычного человеческого опыта, оказывают крайне неблагоприятное влияние на психику человека, вызывая не только пограничные психические расстройства, но и разного рода нарушения самосознания и поведения, конфликтность, социальные девиации. Открыв разрушительность экстремального опыта для современной науки, исследования, выполненные в русле этой концепции, определили границу свободы реализации природы личности как черту, за которой страдающий человек уже не несет ответственности за осуществление своей жизнедеятельности.
Однако, пролив свет на причины возникновения и динамики вызванных стрессом нарушений, эти исследования в то же время оставили без внимания вопросо с возможности человека преодолевать существенные ограничения, связанные с последствиями переживания психической травмы, и творчески подходить к выбору собственного жизненного пути. Также до сих пор остается нерешенным круг вопросов, связанных с применением к определению переживания психической травмы понятий "норма – патология". Наличие акцентуаций характера, а тем более патохарактерологических черт и болезненной симптоматики, безусловно, затрудняет социально-психологическую адаптацию индивида и не способствует повышению эффективности его функционирования. Однако насколько адекватным является клиническое представление о "норме" как об отсутствии выраженной патологии? Какое прохождение человека через травматический опыт считать более "успешным": не оставляющее после себя выраженных последствий в виде психофизиологических индикаторов неблагополучия и ничего не меняющее в картине мира и социальном функционировании личности или же откладывающее определенный отпечаток на индивидуально-личностные особенности, но позволяющее при этом задействовать до того момента нереализованный личностный потенциал?
Этот ряд вопросов может быть решен только с учетом существования в современной науке иного воззрения на психологические последствия "негативного" жизненного опыта.
Средний уровень реактивной тревожности по обследованной популяции в условиях обычного учебного процесса равнялся 39.8 ± 0.7 балла, а перед экзаменом - 56.5 ± 0.8 балла (р < 0.001). Следует отметить, что ситуация экзамена не только способствовала повышению общего показателя тревожности по группе, но и приводила к выявлению лиц со «сверхвысокими» показателями по шкале Спилбергера. У таких студентов отмечались острые невротические реакции в виде сильного страха перед экзаменатором или в виде диффузной, мало обоснованной тревоги за исход экзамена, сопровождавшейся выраженными вегетативными реакциями. Если в норме реактивная тревожность такого уровня была отмечена только у одной студентки из обследованной популяции, то непосредственно перед экзаменом 9 студентов демонстрировали сверхвысокие показатели тревожности с симптоматикой близкой к психопатологическим формам реагирования, а у 12 студентов показатели тревожности составляли от 66 до 70 баллов.
Экзаменационный стресс проявлялся в виде значительного ухудшения как субъективного, так и объективного состояния студентов во время сессии. По данным анкетирования, 34% студентов жаловались на учащение сердцебиения перед экзаменом, 32% отмечали расстройство сна в межэкзаменационный период, 20% - нарушение нормального тонуса скелетной мускулатуры (неуправляемая мышечная дрожь, скованность движений и пр.), 8% говорили о неприятных ощущениях в груди, 4% студентов жаловались на головные боли и т. д. Субъективные жалобы студентов на свое самочувствие нашли объективное подтверждение в результатах исследования их физиологических показателей (см. таблицу). Экзамен приводил к достоверному повышению частоты сердечных сокращений и величин артериального давления, что согласуется с данными, полученными другими авторами. Исследование активности вегетативной нервной системы показало, что эти реакции обусловлены как усилением деятельности симпатической системы (увеличением показателя ИН), так и ослаблением активности парасимпатической системы (снижением стандартного отклонения кардиоинтервалов SDNN).
Таблица 1
Показатели (*) состояния системы кровообращения и вегетативной нервной системы студентов во время обычного учебного процесса ("норма") и эмоционального стресса ("экзамен")
| Показатель | АДС мм рт. ст. | АДД мм рт. ст. | ВИК усл. ед. | ИН усл. ед. | SDNN мс |
| Норма | 114.3 ± 0.9 | 73.1 ± 0.6 | 4.2 ± 1.2 | 72.6 ± 4.9 | 63.6 ± 1.9 |
| Экзамен | 129.2 ± 1.5 | 81.9 ± 0.9 | 17.1 ± 1.4 | 161.6 ± 11.4 | 47.9 ± 1.8 |
| Достоверность отличий | р < 0.001 | р < 0.01 | р < 0.001 | р < 0.001 | р < 0.001 |
(*) АДС - артериальное систолическое давление; АДД - артериальное диастолическое давление; ВИК - вегетативный индекс Кердо; ИН - индекс напряжения регуляторных систем; SDNN - стандартное отклонение кардиоинтервалов.
Величина индекса напряженности регуляторных систем положительно коррелировала с уровнем реактивной тревожности, наблюдаемой перед экзаменом ( r = 0.27; р=0.023). В нашем исследовании не наблюдалось достоверной корреляции между ИН и уровнем личностной тревожности по Спилбергеру в условиях относительного покоя, о которой сообщали некоторые авторы, однако во время экзаменационного стресса между этими показателями отмечалась положительная корреляция ( r = 0.33; р=0.006). Также была выявлена связь между личностной тревожностью и приростом ИН у студентов на экзамене по сравнению с величиной ИН, регистрируемой во время обычного учебного процесса ( r = 0.24; р=0.038). Это может означать, что у лиц, обладающих повышенной личностной тревожностью, прирост активности симпатической системы на экзамене происходит в большей степени, чем у низкотревожных студентов. Вопрос об отношении между уровнем тревожности и успешностью деятельности студентов остается пока дискуссионным. Одни исследователи отмечают отрицательный характер связи между этими показателями, другие приводят данные о том, что высокие уровни тревожности положительно влияют на успешность обучения студентов. Сопоставление показателей успешности обучения и состояния вегетативной системы позволило выявить у отличников наибольшую выраженность вегетативной дисфункции, что трактуется авторами как возрастание физиологической цены за успешное обучение[10].
Альтернативой исследованиям, связывающим потенциал психологического воздействия экстремальных ситуаций с патологией психической деятельности, явилась концепция, в рамках которой воззрения на последствия травматического опыта не сводились к однозначности отрицательного влияния на развитие личности. Смысл этой точки зрения на функционирование человека, подвергшегося негативному влиянию тяжелых событий, может быть удачно передан высказыванием Ф. Ницше: "Что не убивает меня, делает меня сильнее"[11]. Речь идет о тех немногих работах, в которых с неизбежности потери чего-то важного для человека фокус внимания перемещается на возможность приобретения, обращения кризиса и обусловленных стрессом психических поломок в потенциальные человеческие возможности. Исследованиям, придерживающимся такой точки зрения на сущность человеческой природы, в большей или меньшей степени присуще понимание личностных ограничений не как слабостей или изъянов, но как потенциальных человеческих возможностей. Страдание, обладая подчас разрушительной силой для личности, одновременно может способствовать и актуализации этих возможностей.